РАЗГОВОР НА НЕБЕ
– Ты должен в отрока вселиться.
– В какого?
В этого?
Он – мал.
– Но он – уже почти как птица,
Хотя ещё и не летал.
А кровь его давно летала
И полыхала, как заря,
В душе мятежной Ганнибала,
В лице российского царя.
РОЖДЕНИЕ
Звенели “сорок сороков” –
У Павла родилась Мария,
Но звона волны золотые
Поэта омывали кровь.
Был звон уже слегка набатным –
Как будто сотни тысяч пчёл
Метались в воздухе прохладном,
Садясь на травы русских сёл.
Был этот звон призывен, боек,
Ах, как легко сливались в нём
И бубенцы разгульных троек
И пистолетный дальний гром.
О ДОМЕ ПУШКИНЫХ
– Их дом всегда такой хаос:
Везде – промятые диваны
И обветшавшие рыдваны.
И – дворня, пьяная до слёз.
Хозяйка – свет, хозяин – гадок
И раздражителен весьма.
…И недостаток, недостаток
Всего, но только не ума.
ЗАМЕЧАНИЯ
1
– Да! У Надин родился мальчик.
Но говорю вам не шутя:
Она себя сначала нянчит,
Ну а потом уже дитя.
2
–… Ведь мать, в молчанку с ним играя,
Молчанье может довести
Его, конечно, не до рая
В начале и конце пути.
3
– …Она сперва его накажет,
А после тускло пожурит.
И он голодным будет даже
От безразличия обид.
МАМУШКА МАРИЯ
– Что, Саша?
– Мамушка, мне страшно.
Зачем ты мне о мертвецах?
– Давай перекрещу твой страх.
…Ну вот и стал чуть-чуть постарше.
Послушай лучше про Бову.
(Как стёкла мутны, звёзды льдисты).
…Ага… заснул… Ну, наяву
Теперь, наверно, будет биться.
ШАЛОСТИ
– Мальчонка их опять накуролесил.
– А что такое?
– То нарвёт травы –
Кормить Пегаса, якобы…. То с кресел
Часами не сойдёт… увы…увы…
То хохотнёт, а то опять невесел.
…Ну вот он… Отчего он нос повесил?
– Ну не сносить такому головы.
СВИРЕЛЬ
Свирель, что оставалась меж пелен,
Сама собой ему уже играла,
И няня колыбель ему качала
И попадала в этот сладкий плен.
ВСТРЕЧА С КАМИНОМ
– Ну вот камин.
Такая печь.
Она огнём грустит-смеётся.
В ней – миллионы русских свеч,
Или одно большое солнце.
Душе мальчоночки светло.
Мигают угли, словно лица,
И алый отблеск на чело,
Как вдохновение, ложится.
ОБ “АЗБУКЕ”
– Не надо “Азбуки”, не надо:
Уж очень букв велик размер.
Дай мне Плутарха, “Илиаду”.
…А что Вольтер?
…А где Мольер?
ТУЧА
– Кто в этом отроке поэта
Узнал?
Чьи зоркие глаза
Увидели значенье света –
Где то заря, а то гроза?
– Никто… Другое было мило –
Что он воздушный и живой.
В окошке туча лишь проплыла:
То божьи очи заслонило
Скупой непрошеной слезой.
ОТКРЫТИЕ ЛИЦЕЯ
Лицей. Мартынов и Куницын.
Тяжёлый стол. Прохладный зал.
– Здесь государь… А я не знал.
– А Малиновский что так вял?
– Устал… А может быть, боится?..
– Смотри: повеселели лица.
Не будет розог – он сказал.
О РОЗЕ
– Ну, опишите розу мне стихами.
…У всех не получилось ничего.
Лишь лепестки зажгло одно дыханье
И озарилось юное чело.
МНЕНИЕ
– Да. Илличевский. Кюхельбекер.
И – Дельвиг… Надо же – барон!
