МАСКА
Я вашу маску видеть не могу:
На ней не то, что разглядел Жуковский, –
Нет-нет, не мысли запредельной свойство,
Переходящей в вечности строку.
Я буду слушать долгую пургу –
Как в белых мыслях зазвенели сосны…
Я вашу маску видеть не могу!
Она скрывает и пургу, и солнце.
Блеск спиц в родных морщинистых руках…
Арина Родионовна в веках
Нам что-то вяжет вновь под старой шалью,
А вы над строчкой зхамерли в углу…
Я вашу маску видеть не могу!
Лицо любви к лицу я приближаю.
ДУЭЛЬНЫХ НЕСКОЛЬКО ШАГОВ
Я ничего не понимаю!..
Дуэльных несколько шагов
Я от берёзы отмеряю…
Искрится снег, пылает кровь…
И ветер с блёстками играет.
Здесь люди из-за пустяков,
Играя с жизнью, умирали.
О, пятна красные веков!
Десяток муторных шагов…
Почти в упор… Вот – Пушкин рядом,
Допустим… А Дантеса-гада
Потом и век не смог убить.
Кора берёзы – в бакенбардах.
Виденья – не остановить.
ОСИПОВА НАД ПУШКИНЫМ
Прасковья Александровна была
Потрясена?..
Да нет, не это слово.
Раздавлена?…
Да нет… Она готова
Была упасть во тьму его чела
И отыскать, и возродить там снова
Ту жизнь, какая некогда цвела,
И мысль в цветах звенела, как пчела.
Тригорский скат… Околица… Берново…
Смерть забрала?..
Нет-нет, не забрала!
ЗВЕЗДА
Звезда улыбкою печальной
Тихонько свкетится вдали.
Любовь не стала ведь прощальной:
Вы до заката не дошли.
ДАР
Зачем забросили вы дар –
И сказочный, и настоящий?
Судьба повымела сей жар,
Недолго во печи горящий…
Ершов был в “Горбунке” удал,
Но он пред вами – просто мальчик.
И сам он вскоре стал пропащим.
Но в а ш зачем порог настал…
Зачем шагнули не в метель,
А в ту бездарную дуэль?
Вы б не писали больше прозы –
Поскольку
Barri Cornwall
Вам доставлял иную боль…
Какие глупые вопросы!..
ПУШКИН НАД “ПАМЯТНИКОМ”
– “Я памятник воздвиг…”
Да-да, конечно.
Коль произнёс – дела, видать, к концу.
И муза уж не в платье подвенечном,
А тёмный цвет ей явно не к лицу.
Я памятник воздвиг, роняя искры
И возжигая в душах белый свет, –
Не монумент, не столп Александрийский.
Я говорить заставил инструмент!
Не дремлют в задышавших звонких струнах
Ни облака, воспрявшие вдали,
Ни бег саней, ни смех прелестниц юных,
Ни рокот дел России и Земли.
Я был правдив и в самых горьких строках,
Какие превращались в мятежи.
Я памятник воздвиг для чувств высоких
На небе всей очнувшкейся души.
Я памятник воздвиг для новой встречи,
И у свечи стою с озябшим ртом.
Вокруг мой мир смеркается конечный,
Но Млечным он становится путём.
Значенье сердца есть значенье света
И солнца, и каминного огня.
О муза! Дай договорить поэту
То, что в слезах прервалось у меня.
ОБСТАНОВКА
– Александрина и Катрин
Ушли… А Натали – больная.
И мир, наверно, не узнает –
Когда бываю я один.
ПУШКИН – ЯМЩИКУ
1
– Пой, ямщик, “Лучинушку-лучину”.
…Как там?.. “Что же не светло горишь?”
Ты мне, милый, сердце озаришь
И задуешь песней грусть-кручину.
2
– Гони, ямщик!
Летим к цыганам!
(Как тесно сердцу и уму!) –
Чтоб задохнуться чувством странным
Любви неведомо к кому.
…И не спеши, ямщик, оттуда.
Как много мне сумели дать!
Я не хочу златое чудо,
Ах, на ухабах расплескать.
