ВЕЧНОСТЬ
Дуб ко всему бесстрастен был.
В его ветвей простор тяжёлый,
Случалось, залетали пчёлы
И тут же падали без сил.
Когда гроза стальным лучом
В него ударила из бездны –
Он лишь слегка повёл плечом,
Как от пчелы шальной небесной.
Дуб за единственным следил –
Чтоб не был Высший Смысл нарушен.
…И даже подбежавший Пушкин
В нём ничего не пробудил.
Дуб и к нему бесстрастен был.
Он не терпел ни в чём беспечность.
Единственное подарил –
Надежду на тоску и вечность.
ПУШКИН – МИХАЙЛОВСКОМУ ДУБУ
– Зачем меня ревнуешь к кипарису?
Я знаю: ты ветвями прочитал
То, что в моей душе сейчас таится.
…Похоже, я о море отмечтал.
МИХАЙЛОВСКИЕ ЛИПЫ
…Вот липы, выстроившись в ряд,
Сметают солнце с небосвода,
И Пушкин этому не рад:
Он знал, о чём они шумят:
Ведь он и сам был часть природы.
ЕГО И СОЛНЦЕ, И ЛУНА
Души волшебные светила –
Его и солнце, и луна,
И – голубая тишина,
Какая память озарила.
Голубоглазая она.
Таким его и сердце было.
В Михайловском шумит сосна
Так широко, но не уныло.
Касаются его могилы
То мысль, то ветвь, то чистый луч…
Бурлит внизу Кастальский ключ,
И так его лазурны силы.
Его и солнце, и луна –
Глаза и памяти, и сна.
ДОРОГА
Дорогу слушал он под чутким небом
Босой ногой, как некогда Господь,
И был тогда его душевным хлебом
Светящегося облака ломоть.
ШЕСТИКРЫЛЫЙ СЕРАФИМ
1
…И шестикрылый серафим,
Что вышел из прибрежной рощи,
Взглянул в тоскующие очи
И Божий свет доверил им.
2
В Михайловском явился серафим
Во сне к затрепетавшему поэту.
– Останься здесь, и будешь ты моим.
Зачем тебе охота к пистолету?..
АВТОРСКИЕ ОТСТУПЛЕНИЯ
В ПУШКИНОГОРЬЕ
1
Господи! Хотя бы дождь,
Словно лира, звонкий, лунный,
Там, где Пушкин бродит юный,
Струй ловя святую дрожь.
2
Озёра. Облака – как ветки сада.
Весь окоём – задумчив и высок.
Я на скамью Онегина присяду
И подышу святым простором строк.
3
Неужели Пушкин далеко?
Нет, на расстоянии руки,
Что во сне тихонько гладит солнце,
Гревшее его хоть иногда.
4
О, патриарх михайловских лесов!
К тебе и я успел припасть щекою
И воспарил воспрянувшею кровью,
И глажу я твои морщины вновь
Такою робкой, зябкою строкою.
5
Листок михайловского клёна –
В моей тетрадке. Не боюсь.
Не безуханный он – зелёный.
Листаю, плачу и смеюсь.
6
Тригорское. Мне эха не собрать,
Что породил души его напев.
Как бусинки, рассыпались опять
Здесь голоса его встречавших дев.
7
С ветвей глядит задумчивая белка.
А может, солнце?
С ними он дружил.
Могилы нет.
Она – мираж, подделка.
Он прах давным-давно уж пережил.
8
Когда пишу, не отходя ко сну,
Себя я ощущаю с вами вместе
И постигаю вашу тишину
В таких родных задумчивых созвездьях.
9
О Пушкин! Где вы там? В Каком тумане?
Знакомы ль там вам смех и боль, и страх?
Похожа ль Вечность на былую няню?
Какие спицы блещут в облаках?..
ПЛЕТНЁВ – ПУШКИНУ
– 2400… Немного,
Но всё же отпечатано уже,
И твой “Онегин” навсегда в душе
У тех, кто взял его… Совсем неплохо!
Со Слёниным условился о том,
Что он продаст или отдаст на руки
Такой родной, такой желанный том!
Во буквах обитающие звуки.
ПУШКИН – БРАТУ
– Ах, милый! Наконец, письмо твоё.
Как славно, что не длинно, не угрюмо.
“Онегина” пошло житьё-бытьё!
Читал в “Пчеле”… Ну то-то будет шума!
А Дельвиг вправду хочет навестить?
