МАЛЕНЬКАЯ СКАЗКА
БОЛЬШОГО ПОРОСЁНКА

Совершенно дикий полосатый поросёнок Федя растянулся в луже, положив голову на солнечное отражение, как на подушку. Всё, что нужно для его поросячьего счастья, было при нём: полный еды живот, тёплая грязь под правым боком, тёплое солнце над левым. Поросёнок слегка прикрыл глаза и блаженно захрюкал.

Известно, что счастливые часов не наблюдают. Не замечал их и Федя. Но вот солнышко ушло из-под его головы, подул холодный ветер, голодно и зло заурчал желудок. “Надо идти к кому-то на обед, — решил поросёнок. Добывать самому себе пищу он не любил. Чего уж греха таить, ленив был кабанчик. –- Сходить к козе, что ли? — размышлял он, — уж очень хороша у нее тушёная капуста. А может, к зайчихе… пожевать морковки? А может…”

Пока Федя раздумывал, небольшие серые тучки на небе решили поиграть с солнышком в каравай. Они окружили его плотным хороводом и запели:

— Каравай, каравай, кого любишь, выбирай!

Но солнышко никого из них не выбрало, а схватило пролетавшее мимо прелестное жемчужное облако и закрыло им пылающее лицо. Тучки обиделись до слёз, и по поросёнку застучали крупные и частые капли дождя. Он выскочил из лужи и без долгих рассуждений устремился к дому козы, потому как тот находился ближе других.

Тем временем семья козы сидела за обеденным столом: сама коза, трое козлят и старый козёл-пенсионер. В избе было чисто и уютно. На окнах висели кружевные занавески, в комнате пахло вкусной тушёной капустой, которая в огромном горшке стояла на столе. Только коза сняла с него крышку, как в комнату ввалился свежевымытый дождем полосатый Федя.

— Здравствуйте, приятного аппетита, — приветливо сказал он с порога. — Вот, забежал к вам немного обсушиться.

Хозяйка нахмурилась и ничего не ответила: прекрасно знала она повадки этого незваного гостя.

Козлиная семья молча приступила к еде.

— Пока вы обедаете, — проглотив слюну, вкрадчиво начал поросёнок, — я расскажу вам интересную историю, которая приключилась со мной. — И, не дождавшись ответа, он начал свой рассказ: — Как-то раз наша мама отправилась за продуктами, а нас, семерых очаровательных поросят, оставила дома одних, под моим присмотром. Дело в том, что я первый появился на свет, а потому был самым большим и умным. Мы играли в лесу, а к приходу мамы вернулись домой. И тут оказалось, что самого маленького нашего братишки Пети нет. Вместе с мамой мы обыскали всё вокруг, но братца так и не нашли. Тогда я, как самый большой и умный, сел в уголок и принялся усиленно думать. И вскоре в моей голове появилась блестящая мысль: “Надо бы обнюхать все места, где мог играть Петя. Возможно, его кто-то похитил. А если это так, то наряду с ароматным поросячьим духом обнаружится и запах похитителя”. Надо заметить, что нюх у меня отменный, лучше чем у собаки-ищейки. Например, мой нос чувствует запах грибов-трюфелей, растущих под землёй.

Не желая попусту тратить время, я незамедлительно вышел из дома и принялся за дело. Везде пахло только кабанами, и лишь возле куста чертополоха мне удалось уловить запах человека.

Услышав это, козлята перестали работать ложками и, разинув рты, уставились на рассказчика. Козёл приставил копыто к уху, и даже коза с интересом повернула голову в Федину сторону. Видя всеобщее внимание, поросёнок уселся за стол, положил ноги на стол и принялся с аппетитом уплетать капусту.

— А дальше, дальше-то что? — наперебой заблеяли козлята.

— А дальше, — не прекращая жевать капусту, Федя продолжил свой рассказ, — дальше я пошёл по следу, пахнущему человеком и поросёнком. Шёл долго и наконец очутился перед человеческим жильём. Белый дом стоял в саду, полном спелых фруктов: яблок, груш, слив, вишен… Они висели на деревьях и во множестве лежали под ними. У меня даже слюни потекли — так мне захотелось их отведать. И я бы, конечно, не упустил такой возможности, если бы… Если бы не громкое чавканье, доносившееся из сада. Приглядевшись, я увидел… Кого бы, вы думали? Конечно, Петю, моего пропавшего брата. Устроившись под грушевым деревом, он как ни в чём не бывало с аппетитом поедал опавшие плоды. “Петя!” — тихо хрюкнул я, просунув голову в дыру забора. Братец оглянулся и, увидев меня, аж завизжал от восторга: “Иди скорее сюда, — позвал он, — здесь так много всякой вкусной еды. Человек пригласил меня в гости, пустил меня в свой сад, но здесь так много всего, что одному мне не справиться. Забирайся сюда! Поживём здесь с недельку, отъедимся и вернёмся домой”.

Из сада так вкусно пахло душистыми фруктами, что я, даже не посоветовавшись со своими извилинами, полез через дырку в сад. И через минуту мы уже чавкали с Петей на пару, переползая от дерева к дереву и всё больше набивая животы. В конце концов мы наелись так, что тут же и заснули под одним из деревьев. А когда проснулись, были страшно удивлены: проснулись мы не в саду, не под фруктовыми деревьями, а в хлеву, на соломе. Высоко, под самым потолком, тускло светилось маленькое окошечко, да слабые солнечные лучи едва пробивались через щели плотно запертой двери. Всё это было очень странно.