Но, кажется, не он, не он
Оставит память в этом веке,
А этот смуглый шалопай,
Что математику забросил…
Стихами измеряет осень
Иль, может быть, крылами стай.
ЦАРСКОСЕЛЬСКИЙ САД
Третье чудо света – Ренессанс
И Эллада – в некоем единстве –
Век минувший… Светлый Божий сад.
Царскосельский сад и – лицеисты.
Мне б туда – хотя бы причаститься
Ветерком, уснувшим на листах
Во тумане злато-серебристом…
Отряхаю века злого прах!
И шагаю сквозь туман в мечтах.
И серебрян в сердце тайный страх
Что-то там заветное увидеть
В облаках и струях, и кустах.
Ветку тронуть – словно бы обидеть
Пушкина, уснувшего в стихах
ОТЕЧЕСТВО-СЕЛО
О Царское Отечество-Село!
Ведь ты не птиц из клетки выпускало.
О, как о них ветрами ты вздыхало
И плакало дождями тяжело.
ГОГЕЛЬ-МОГЕЛЬ
Был гогель-могель…
И Парнас
От всей души тогда смеялся,
Что Пушкин рому не поддался.
И Зевс на бюсте рассиялся
От сих младенческих проказ.
ЗА РАТЬЮ РАТЬ
– Пошли гвардейские полки.
Прошли Лицей… Ступили дале…
И лицеисты – провожали.
Задумались озорники.
И хорошисты наблюдали,
Как все примкнутые штыки
Восторгом их очей сияли.
ОТРОЧЕСКИЙ ГОЛОС
…И отроческий голос зазвенел
В нарядном Александровском Лицее,
И сам Державин вдруг привстал, бледнея,
И юношеский голос свой узрел.
И зал вдруг зеркалами замигал –
Как будто век, проснувшись, заморгал.
И Энгельгардт крошил во пальцах мел…
И Ангел вдохновивший отлетел:
“Теперь я вам уже мешать не смею”.
ЧТО МОЛВИЛ АПУЛЕЙ
– Ну, юноша, – промолвил Апулей, –
К тебе я со страниц сойду, пожалуй,
И ты мне гогель-могелю налей,
Но сам не пей… Ты что-то больно шалый –
И даже в сновидении... ей-ей.
ЧТО МОЛВИЛ ЦИЦЕРОН
– Хоть ты парнасец, – молвил Цицерон, –
А пустозвон!
Меня ты не читаешь.
Иль, думаешь, не зная мой закон,
Ты дерзостью весь мир перелистаешь?..
РЕПЛИКА ДЕРЖАВИНА
– Его бы в прозе нам образовать, –
Промолвил Разумовский простодушно.
Державин возразил:
– Нет, граф, послушай:
Мы в нём тогда гармонию нарушим.
В основе ведь фамилии – не “пушка”…
Скорее – пух, какой привык летать.
ОТВЕТ АВТОРА ДЕРЖАВИНУ
Гавриил Романыч! Отрок тот
Жизнь прославил и судьбу ославил.
И – убит, хотя в стихах живёт:
Жизнь всегда играет против правил.
ВСТРЕЧА С ЖУКОВСКИМ
“Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел…” –
Смиренно он Жуковскому промолвил;
Склонился перед ним, но свет воздел –
И засверкали в небе вспышки молний.
БАКУНИНА
– Бакунина! Прелестное лицо…
И дивный стан… О Господи… А ножки...
Ну вот передохну в стихах немножко –
И снова к ней – в мечтанье – на крыльцо.
ДИТЯ ВООБРАЖЕНЬЯ
– Ах, эта трепетная грудь…
Ведь не моя по ней гуляла
Рука… Она мечтать устала…
Безумец! Про перо забудь.
…На лестнице её я встретил –
И был я счастлив пять минут.
Теперь они сознанье жгут!..
Боюсь, чтоб кто-то не заметил.
ВСТРЕЧА С ЧААДАЕВЫМ
– Чадаев! Милый лейб-гусар!
Но как в нём многое… научно.