Скажи, что с нетерпеньем ожидаю.
Ты знаешь, не могу себя простить,
Что я о нём не часто вспоминаю.
“О, ДЕЛЬВИГ МОЙ…”
1
– Ленив, барон, ох, как же ты ленив.
А в жизни надо быть посуетливей.
Но в главном ты, по-моему, счастлив.
Нет-нет, не спорь…Ты здесь меня счастливей.
2
– Любовь, барон, она и здесь живёт.
В тебя вот наши барышни влюбились.
А ты – колода… Что жалеешь мёд?
Ведь пчёлки-то уже засуетились.
3
– Покурим… Как пускаешь ты колечки…
Ах жизнь! Она такой поспешный дым.
Но не спеши, а то задушишь свечки.
Ишь, как дрожат…
Давай поговорим.
4
– Ты “Эду” Баратынского привёз?
Я думал: самого его притащишь.
Так что же он? Разжалован всерьёз?
– Солдат, солдат… Но ведь такой горячий!
Салон Закревской прямо с бою взял.
И вот – влюблён.
– Уж не в саму ль? Занятно.
Пойдёт ли губернатор на скандал?
Он так умело удаляет пятна!..
5
– Ах, Александр! Ах, как “Онегин” твой…
Вот, видишь, и от слёз не удержался.
Ты понимаешь, он – как свет живой!
Хотя во многом тенью разметался.
Ах, тень – как плащ.
О, милый Александр!
Ведь это же твоя, твоя крылатка
Над всей Россией.
– Выйдем лучше в сад.
Вот яблоко. Ну как?
– Куда как сладко!
…Нет-нет. “Онегин” – это не “Шенье”.
Не надо, Александр, политиканства.
Задумаемся лучше в тишине,
Что хочет от людей Земли пространство.
6
– Послушай. В Петербурге, говорят…
Есть нечто… Понимаешь, понимаешь…
– Ну да. Сплотились и взыскуют ад
Бестужев и Рылеев. Только, знаешь,
И в этом ведь банальные они,
Как в скучных и трескучих сочиненьях.
…Ты возражаешь, да?… Но ты пойми:
Они в своих запутаются мненьях,
Как в путах или даже в змеях… да.
Их не сорвав, дерзнуть свалить корону?
Им ведь уже сопутствует беда –
Нелепым и больным лаокоонам.
7
(…А может быть, чтобы встряхнулся он,
Ему мне прочитать хоть из “Бориса”?).
– Ах, Александр! Меня бросает в сон.
Ты мной, а я тобою утомился.
(…Как сладко спит, ленивец вдохновенный.
А на душе – теней сквозистый рой:
Сошло с Парнаса Дерево Вселенной
И вот его баюкает листвой).
8
– Ну, утро доброе, хоть полдень.
Барон, пора вставать… прости.
Ведь я тобой ещё не полон!
“На смерть Державина” прочти.
…“Державин…Аполлон… Венера… Хрон…” –
Ты их смешал в таком глубоком вздохе.
– Но обращаясь к Пушкину!
– О боги!
Ты мыслишь: на Парнасе будет он?
Мне вряд ли будет рад Анакреон.
Его я кубок мигом расплескаю.
А ты его возьмёшь степенно, знаю,
И сдуешь пену под небесный звон.
– Нет, Пушкин, ты меня переживёшь,
Хоть я храплю, а ты в мечтах витаешь.
– Молчи, молчи! Зачем такую ложь,
На вечер глядя, дерзостно вплетаешь?..
9
Рванём в Тригорское бегом?
И ты уловишь прелесть прыти.
…А то ведь нас обгонит гром!
Не небе – тоже ведь событья.
Прасковью Осипову мы
Своей “Элегией” уморим.
– …Вы так милы, о шалуны!
Ах, Пушкин! Попрощайтесь с морем
Ещё разок в стихах при мне:
“Шуми, послушное ветрило…”.
Я остальное всё забыла!
– …Ах, Дельвиг… Ты опять во сне.
10
– …И ты жениться хочешь? Ты?!..
Нет, уморил! Да ведь обманешь.
Но чьи небесные черты
Ты сновиденьем затуманишь?..
Скажи ты мне: она горда?
И хоть немножечко красива?
– Она спокойно-молода.
– Но ведь не так, как ты, ленива?
11
– Крылову кланяйся. Вы с ним
В библиотеке славно спелись:
Две туши… полки… книги… дым…
И – общий храп. Ну, прелесть, прелесть!