Я встал, огляделся, заставил себя пошевелить извилинами и понял, что мы с братцем попали в западню.

В это время открылась дверь и в сарай вошли двое — мужчина и женщина. Они внимательно осмотрели нас, как будто ни разу в жизни не видели поросят, бесцеремонно ощупали со всех сторон, после чего мужчина удовлетворенно произнёс: “А второй-то кабанчик будет побольше первого. Подкормим его ещё немного и к празднику заколем, — и тут я понял, что речь идет обо мне. — А маленького подержим до зимы. Хорошая закуска будет к Новому году”.

От этих слов мне стало не по себе. Щетина на мне встала дыбом, и я превратился в щётку. А женщина тем временем поставила на пол корыто и наполнила его пареным горохом. “Хрюши, хрюши, хрюши”, — это она пригласила нас к обеду.

После того как двери в сарай закрылись, мой братец, успевший проголодаться к тому времени, подошёл к корыту и начал с завидным аппетитом уплетать похлёбку. Я же есть не мог — от страха еда вставала поперёк горла, да и горох был плохо запарен.

Когда Петя поел, я объяснил ему, в какие гости мы попали. Но лучше бы я этого не делал: братец мой начал визгливо рыдать, а его хвостик-кренделёк задрожал как осиновый лист. Тогда я опять пошевелил извилинами и строго прихрюкнул на него: “А ну прекрати свой поросячий визг! Давай лучше соображать, как выпутаться из этой скверной истории. Впрочем, шевелить мозгами — это не для тебя. Зато твое рыльце может сгодиться для другого. Иди вон в тот угол сарая и рой землю, как экскаватор. Сделаешь подкоп — и мы на свободе”.

Братец быстро успокоился, побежал в дальний угол, где земля была порыхлее, и взялся за дело. Копал он целый день, несколько раз подбегал к корыту, чтобы подкрепиться, и снова принимался за работу. Уже под вечер, усталый и согнувшийся, он еле добрался до соломенной подстилки и прошептал мне на ухо: “Завтра утром докончу”.

Довольные, полные радужных надежд, мы улеглись спать.

Наутро подкоп был готов. Братец первым выбрался из хлева и радостно захрюкал, приглашая меня следовать его примеру. Я сунулся в отверстие и… о ужас! Протиснуться в него я не мог. Только теперь я понял, какую оплошность мы совершили! Ведь Петя был меньше и тоньше меня, и лаз под хлевом он выкапывал, примеряя его к себе. Вот я и застрял в этой яме — только назад, ни шагу вперёд! С трудом изворачиваясь, я начал лихорадочно увеличивать размеры дыры и даже сумел продвинуться немного, но в это время дверь хлева распахнулась. “Ах вы неблагодарные свиньи! — закричал хозяин с порога, сразу догадавшись, в чём дело. — Надо спустить с цепи Трезора, — обратился он к хозяйке, — он живо загонит их на место”.

— А Трезор — это кто? — спросил старый козёл, тряся жёлтой бородой.

— Дед, не перебивай, — застучали копытцами козлята. — Рассказывай дальше, — попросили они Федю.

— Трезор — это злая цепная собака. А дальше мои извилины выдали блестящую мысль, и я бросился к корыту. Там я выбрал четыре крупные, твердые как камень горошины, заложил их себе в ноздри по две в каждую и повернулся к хозяевам. Они уставились на мою гневную физиономию, и тут я чихнул. Чихнул с такой силой, что горошины, как пули из двустволки, вылетели из моего пятачка. Две впились в лоб женщине, и она упала без сознания, а две другие навылет пробили ногу мужчине. Он схватился за неё, закрутился на одном месте и завизжал так, как визжал мой дедушка, когда ему в пятачок вцепилась собака.

— Помню, помню этот случай, — проблеял козёл, — тогда весь лес о нём говорил.

— Дальше, дальше, — требовали козлята.

— Видя, что хозяевам не до меня, я выскочил из хлева, закрыл дверь на засов, послал воздушный поцелуй Трезору, и мы с братцем убежали в лес.

В поисках дороги домой долго блуждали. Уже стемнело, появились звёзды. Я сел возле куста, подумал и вспомнил, что, когда я шёл к дому человека, солнце отчаянно слепило мне глаза. А это значит, что я двигался на юг. Наш дом находился за моей спиной, и всякому, даже не очень умному поросёнку было ясно, что он располагается севернее. Ночью север легко определяется по звёздам: там сияют два ковша — Большая и Малая Медведицы, а на хвосте у Малой блестит Полярная звезда. Я устремил глаза в небо, пошарил в мириадах звёзд и вскоре обнаружил полярную красавицу. “За мной!” — сказал я Пете и пошёл прямо на неё. Вскоре мы были дома. Этот случай навсегда оставил след в моей жизни. Теперь я всегда хожу вооружённый. Вот горошины, — Федя потрогал сумочку, висевшую на шее, — и чихаю на всякого, кто вздумает меня обидеть. Чихаю метко и раню сильно.

— Теперь, кажется, всё, — сказал поросёнок, облизывая пустой горшок.

Обедом все остались очень довольны.