И слишком в юности он стар.
Но почему мне с ним не скучно?..
ПУШКИН О Е. А. КАРАМЗИНОЙ
– При ней опять дыханью тесно.
Пусть выговорила мне сполна
За ту записку… да… уместно…
Но, если разобраться честно,
Моя любовь ей боле лестна,
Чем старика Карамзина.
ПУШКИН О Н. М. КАРАМЗИНЕ
– Язык освободил от ига
Чужого; ах, как речь журчит –
Ну, словно реченька навзрыд!
А нам дано такое?.. Фигу!
ПУШКИН О ЛИЦЕЕ
1
– Пришла желанная эпоха
И время в мыслях и мечтах.
Прости, Лицей! Я очень плохо
Учился; но обрёл не крах.
2
– Ах, как открытие Лицея
Зарёй светилось и цвело.
А выпуск скромен как назло!
Всплеснуло время, как весло…
Куда плывём?.. Сказать не смею.
МЛАДОСТЬ
– О младость! Шумные пиры.
Гульливый вихрь с оттенком тайны.
Друзья! Ну что вы так печальны?..
Побольше света и игры!
ПУШКИН О ДЕРЕВНЕ
– Деревня псковская, спасибо
За баню, за клубнику и…
Наливку, что вкусней Аи.
Вчера поймал та-акую рыбу!
И – закусил… Теперь живи!
МОНЕТЫ
– Я вынул несколько монет
И бросил в воду… Как светились…
На дне не сразу очутились.
И блики солнышка гордились:
“Мы вместе золото, поэт…”.
ЗАБАВЫ
– О, легкокрылые забавы!
Как понеслось житьё-бытьё!..
Прасковья Осипова, право,
Юней, чем барышни её!
СКАТ
– О, скат тригорского холма!
Ты чем-то шлем напоминаешь.
Руслан! Ты Голову сражаешь!
Но ведь тебя сильнее тьма.
ПУШКИН О ГРИБОЕДОВЕ
– Да! Грибоедов зол, не спорю.
Добро, пороки – всё при нём.
…Но вы осудите ли гром?
Иль ветер? Иль хмельное море?
ПУШКИН О СЛАВЕ
– Вот. Люди верят только славе.
А коль средь них Наполеон
Или Декарт – то… где их звон?
А ум? Он разве есть в уставе?..
“ИЗВЕСТНОСТЬ”
Известность возрастала… Анекдоты…
Остроты… А потом уже стихи.
“Ну, братец Пушкин, расскажи мне: что ты
Намедни отмочил?.. Ха-ха! Хи-хи…”.
ПИРУШКА
– Ах, офицерская пирушка!
Ах, я твой идол, молодёжь.
О муза! Будешь ли старушкой?..
А ты меня тогда поймёшь?..
УСПЕХ БОЛЬШОГО СВЕТА
– О ты! Успех “большого света”!
Парнасу разве ты родня?..
Что есть в тебе от слов поэта?..
Что ж поглощаешь ты меня?
Пирушки… Нега сладострастья..
И только после – скрип пера.
Метели строк… Намёк на счастье?..
Какая гулкая жара!
МУСКУЛАТУРА
– О да! Моя мускулатура
Довольно гибкая… Ага.
Со мною справишься, цензура?
И – одолеешь? Ни фига!
“ЧАДО”
– О как ты, чадо, шаловливо! –
Сказал Жуковский. – Боже мой!
Твой гений в дом ворвался мой,
Как привидение, как диво!
…Но ведь не будешь ты счастливым
Такой казённою зимой.
ВОСТОРГ БАТЮШКОВА
…И Батюшков воскликнул: “О злодей!
Да как он смеет… Господи… как пишет!…”.
В ответ Жуковский: “Он ведь просто дышит,
А у тебя одышка уж, ей-ей…”.
ОН – ГЕНИЙ
– Он – гений. Он берёт своё добро.
Вас, говорите, обокрал? Едва ли.
