ПРО СКУПЦА

Шел человек по жизненной дороге,
Нес тяжкий крест страданий и скорбей,
Средь дел мирских не вспоминал о Боге,
Все делаясь сварливей и грубей.
Нередко клял несчастную судьбину
За испытанья, что она дала,
Копя богатство, гнул нещадно спину,
Порой творил недобрые дела…
Уснув однажды, ангела увидел
И у посланца Божьего спросил:
“Скажи, за что Господь меня обидел,
Тяжелый крест на плечи возложил?”.
На это ангел грешнику ответил:
“Ты недовольством Бога не гневи,
Будь терпелив, душой и мыслью светел,
В Христа поверь, в смирении живи.
Омой свой крест слезами покаянья,
Его молитвой к Богу укрепи,
Уйми свои к стяжательству желанья
И ближних чистым сердцем возлюби”.
От сна очнувшись, скряга подивился:
“Пригрезится ж такое невзначай!
Незваным ангел вдруг ко мне явился,
Советовал: копить добро кончай!
Я все нажил своим умом, трудами.
С добром расстанусь, вряд ли я теперь,
Растрачу разве кое-что с годами…”.
Прервала мысли скрипнувшая дверь.
Пред ним старуха в саване предстала:
“Я за тобой. Пробил твой смертный час”.
Взмолился грешник: “Смерть, чтоб ты отстала,
Мне сколько денег дать тебе сейчас?”.
В руках дрожащих золото сверкает…
Но беспристрастна, неподкупна смерть:
“Возьму лишь душу”, – глухо отвечает.
Так и пришлось бедняге умереть.
…В тот дом, где тело скряги остывало,
Прохожий вор намеренно проник,
Вещей богатых он украл немало
И золото, что накопил старик.
На небе не ждала скупца награда:
Хоть жизнь свою он и провел в трудах,
Но ввергнута была душа в пучину ада,
А тело быстро превратилось в прах.

О ЖАДНОМ БОГАЧЕ И СУДЬЕ-ВЗЯТОЧНИКЕ

Когда богатства много у кого,
Им все же мало кажется того.
Один богач увидел старика,
Держала золотой которого рука.
И алчностью богач вдруг воспылал:
“Сей золотой ты у меня украл!
Ты – нищий, весь в заплатах, без сапог,
И честно золотой нажить никак не мог!”.
Он вырвал золотой, холщовую суму,
В суд деда поволок, чтоб посадить в тюрьму.
Что взяточник судья, богач про это знал:
Ему и раньше тот по кривде угождал.
Судье дав взятку – медные гроши,
Лукаво подмигнул: “Суд правильно верши!”.
Несправедливый состоялся суд,
И старика уже в тюрьму ведут.
Но лишь его в оковы заковали,
Как цепи сразу вдруг с него упали!
А сам старик исчез, как не бывал!
Палач от ужаса всем телом задрожал.
Он сразу понял, что старик – святой,
Поэтому не зря держал свой золотой…
У богача ж с судьей случилось вот что разом:
Они как будто потеряли разум,
В темницу добровольно прибежали,
Где цепи их вдруг сами заковали!
Никто цепей тех расковать не мог,
Поскольку суд вершил никто иной, как Бог!

КАК БЕС ИНОКОВ ПОССОРИЛ

Лукавый бес проведал, что в пустыне
Два инока в согласии живут.
Явился к ним и хитрый облик принял,
Чем иноков смутил нечистый плут.
Он одному как голубь показался,
Другому вороном представился. И что ж?
Один изрек: “К нам голубь подвизался”.
Второй в ответ: “Ты, брат, глаголешь ложь!
Я вижу ворона, и он – чернее сажи!”.
Но первый не сдавался: “Голубь тут!”.
Доволен бес: монахи в спорном раже
Вскипели так, что уж друг дружку бьют!
…Часы размолвки долгие тянулись,
Но примиренья все же миг настал.
Вновь в келью общую те иноки вернулись,
И первый извинительно сказал:
“Ты, брат, прости, что я тебя обидел,
Когда к нам в келью голубь прилетал”.
“Я ворона в том голубе увидел,
Прости меня”, – второй монах сказал.
Царили снова радость и согласье,
Молитва ввысь усердная неслась…
Хотите, чтобы рядом было счастье?
Не отдавайте в доме бесу власть!