ВНОВЬ ОН ПОСЕТИЛ
1
Что посетил опять – он знал:
Вернётся только после смерти:
“Нащокин, как песочек светел…
Он, право, мягче одеял”.
2
– Мать-Родионовна, я стар…
Меня бы ты и не признала,
Когда бы из могилы встала.
А я б тебя всегда узнал.
3
– Ах, Марьюшка!
Ты изменилась.
– И ты, кормилец, тоже… да.
…А где ж во лбу твоём звезда?
В какой вдруг обруб обвалилась?..
4
ПУШКИН – СЕСТРЕ
– Ты молвишь: похудел и пожелтел?
Да что поделать?
Даже вот страницы
Мои желтеют…
Надо торопиться.
…Ах, сколько я, сестрица, не успел!
5
– Сосёнки новые шумят…
Как их отрадно лепет слушать.
…В каком-то небе обнаружат
Себя? И чей приветят взгляд –
Допустим, даже через век?
Иль срубят их и не допустят?
…Там тоже будет человек –
Тиран, предатель или узник.
6
– Писать?
Нет-нет, не та погода,
Хоть краски осени живы.
Читать романы Вальтер Скотта
В закладках розовых листвы.
Дичает осень во тетрадке.
И как же холодно опять
Морщин больные отпечатки
На мутных окнах оставлять.
7
– Прасковья Александровна всё та ж.
А барышни её давно замужни.
Мне лишь озёра, мельницы здесь нужны.
Я в сердце уношу родной пейзаж.
Им перед смертью грустно подышу,
Как некоей осеннею сиренью.
А после это сердце положу
Вот здесь, у монастырских стен, под тенью.
“ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЛУКУЛЛА”
– “Выздоровление Лукулла”.
Уваров в нём себя узнал.
Цензура горестно вздохнула,
И царь чуть с трона не упал.
Но был недолго гнева пленник
И не упрятал во тюрьму.
И разрешил ведь “Современник”!
Он, видно, знает что к чему.
ПРИЗНАНИЕ СОЛОГУБА
– О Господи! Мне! С Пушкиным! Стреляться?
Мне, что ж, не дорога России кровь?
…Опять дуэль, возникшая из танца?
Безумье из дурацких пустяков?..
За то, что мы слегка не так взглянули?
И был неловок я с его женой?
Мне – не смешно:
А вдруг слепая пуля
Действительно окажется шальной?
…Не получилось с Пушкиным стреляться!
И, значит, повольнее стало жить.
Но вечно будут мне теперь пытаться
К судьбе его участие пришить.
ПУШКИН О МАТЕРИ
– Вот матери могила…
Боже мой!
Друг друга не узнали мы, однако.
Лишь пред кончиной луч блеснул живой
И сразу перешёл в значенье мрака.
ПУШКИН – ЯКОВЛЕВУ
– Прости, что я не смог с тобой проститься.
Ты знаешь, пор натуре я простой:
Меж пальцев – деньги,
А меж мыслей – птицы.
Вот и остался вскорости пустой.
ПУШКИН – ЖЕНЕ
– Мой друг, и ты ударилась в стихи?
А мне мои, как видишь, надоели.
…Ну вот у нас и общие грехи.
Пора бы помолиться, в самом деле.
СМЕЮЩИЙСЯ ПУШКИН
– Смеюсь, что аж кишки видны, –
Брюллов так по меня промолвил.
Но мне не осветить здоровье
Всей вашей глупой тишины.
ПУШКИН О СТРАЖИНСКОМ
– Пришёл ко мне Стражинский некий
И степь так чудно описал.
И – не потребовал похвал…
Какие зори в человеке!
РАЗГОВОР О КОЛЬЦОВЕ
– Как свеж Кольцов…
Побольше бы культуры:
Он диковат, хотя душой не слеп.
– Да полно, братцы! –
Пушкин молвил хмуро, –
В культуре может задохнуться степь.
ПУШКИН О ЧЕРНОВИКАХ
– Черновики я тоже берегу.
А вдруг меня потом переиначат?
Хотя и не надеюсь на удачу,
Но с ними я надеяться могу.