А что ж вы, братцы, злато-серебро
Средь мусора так глупо разбросали?
НЕЗАВИСИМОСТЬ
Поэта гений независим.
И европейским образцам
Он дал пример призванья сам.
В них слишком много скудных истин.
“ЛЮДМИЛА И РУСЛАН”
– Ну что “Людмила и Руслан”?..
– А вот, Жуковский, познакомься.
…Да успокойся… успокойся.
Я всё расставил по местам.
Живут Людмила и Руслан!
Зажги свечей для разговора,
А то в окне такой туман,
Как борода у Черномора.
“ПОБЕДИТЕЛЬ-УЧЕНИК”
– Я – “победитель-ученик”?
За что мне, право, этот жребий?
…Жуковский! Ты живёшь на небе!
А я к нему сейчас приник.
БУМАЖКА
– Жуковский! Что ж бумажку рвёшь?
Не получилось?.. Милый! Полно…
Ну, разорви морские волны!
Не сможешь? Что ж тогда ты врёшь?
ПУШКИН О ПЕТЕРБУРГЕ
– Как душен для поэта Петербург…
И это, милый Вяземский, ты знаешь,
Когда над ним снежинками витаешь
В своём стихе… Ему ты разве друг?..
А где-то есть просторный светлый воздух,
Как радость, что смирила жизни гнев,
В улыбках дев, волнах и ясных звёздах…
Я скоро различу его напев.
ВОЗГЛАС КРИТИКА
– Где “Душенька”, “Двенадцать спящих дев”?
“Людмила и Руслан”… Руслан… Людмила…
Что ж так? Ещё не высохли чернила,
А всюду славят этот балаган?
Да в чём правдоподобная она?
Где колорит?… Везде полно изъяна.
Он сам сказал: поэма холодна!
– Ага. Как ночь, что на пути Руслана.
БЫЛ “АРЗАМАС”
– Был “Арзамас”. И от литературы
Мы отклонились. Вот ведь в чём беда.
Мы крыли рабство. Этого стыда
Быть не должно, как, впрочем, и цензуры.
Забыли, что родились мы людьми.
И потому душой и телом нищи.
Хлестают всюду грязными плетьми!
А плети слов, ты ведаешь, не чище.
ВОЗРАЖЕНИЯ ВОЛЬНОДУМЦА
– “Цитеры слабая царица”
Не будет сильной, Пушкин, нет.
Смотри: вон замок – как скелет;
В нём только смерть сейчас ютится.
А ведь, казалось бы, тиран
Для благоденствия задушен.
О нет! Свободы путь – воздушен.
Ей места нет средь наших ран.
ПУШКИН – ЧААДАЕВУ
– Чадаев! Ты уж знаешь Лока.
Но вольномыслие ума
Моё зачем коришь жестоко?
Образованье – как тюрьма.
А музе – ведь удел резвиться
Средь облаков, лучей, полей.
Чадаев! Я притих, как птица,
В ладонях мудрости твоей.
ПРИЗНАНИЕ ПУЩИНА
– Когда в Михайловском гулял
Мой друг, курчавый бойкий Пушкин, –
В душе своей я обнаружил
Тоску к началу всех начал.
К свободе то есть. И, признаться,
Я, как маяк, увидел цель –
Снопы лучей… святое братство.
И глубиной вдруг стала мель.
ПРИЗНАНИЕ ЯКОВА ТОЛСТОГО
– Итак, я – первый председатель
“Зелёной Лампы”… Этот свет
Мы не прикручивали, нет,
И не боялись, что предатель
Её погасит и продаст.
Да и другого не боялись.
Светился в Лампе Звёздный Час!
И мотыльки – уже слетались.
СОМНЕНИЕ ПУЩИНА
– А может, Пушкину открыться?
Ведь он со мною мыслил, да,
Одной тропою… Но беда
Ведь раньше может с ним случиться,
Чем с нами всеми… Он – простак.