ЧУЖОЕ ЗЛАТО

Два кровных брата Федор и Иван
Среди пустыни в кельях мирно жили.
Обет монашеский был ими Богу дан –
Молитвы в одиночестве творили.
К отшельникам приставлен ангел был.
Питал он братьев пищею нехитрой,
Водою родниковою поил,
Следил за благочестьем и молитвой.
Вот как-то Федор увидал, что брат,
Гуляя, невзначай остановился,
Креститься стал, твердя: “О, свят! О, свят!”.
И быстрым шагом к келье устремился.
Тут любопытство Федор испытал,
Решил взглянуть: что так смутило брата?
А, придя к тому месту, увидал…
Червонное сверкающее злато!
Усердную молитву сотворил,
Свою находку в мантию закутал,
В ближайший город с нею припустил,
Не ведая, что бес его попутал…
Купил монах для нищих дом большой
И для недужных приобрел больницу,
А после со спокойною душой
Пошел в пустыню Господу молиться.
Вернувшись в келью, ангела узрел.
“Зачем ты, Федор, взял чужое злато?”, –
Тот укорил и в небо улетел,
С собою прихватив Ивана-брата.
Полсотни лет просил монах прощенья,
В молитвах долгих время проводил,
На смертном лишь одре он получил знаменье,
Что сей великий грех Господь ему простил.
Не зарьтесь на чужое, что доступно
Порой лежит и кажется ничьим.
В миру украсть, все знаем, что – преступно,
А что изведаем, когда в грехах почим?

ПРО РАЙ И АД

Не дожив до смерти срока,
Некий верующий брат
Попросил Илью-пророка
Показать, где рай, где ад.
Не сказав в ответ ни слова,
Длань к нему пророк простер
И повел того живого
Через узкий коридор.
Долгий путь преодолели
И приходят, наконец,
В ад. И там она узрели…
Дивный сказочный дворец!
Посреди котел сверкает,
В нем чудесный суп кипит,
Ароматный пар витает,
Возбуждая аппетит.
Вкруг котла народ собрался:
Злобных лиц не сосчитать.
Ложкой всяк себе пытался
Кус полакомей достать.
Падал кус, рукой хватали,
Обжигались да толкались,
Вопли, ругань издавали…
Все без супа оставались.
Тот, кого привел пророк,
Видя это, зарыдал.
Пожалеть он лишь и мог
Тех, кто алчностью страдал.
…Руку взяв в свою десницу,
Вновь повел его Илья.
Должен рай теперь открыться
Человеку бытия.
Долгий путь прошли. И что же
Там увидели потом?
На тот самый ад похожий –
Распрекрасный райский дом!
Также варево томится
Посреди дворца в котле,
И народ вокруг толпится…
Люди в радости, не в зле.
Все спокойны, слабым рады
В ложки кушанья налить.
Нет обиды, нет досады.
Вновь живой стал слезы лить.
У пророка удивленье:
“Ты рыдаешь почему?”.
“Плачу я от умиленья”, –
Отвечает тот ему.
Все мы в мире суетимся,
Каждый стать богаче рад,
А с юдолью распростимся,
Что нас встретит: рай или ад?

СУСАННА И СТАРЦЫ

Был Аким несказанно богат
И имел изумительный сад.
У Акима Сусанна жена –
Черноброва, красива, стройна
И верна, что верней не найти,
Кто б ни встретился ей на пути.
Раз Сусанна, гуляя в саду,
Искупаться решила в пруду.
Он прохладой ее поманил –
Полдень жарким, безветренным был.
Твердо зная, что крепок запор
И высок вокруг сада забор,
Все одежды Сусанна сняла
И в желанную воду вошла.
Она, нежась, плескалась в пруду
И не чуяла рядом беду:
Из кустов, гадких змеев хитрей,
Двое старцев следили за ней.
Взгляды страстные масляных глаз,
Кровью дряблая плоть налилась…
Просит женщину первый старик:
“Меду выпить нам дай на двоих,
Жар, что юноше только под стать,
В наших жилах теперь не унять”.
А Сусанна от страха дрожит,
Простынею прикрыла свой стыд,
Щеки нежные – пламя алей…
Тут второй обращается к ней:
“Что, красавица, мучаешь нас?
Довела свою прелесть до глаз,
Так отдайся – и весь разговор,
А не то тебе будет позор:
Скажем всем, что ты здесь, на лужку,
Свои ласки дарила дружку.
Люди быстро устроят свой суд
И каменьями насмерть забьют…”.
У Сусанны срывается с губ:
“Только муж мне желанен и люб!”.
И к одежде метнулась своей.
Старцы бросились следом за ней,
Руки ей заломили назад,
Как глашатаи, громко кричат:
“Посмотри сюда, честный народ!
Вот нагая блудница идет!
Всякий встречный позорницу бей
И камней для нее не жалей!”.
Горько плачет Сусанна навзрыд
И от боли, и мучает стыд.
Ее подлые старцы на суд
Самой людной дорогой ведут…
Первый камень в нее полетел,
И второй, и еще просвистел…
Прямо в грудь ей он метко попал.
“Люди! Стойте! – вдруг кто-то вскричал.
Умным юношей был Даниил,
Мимо сборища он проходил.
– Скорый суд не годится творить,
Надо истину восстановить.
Разве можно творить произвол?”.
Тут же в стороны старцев развел
И, когда оказались те врозь,
Задал каждому старцу вопрос:
“Под каким из деревьев в саду
Блуд творился у вас на виду?”.
“Это дерево – старый маслин”, –
Так ответствовал старец один.
“Дуб зеленый”, – ответил второй.
Тут посыпался каменный рой,
Лжесвидетелей он захлестал,
А Сусанну народ оправдал.