ПУШКИН О ПАСХЕ
– “Христос Воскрес!” –
Колокола
Об этом звонко возвещают.
Целую всех, души не чая!
Вот в чём судьба всегда права.
НАВОДНЕНИЕ
“Нева вздымалась, словно зверь…” –
Сметая домы и кладбища,
Но раскрывалась в небе дверь
Для Музы нового жилища.
ПУШКИН – СМИРДИНУ
– Что, Смирдин?
Книга стала подороже?
Как думаешь –
Нескоро продадут?
Смотри – в окне к тебе какие рожи!
…Ну ты, однако, процветаешь, плут.
ПУШКИН – НАЩОКИНУ
– Приехал, а Наталья родила –
Незадолго…
Я вскрикнул: “Неужели?…”
И подарил твоё ей ожерелье.
Ты знаешь, как она в нём расцвела!
ПИСЬМО ОТ КЮХЕЛЬБЕКЕРА
1
– От Кюхельбекера листы
Кто передал вам?
– Я не знаю.
Метель была настолько злая –
Я не успел поченсть черты.
2
– Ах, Кюхля, Кюхля!
Что же он? И там
Кривит лицом,
Но прям душой метельной?..
…Но я ему своей тоски не дам:
Его – больна.
Моя – уже смертельна.
НА ЛИЦЕЙСКОЙ ГОДОВЩИНЕ
“Была пора… Наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался…” –
Он это произнёс и разрыдался,
Увенчанный печалью и бедой.
И Илличевский под бокалов звон
Сказал: “Он отдал всё же дань высотам –
Царя он здесь назвал “Агамемнон”,
Навек простясь с “кочующим деспотом”.
СОСТОЯНИЕ
1
“Снова тучи надо мною…”
Мглою стала тучи тень.
Непонятно, как ночное
Небо вдруг ворвалось в день?..
2
Приходит ночь, минуя вечер,
Подошвой давит небосвод,
И снег вращает не колечки,
А петли возле дома вьёт.
3
– Я в Тартар вот спровадил Командора,
И донна Анна всё без чувств лежит,
Но он оттуда возвратился скоро
И не простил обиду из обид.
4
– Я посмеялся над могилой
Когда-то в юности, тогда…
И кисть Кипренского остыла
Когда во лбу зажглась звезда.
Но сновиденье истомило
Всё – об одном
И всё о том –
Смеётся надо мной могила
Старушьим безобразным ртом.
5
“Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю…”
Но упоенье неуместно,
Где одинок и смутен бой
С неверной, гибельной судьбой,
Когда душа вдруг стала бездной.
6
“Отцы пустынники и жены непорочны…” –
Во мне, молитва Сирина, звучи.
…Лампада гаснет пред иконой ночью,
Почти не зажигаясь от свечи.
Слова молитвы – словно соловьи.
Но почему от них мне не согреться?
Смренья дух, терпенья и любви
Стоит и плачет у гордыни сердца.
7
– Бескрайнее и крайнее сошлись:
И явь, и сон…
Свобода с несвободой.
Безверие и вера мучат мысль,
И рушатся, как стены, все высоты.
8
– Так что ж – судьба как обезьяна?
…Бредёт, событьями звеня,
Блюёт чужою кровью спьяну!
…И вот – увидела меня.
ГОЛОСА ВО ТЬМЕ
4 мая был я принят в масоны.
А. Пушкин. Из Кишиневского дневника. 1821 г.
Я, нижеподписавшийся, сим объявляю, что ни к какой
масонской ложе и ни к какому тайному обществу ни внутри империи, ни
вне её не принадлежу и обязываюсь впредь оным не принадлежать и никаких
сношений с ними не иметь.
Титулярный советник Пушкин.
4 декабря 1831 г.
1
Когда б он был бретер и пустозвон –
То всё равно: его иль он пристукнет,
Но, господа, он был и есть м а с о н.
“Отступник” же рифмуется с “преступник”.
“Овидиева ложа”. Кишинёв.
А в Петербурге мы его позвали –
Он отозвался так на этот зов:
“Какая скука…”.