– Ах, Александр! Кончай хи-хи…
Как расставание серьёзно.
И превращаются стихи
В больной тоски метаморфозы.
– Ну-ну, барон… прибавь огня.
Как мы с тобой на слёзы слабы.
Смотри: тебя средь бела дня
Не убаюкали б ухабы.
12
– Счастливый путь!
…Уже трясёт
Его в дорожной колыбели.
Он так во сне и перейдёт
Во звуки лиры и свирели.
ВСТРЕЧА С АННОЙ КЕРН
1
– …Да. Образ, промелькнувший предо мной,
В моих уж сновидениях витает.
Он даже утром, даже днём не тает.
Наоборот: он – солнечно-живой.
Я – что? Влюблён?… Да что такое в ней?
Глаза и губы? Локон, может статься.
Но от её лица мне всё видней
Мечты невыразимое пространство!
2
– Его узреть мечтала страстно,
И вот – узрела божество,
Как солнце в кудрях… Я не властна
С ним осознать души родство.
Наш свет не сдует ветер злобный.
Я снова с ним и он со мной –
И голос, шуму вод подобный,
И Брента, полная луной.
3
– Вы покажите, Пушкин, Анне сад.
– Пусть нам вдвоём луна его покажет…
И пусть приют задумчивых дриад
Листвой лучей о многом нам расскажет.
Луна ушла в любимое лицо.
А может быть, лицо сияет в небе?
Везде лучи свиваются в кольцо…
Любить и жить… Какой счастливый жребий.
4
– Я, что же, думаю о ней
Гораздо больше, чем о музе?
Какая женщина родней?
Или замрут в одном союзе?
Да что такое в ней опять?
Но без неё ведь я исчезну.
…И раскрывается тетрадь,
Как под луной морская бездна.
5
– О! Чувств высоких океан
Вздымает радостно ветрило…
Такой наполненный стакан!
Его мне выпить сладко было.
И я опять, опять в хмелю,
И свет меня переполняет.
И я мгновения ловлю,
В каких она во мне сияет,
Как гений чистой красоты.
Но вот под тучкою смутилась…
Зовёт небесные черты
Души взволнованная милость.
…Прости, Жуковский, заблудилась
Твоя небесная строка…
О боже, боже… Как легка
Её походка…
Что же скрылась?
6
– Не уходите, я прошу.
Ах, вообще не уходите.
…Вот здесь – напротив – посидите.
Скажите что-нибудь.
– Скажу…
Вы сами знаете, что вы
Светлее дня, темнее ночи.
Не опускайте головы.
Теперь пусть скажут ваши очи.
7
– Что подарить хотите вы?
– Главу “Онегина”.
– А это
Что за листок?
(О, милость света,
Упавшая на тень травы…)
Слышней листвы… Всего-всего
Небесный трепет вдохновенья –
“Я помню чудное мгновенье…”
Не отбирайте же его.
8
– Проклятье! Я её забыть
Хочу бездарно и бесстыже.
Пишу о ней, что ненавижу!
А сердцу – нет, не уступить.
Вот на столе гелиотроп.
Вот камень, о какой споткнулась.
Ну, вот опять среди чащоб
Она в сознанье оглянулась.
Влюблён? Но боже! Что я ей…
Заняв её воображенье,
Я, может, в нём пребуду тенью
Средь отмелькавшихся теней.
И если некий вертопрах
В её глаза с участьем глянет,
И этот взгляд её обманет –
То будет смерть в моих глазах!
9
– Зачем я здесь? Зачем вы там?
И перелётное мгновенье
Не создаёт нам настроенье,
Хотя сопутствует мечтам.
Зачем вы там? Зачем я здесь?
Скажите, в чём предел ошибки?
Пришлите ж хоть по небу весть
Лучом участливой улыбки…
10
– То шумно-весел, то уныл,
То дерзок, то слегка любезен…
О, шумный вихрь! Как ты прелестен,
Как ты увлёк, как закружил…
– Ну что тебе сказать в ответ?
Звенит музыка… Счастлив жребий.
Ведь это кружимся мы в небе!
Ах, как счастлив меж нами свет.
11
– Я помню: он читал “Цыган”.
Да, он читал, а я – играла.
Ах, не начать уже сначала…
Так всё покрыл густой туман.
12
– Ах, как же я неосторожен.
Неосторожна и она.