РАСКАЯНИЕ

За чистую, святую веру в Бога
Людей порой наказывали строго.
Обидчиков потом вдруг кара настигала.
Сей случай женщина одна мне рассказала.

…Летом жил у бабушки пионер Андрюшка,
Пропадал на речке, окуньков ловил.
И тогда надумала Божия старушка
Окрестить внучонка, чтоб Господь хранил.
В класс Андрей явился с крестиком на теле,
С книжечкой о Боге, – бабушка дала.
С нею ознакомиться дети не успели:
Классная наставница книжку отняла.
Педсовет собрался, приструнил мальчонку,
И из пионеров исключен он был.
Классная наставница тонкую книжонку
В пламя печки бросила, а огонь спалил.
Ночью ей пригрезилась бабушка седая.
Говорила, горестно качая головой:
“Жить тебе придется, каждый день рыдая,
Вряд ли, что отмолишь грех великий свой…”.
Рассмеялась женщина: “Глупые угрозы!”.
И проснулась тут же: разбудил звонок.
“Вот вам телеграмма…”. Прочитала – в слезы…
В аварии погиб ее единственный сынок.
Учительница в строгом черном одеянии.
Уже стара, поскольку прошло немало лет.
Часто ходит в церковь, душою – в покаянии,
Набожнее женщины теперь в округе нет.
Ей бабушка Андрюшкина тогда во сне явилась,
Хоть вовсе незнакомою до этого была.
Учительница ездила к ней, плакала, винилась.
Старушка ей на память молитвослов дала.
Прошло в слезах, в молитвах бессонных много ночек,
Но с сердца груз тяжелый той женщине не снять,
Поскольку некрещеным погиб ее сыночек,
Душе его спасенья у Бога просит мать.

ПРО “ЧЕРТОВ ЛАДАН”

Один трудолюб проживал на селе.
Он день напролет покланялся земле.
Ее он копал, удобрял и рыхлил,
И саженцы редких пород разводил.
Росли здесь деревья, кусты и цветы
Не виданной прежде никем красоты.
Когда же они по весне расцветали,
В сад ангелы с неба гостить прилетали,
И певчие птицы тот сад заполняли,
Чудесными песнями слух услаждали.
Все было здесь так, как когда-то в раю…
Но в этой деревне, на самом краю
Беспечный ленивец в безделии жил.
Он с бесом давнишнюю дружбу водил.
Вот как-то бездельнику бес нашептал,
Чтоб он трудолюбу в саду помогал
С условием: будет трудиться “за так”,
Но рядом с цветами посеет табак.
(Бездельник заядлым курильщиком был).
В той просьбе ему трудолюб уступил:
Пускай приобщается лодырь к труду,
Да и в табаке не учуял беду.
Пуская, мол, растет. Разве жалко земли?
Вот первые чудо-цветы зацвели…
А рядом табак вверх мгновенно полез.
Бездельнику тут же советует бес:
“Листочков нарви, посуши, искроши
И трубку набей для услады души!”.
Совсем неспроста бес советовал так:
Ведь “чертовым ладаном” кличут табак.
Трубка дымилась. Завяли цветы.
Не завязались от дыма плоды.
Нет ангелов. Птицы в саду не поют.
Из глаз трудолюба слезы текут.
А лодырь-курильщик его утешает:
“Ты трубку набей, затянись – полегчает”.
Когда заструились два смрадных дымка,
От радости бес заплясал гопака!
Где горе нам, грешным, там бесам отрада.
В саду собралось их, невидимых, стадо.
Курить пристрастившись, зачах трудолюб.
И умер. В саду погребли его труп.
И сделался вскоре тот сад пустырем.
Табак лишь обильно разросся на нем.
Того, кто в курении радость находит,
Нечистый в погибель от Бога уводит.
Душа жаждет рая? Тогда сделай так:
Забудь навсегда “чертов ладан” – табак!