Чуть не ругань дале.
Он, господа, конечно, не профан,
И он давно умён до неприличья.
Мы ж залучить затеяли туман,
Чтобы вдохнуть в него с в о ё обличье.
Нам нужен был поэт-космополит,
Лишь мировому действию подвластный,
Но он давно ведь безраздельно слит
С одним глухим и варварским простарнством.
“Не состою” – о нас царю сказал
И закрепил в известном документе.
…От нас уходят только лишь в а с т р а л!
И остаются только лишь в легенде.
2
– Тяжёлый случай.
– Нет, весьма простой.
Лишь надо заглянуть в раздумий книгу.
Чтоб окахался он за той чертой,
Давайте поумней сплетём интригу.
Родим вкруг отщепенца суету –
Пусть задохнётся в горечи и быте,
И уж потом его за ту черту –
Да-да! – умчит сама петля событий.
3
Всё по порядку.
Пущен в ход Дантес.
С ним Геккерен… Известные канальи.
Им делать это, нет, не надоест –
Когда приказом жёстким их сковали.
Идея – ревность, травля за стихи.
Наверное, подключим Несссельроде.
Оскалят зубы все его грехи!
…Уже он мёртв!
И при любой погоде!
4
– Но, господа, вмешался в дело царь.
Расстроена дуэль…
– Да-да… конечно.
Мы и царя смирим…
Смиряли встарь
И не таких владык!
Они – вечны.
Давайте, господа, родим диплом,
Произнесём фамилию “Нарышкин”.
Мы этим очень много намекнём
Царю, ему…
И всё не будет лишним.
5
– Всё по порядку.
Женится Дантес.
И отщепенец наш – давно недужит.
Уже родился пошлый интерес
К его делам;
И он его задушит.
6
Finita la comedia!
Д
у э л ь.
Он Геккерна обнёс глумливой бранью.
Он для Дантеса –
Простенькая цель.
…Всё, господа!
Окончено собранье.
АЛЫЙ СВЕТ
– …Болит, как с перепою, голова,
И слишком громко время ударяет.
Горит в камине Болдина листва…
Иль алый свет о ней напоминает?..
Уймись, остынь, о Болдина листва!
Седеет голова, седеют выси.
Давным-давно раздеты дерева,
И колют небеса суками мысли.
РЕВНОСТЬ
– О ревность! Молния-змея!
В душе ты вновь сверкаешь-жалишь
И расставанье приближаешь,
Вия колечки бытия.
ДВЕРИ В СЧАСТЬЕ
– Нет. Двери в счастье не отворены.
А если распахнуть порой удастся –
Ты там увидешь только свет луны,
Где тучи вьются и болит пространство.
ЖАЛЬ
Бумаги не успеть мне перебрать.
Как жаль… А вдруг и после не успею?..
…Ах, поздно, поздно мне уничтожать!
И замусолят грешную тетрадь!
…Закрыть её, как дверь, тоской своею?..
ПЕРСТЕНЬ ВОРОНЦОВОЙ
“Храни меня, мой талисман”?..
Кольцо, наверно, разобьётся:
Оно ведь всё-таки не солнце,
А окружающий туман…
ЗА ШАГОМ ШАГ
Граф Сологуб и Аршиак…
И звон часов во снах метельных.
За шагом шаг…
За шагом шаг! –
К тем – десяти шагам дуэльным.
МОМЕНТЫ
Колода карт.
Багровая метель.
Жена нежна и Муза белокрыла.
Страсть и дуэль.
Поляна и – постель,
Какую смерть ревниво постелила.
ОБ ИШИМОВОЙ
– О чём Ишимова?..
Ах, да.
Простор бы дать её открытьям.
Как дама милая горда
И как нежна к Земли событьям.
НА МЕСТО ДУЭЛИ
– …Да полно, полно, брат Данзас.
Чрез Петропавловку поближе.
Кто упадёт,
Кто сдачу даст –
Судьба решит…
Гони, гони же!
РОК
Взмахнул на облучке глумливый рок –
И запорхало вдруг с набрякшей выси.