Он мигом ум разбудоражит
Высокой тягой; и в стихах
Он между строк о всём расскажет.
ПУШКИН – ПУЩИНУ
– Что, Пущин, делаешь?… Ага!
…Ну угости-ка сигаретой.
А ну введи-ка в берега
Своей недавнешней беседой
Своей с Куницыным… О чём
Кричали Маслов и Тургенев?
Что ж вы попрятались, как тени?..
Я к вам и выплыл, словно чёлн!
Нужна для дела тишина.
Ведь вы о нём – об э т о м, то бишь?..
– Нет, Пушкин брат, ты здесь потонешь.
Здесь экономика одна.
ЛИЦЕИСТЫ ВСПОМИНАЮТ
– И “лето знойно”, и – “нули”.
Один – курчаво-вдохновенный.
В него вместилась вся Вселенна!
Его на Вечность подели.
КОЛЛЕЖСКИЙ СЕКРЕТАРЬ
– Ха-ха! “Коллежский секретарь”…
Ну, Пушкин, с чем и поздравляю.
Скрипеть пером ты можешь, знаю.
Но ведь не так, как хочет царь…
ЦАРСКОСЕЛЬСКИЕ ПРУДЫ
О, царскосельские пруды.
О, влага, полная дремоты.
О, эти лунные высоты
Во власти трепетной воды…
ВОЗРАЖЕНИЯ
1
– Есть ли у рабства “гений”, Пушкин?
…Опомнись! Что ты говоришь?..
Лишь Пугачёвым вдохновишь
Ты люд прижато-простодушный.
А чтоб тиран вострепетал –
Вперёд всего любовью сердца –
Ему религией согреться
Давным-давно уж час настал.
2
“Ура! В Россию скачет
Кочующий деспот…”.
Какой же ты горячий!
Ведь этот царь живёт
В сознанье просветлённом
Не как “деспот”, увы, –
Стыдом Наполеона,
Сбежавшего с Москвы.
Он славой серебрится,
Какую не избыть.
А память Австерлица
Давно пора забыть…
КАРАМЗИН – ДМИТРИЕВУ
– Послушай, Дмитриев, над Пушкиным
Уж собирается гроза.
В нём столько детства простодушного!
Но ведь в огне его глаза –
Вольнолюбивом и бесстрашном.
Я, знаешь, Дмитриев, боюсь,
Что он сожжёт и взбудоражит
Всю элегическую грусть.
“ДОМОВОЙ”
– Послушай, Пушкин, что ты бледен?
–…Пришёл какой-то “домовой”
И дядьке говорит:
“Ты беден?
Возьми полсотни на пропой.
Покажь мне барина бумаги –
Я только гляну и верну”.
Но дядька “Вон!..” вскричал в отваге,
Перекрестив, как сатану.
И тот ушёл в казённый холод,
Сказав: “Припомню, идиот”.
Теперь никто уже не ходит.
Но Милорадович зовёт.
ПУШКИН – МИЛОРАДОВИЧУ
– Граф! Все стихи я сжёг… Но коли
Хотите знать, что было в них,
Тетрадку дать извольте, что ли,
Но не казённый чистовик.
Помимо что прочли в печати –
Я всё, я всё перепишу.
Себя сомненьем не печальте:
Сам на себя я докажу.
АЛЕКСАНДР
I
И МИЛОРАДОВИЧ
– Ну вот Вам, Государь, его тетрадь.
Ах, дерзости, конечно, преизрядно.
И лучше Вам такого не читать…
Но – вспомнил… Написал! Сие – отрадно.
– А с автором ты что-нибудь решил?
– В его душе прощение посеял.
– Ну это, граф, ты всё же поспешил.
…Ну так и быть! На юг мы сменим север.
ФЁДОР ГЛИНКА О ПУШКИНЕ
–… И Чаадаев, кажется, хлопочет.
И Гнедич плачет… Просит Карамзин.
– Но есть Закон – вот самый главный чин! –
Им отвечают. – Он сильней и проще.
|