Наверняка ведь грязной ложью
Напоят наши имена.
…Её хоть письма уничтожу:
Пусть будут просто частью сна.
Её просить о том, о боже!
Не смею… Как чиста она.
ПРУТНЯ
Озаряя мысли, сны и крыши,
Новое созвездие горит –
Над могилой Керн четверостишье
В потемневшем воздухе парит.
От лучей его опять сегодня
Средь камней надгробных и аллей
Сердцу – чище,
Ветру – посвободней,
Пушкину в бессмертье веселей.
ПУШКИН И КЕРН
Курчавый ветер синих глаз
Не отводил от светлой липки:
– Ну, здравствуй, Анна… Помнишь нас?
Свет утешенья и ошибки?
Мгновений золотые рыбки
Вплывают в новый Звёздный Час.
…Вот и закат уже погас,
Как знак Божественной улыбки.
– Ах, Александр! – она в ответ. –
Когда ты был тогда поэт,
Об этом свет не забывает.
Ты в новом облике родной.
Как Брента, полная луной,
Моя любовь к тебе сияет.
ПУШКИН – ВЯЗЕМСКОМУ
1
– Молчи…Окончен мой “Борис”.
Ты расцелуешь, может статься.
И, знаешь, уж не мучит мысль,
Что я похож на самозванца.
Не глубже я Карамзина,
Но не бедней…
Как по наитью,
Его “Истории” страна
Мне привела сие событье.
Пока читаю вслух один,
Глотая кофий на кровати,
Кричу: “Ай, Пушкин… сукин сын!”
И голос мой – увяз в набате…
2
– Жуковский молвил: Александр
Меня простит за эту драму?
И воротит меня назад?
Ну уж, родные, так уж прямо…
Я в ней юродивый? Ага.
А кем поэт быть может в дыме?
Но в нём всегда найдут врага!
Не надо греть меня пустыми
Полунадеждами; я сам
Другим сегодня счастлив очень –
Что вдохновеньем грел я очи
И мёд пускал не по усам.
Что этим жажду я унял
И, может быть, встряхнул народец,
Что этот ковш, какой поднял, –
Неиссякаемый колодец.
СУДЬБА
Там подносили декабристы
Слова, багровые как искры,
К сознанью тёмному страны.
А здесь, в Михайловском лесистом,
Метель, как белый зверь когтистый,
Терзала пушкинские сны.
– Эй, запрягай! Сейчас поедем
По целине, по гололеди –
На это, право, мне плевать!
…Ну что вы хмуритесь, ей-богу?..
Скорее собирай в дорогу –
Эх, Родионовна… Эх, мать.
А ты, ямщик, ускорь дорогу.
Не залети сдурья в берлогу,
Пересеки тоску и вихрь.
(…Ах! Через снег, чрез расстоянье
В меня бросает искры пламя…
Я сердцем чую гибель их).
…Гони, ямщик! Не скалься змеем.
Успеем или не успеем?
(Седая прядь – как снег на лбу).
…Назад, ямщик!.. Вертай, мерзавец!..
…Кружился снег, смеялся заяц,
Пересекающий судьбу.
АЛИНЕ
Алина! Сжальтесь же над ним,
Улыбкой слабою встречая.
Он скоро будет свет и дым.
А вы – небесною печалью.
МЫСЛЬ
Смешался трубки слабый дым
С дымком сжигаемых записок.
– …Так что сказал мне серафим
Тогда… во сне?… Ведь был он близок.
Я не расслышал ничего?
Нет, кое-что припоминаю…
Глаголом жечь?… Но что? Кого?
Сердца людские? Знаю…знаю…
Но не об этом нынче мысль…
В душе опять подобьем гула:
“К убийце гнусному явись…”
Иль это мысль моя рванула?..
ЖУКОВСКИЙ – ПУШКИНУ
– С письмом я нового царя
Твоим, конечно, познакомлю.
Не говорю, что это зря…
Но, милый Пушкин, мы не в школе,
Где воспитатели журят,
И после вскорости прощают.
Твои стихи родили ад,
В каком юнцы души не чают.
Витают звонкие листы
Во всех вопросах и доносах.
Да, Пушкин, чист в изгнанье ты!
Но царь задумался об осах…
В МОСКВУ
– Фельдъегерь за спиной…
“Пророк” в кармане.
В какое неизвестное летим?
Какое, осень, горькое дыханье
Твоё сейчас мешается с моим…
|