Мелькнули хлопья, как обрывки строк,
Не задевая горестные мысли.
ШЕСТИКРЫЛЫЙ СЕРАФИМ
Ни зайца, ни священника навстречу.
И только шестикрылый серафим,
Слезу стряхнув, прервал любви наречье
И в небесах рассеялся, как дым.
ВЗДОХ ДАНЗАСА
– Я не ошибся?..
Это ж Натали!..
Да что она?..
Настолько близорука?!
Ах, Боже мой!
Какая ж это мука!..
И сани не сломались, понесли!
ПУШКИН О ДАНТЕСЕ
– …И на дуэль наделся, словно франт.
Но мы в одежде кое-что подправим.
Нахмурился…
Сейчас он не забавен.
…Что ж Аршиак так медлит…
Вот педант!
ВЫСТРЕЛ
– Тяжеловат для пальцев пистолет.
И холоден.
И даже как-то странен.
И вьюга в солнце –
Как в горячке бред…
…Да я в снегу!
Уже, выходит, ранен?..
В ОТВЕТ
– Подняться бы…
Как этот снег горяч.
И сколько уж на нём багряных льдинок.
Неужто мой противник –
Мой палач?
…Где пистолет?..
Продолжим поединок!
ВОПРОС
– Убит ли он?
– Да нет, слегка задет.
– И снова жив?..
Прости… Мутится память…
Выходит, я поранил белый свет?
…Но ведь упал!
Ах, да… Привык он падать.
ПУШКИН О СОЛНЦЕ
– Что ж сани так потряхивает путь?..
Ну, поднимите ж… Или не удастся?..
…Да мне на солнце хочетяс взглянуть!
…Прощай, светило…
Здравствуй… Благодарствуй.
…Ты, солнце святое, гори!
Ты, солнце святое, не падай.
Ты лучик хотя б подари –
Чтоб легчяе лежать под лампадой.
О РАНЕ
– Смертельна рана?..
Правда?… Ну, спасибо,
Что вы сказали…
Даль, не суетись…
Вот, наконец, когда я сброшу глыбу,
Какая прежде называлась ж и з н ь.
ОБРАЗ
– Мгновений растревоженные лица…
Что?.. Не хотят, боятся отпустить?..
Мелькнувший образ…
Не с кем поделиться…
Пусть небеса возьмут его опять.
КТО ТАМ?..
– Кто там сейчас?… Жуковский?..
Ах, тоска…
А где Карамзина?..
Да нет… другая.
…Да кто там плачет около виска?..
Неужто Арендт?…
…Ах, тоска какая!..
ПУШКИН – ЖЕНЕ
– Нет, ты не виновата… Подожди…
И посиди со мной перед дорожкой.
И замуж после всё-таки иди…
Для жизни – жизнь…
Ах, как горька морошка…
ЗАПИСКА ОТ ЦАРЯ
– Что ж пишет царь?
…Записка интересная.
Скажите, что царя благодарю.
…Ну что ж! Отдал я кесарево кесарю,
А богово я Богу отдаю.
ТЕНЬ НАДЕЖДЫ
Есть тень надежды, но надежды нет,
Как тень от тучи – только призрак тучи.
А в призраке и струи не поющи,
И погибает солнца мудрый свет.
Есть тень надежды… Только ждёт поэт
Саму надежду… Как врачи сказали…
Слова их, как пиявки, отсосали
Дурную кровь… Предсмертной мысли бред.
Вот зайчик солнца среди тучи… Нет…
Он, лишь скользнув, минул поэта вежды,
И – зазмеилась крвоь из-под одежды.
…А дальше – что ж? Друзей прощальный гул.
И каждый – что ж?… Утешил? Нет, вздохнул…
Тень смерти там – где тень была надежды.
ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ
“Опустите сторы… Спать хочу”, –
Напоследок хрипло он промолвил.
…Доверялся раньше он лучу,
Вьюге и разгулу гневных молний.
Да! был волен, силен с ними он
В том небесном совестном законе.
…Ах, как мчали тучи, словно кони,
В даль былых воспрянувших времён.
Но сейчас он просто чаял сна,
Вверясь Далю, зеркалу, иконе…
Может, скоро будет и весна
В златотканом, златоструйном звоне…
Но сегодня, как метель во кроне,
В кудрях заблудилась седина.
ЧЬИ ШАГИ?
– Кто там идёт?..
Не смерти ли шаги?..
Иль оглянулась жизнь?..
Да нет, едва ли…
Жуковский, книги, книги сбереги…
Ах, Даль!
Мы так по ним с тобой гуляли.
ПОСЛЕДНИЙ МИГ
– Жизнь кончена… Как давит тяжело…
(И на челе подобие печати.
И в зеркале горит моё чело…)
Ах, там я весь…
А здесь, а здесь… прощайте.
КАМИН ВЗДОХНУЛ
Камин вздохнул…
И сотни снегирей,
Едва взлетев, погасли в тёмном чреве.
И было зябко некой юной деве
От пушкинских погибших светлых дней.
СТРЕЛКА ЧАСОВАЯ
…И стрелка часовая замерла
Оглоблей иль верстою полосатой.
И время, словно лошадь, ваиновато
Упало в снег…
Его задела мгла.
СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ
“Смерть обнаружила в характере его
Прекрасного и доброго немало…” –
Слов Вяземского только не хватало,
Чтобы усилить боли торжество!
Смерть, как ловец жемчужин, здесь стояла,
Сказав: “Смотрите! Вот слова его.
Вот чувства… Больше нету ничего,
Чтобы мерцало так и так сияло…
Я это оставляю, люди, вам.
Хотите – украшайте ими храм.
Что заберу – в том нет лучистой сути”.
…Как больно эти помыслы нашлись.
Как странно: смерть вдруг озарила жизнь.
А что же люди?.. Где же были люди?..
ПЕЧАТЬ НА КАБИНЕТЕ
Печатью запечатан кабинет.
Он – словно бы письмо сейчас в конверте.
Войти в него лишь может сам поэт.
Да, после смерти… Даже после смерти!
Он смотрит на листки прожитых лет.
Но – ах, как пожелтели годы эти.
Они – в ответе, лишь они в ответе!
Ах, росчерки пера… Ах, давний бред…
Увидят всё… В печать оттиснут всё!
И – ну судить! И – забирать в кольцо
Всё, что черкнул, в чём годен-непригоден.
…Поэт, как ветер, в кабинете бродит:
Ах, разорвать бы… Жаль. что он бесплотен.
Печать тоски сейчас – его лицо.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЖУКОВСКОГО
Жуковский день рождения встречал
У пушкинского горестного одра.
В ногах и мыслях чувствуя нетвёрдо,
Шептал совсем неслышно – как кричал:
“Что видишь, друг?.. Я так сегодня мал,
Чтоб дорасти до этого виденья –
Где ты стоишь счастливейшею тенью,
И смотришь на меня из всех зеркал…”.
Василь Андреич скорбный бюллетень
В ладони комкал… И – возникла тень.
И осветилось голосом пространство:
“С днём Ангела, Жуковский. Но прости,
Что так нелепо встретились пути:
Вот видишь, нам и в смерти не расстаться”.
НАЩОКИН
– Нащокин дома?.. – Пушкин произнёс.
Никто ему на это не ответил:
Ведь он уже был просто луч и ветер
С метелью неприкаянной вразброс!
– Нащокин дома?.. – крикнул гневно вновь.
Нащокин этот вдруг вопрос заметил.
Вскочил! И рассмотрел курчавый ветер…
И – всё. И – тишина! И – бой часов!
– Как больно мне! – Нащокин закричал. –
Вот здесь, где сердце… Вообще… В просторе…
Ведь не на счастье ты пришёл… На горе!
Меня бы захватил с собою, что ли?..
Тебе тот свет, наверно, тоже мал.
– С тобой просторен, – голос отвечал.
ОТТУДА
– Что там внизу?
…Ах, да… мой гроб летит
В рогожной заметеленной одежде.
Он скоро будет от меня сокрыт…
Ага, уж повернул…
– Кем был я прежде?..
|