УБИЙСТВО В ДЕНЬ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

С бомжем расправлялись, бомжа убивали.
Он корчился только да глухо стонал.
Чумазые руки лицо прикрывали.
За что его били, страдалец не знал.
Душа его сжалась от боли и страха,
Из тела готова была улететь…
Задралась куртенка, порвалась рубаха…
Никто не спасал его. Сжалилась смерть.
…Лежало в снегу бездыханное тело.
Кровавые пятна цветами цвели.
А трое мужчин, сделав мерзкое дело,
От лобного места поспешно ушли. В их жилах бурлили еще возбужденье
И силы неправой, лишь их! правоты…
Убийство свершив в День Христова Рожденья,
Распяли законы святой доброты.
В нетрезвых умах буйно злость клокотала.
Забыли про мудрость “Не пойман – не вор”
И что разобраться бы надо сначала,
Поскольку преступно творить произвол!
Душа убиенного следом летела
И все вопрошала убивцев: “За что?”.
Она оправдаться пред ними хотела,
Но лепет ее не услышал никто.
Один только Бог протянул к ней десницы
И нежно теплом долгожданным согрел.
В содеянном каялись после убивцы,
И каждый твердил: “Убивать не хотел”.
Народ им сочувствовал. Только лукавый,
Незримый застрельщик всего куража,
Теперь упивался порочною славой:
В Христов День Рождения убили бомжа.

О СВЯТОМ ПИМЕНЕ И УЧЕНОМ БОГОСЛОВЕ

К святому Пимену ученый богослов
Поговорить явился о небесном,
О том, что Бог – основа всех основ,
Но правит по законам неизвестным.
Почто, мол, люди в мире не равны?
Одни – удачливы и сказочно богаты,
Другие – беззащитны и бедны,
Как будто в чем с рожденья виноваты…
Хотел ученый все это понять,
В том разобраться с помощью святого.
Но отказался тот его принять.
Прошло три дня. Пришел ученый снова.
Через келейника святого умолял:
“О богословии со мной поговорите!”,
Но Пимен тем мольбам опять не внял
И передал: “Покинь мою обитель!
Ты мудрствуешь о том, что в небесах,
А я в своей душе лишь разобрался.
Готов беседовать с тобою о страстях,
Как от грехов-соблазнов избавлялся.
Лишь этот мне приятен разговор”.
И богослов святому покорился.
Был принят им. Стал кротким с этих пор.
Знать о небесном больше не стремился.

СЛУЧАЙ В ПЕТРОГРАДЕ

Заполонили Петроград чекисты,
Шли обыски, аресты и облавы.
Не допускали мысли особисты,
Что перед Богом их деяния не правы.
Повсюду революция кипела,
И кровью был залит российский трон.
Людей губили, слишком озверело,
Каратели Василий и Семен.
“Врагов народа” группами возили
За Петроград, к оврагу – на расстрел…
Когда однажды смертников грузили,
К ним подойти священник вдруг посмел.
“Мы, поп, тебя с собой возьмем до кучи, –
Расхохотались изверги вдвоем, –
Читай молитвы перед смертью лучше,
А порцию свинца и для тебя найдем!”.
И вот священник в кузове машины.
Не протестует. Только и сказал:
“Пути вам не проехать половины”.
И смертников благословлять спокойно стал.
…Стелилась очень ровная дорога,
Но вдруг остановился грузовик.
Семен вскричал: “Знать, вымолил у Бога
Мучений нам тот набожный старик!
Отпали у машины все колеса!
Такого не бывает и во сне…”.
На смертников Василий смотрит косо.
Стал угрожать: “Мой револьвер при мне.
Я вас и тут сейчас перестреляю!
Из кузова все вылезайте вон!”.
“А я вас, люди, с миром отпускаю”, –
Вдруг вымолвил не в тон ему Семен.
Священник же, который сам явился,
Карателей рукой перекрестил:
“Благословляю, чтобы век ваш длился.
А ты, Василий, зря нам тут грозил.
У Господа проси теперь прощенья.
Бог не простит – останешься немой.
Молитесь, братья, за свое спасенье,
И с Богом отправляйтесь все домой…”.
Василий рот открыл, чтобы ответить,
Но лишь мычит… И вправду онемел!
Священник же исчез. Никто не мог заметить –
Куда и как… Семен оцепенел.
“Иоанн Кронштадский ехал с нами вместе!”, –
Один из смертников догадкой осенен.
“Так он же умер. Как же ходит, крестит?”, –
Не понял ошарашенный Семен.
“Так он – святой! Вот в этом-то все дело!”
Все расходиться стали, кто куда…
Глядел немой Василий обалдело,
Но никому не причинил вреда.
…Немало дней в молчанье жил Василий –
Душа его в смятении была.
И вот в тот храм, где в детстве окрестили,
Его судьба случайно привела.
С мощами рака в храме находилась.
Он к ней припал и громко зарыдал.
Священник старенький, увидев, сделал милость
И добрым, кротким голосом сказал:
“Облегчи душу исповедью, чадо!
И сам увидишь – полегчает вмиг…”.
Василий – в стон: “Я сделал бы, как надо,
Но непослушен мне теперь язык!”.
Внезапно высказав все это, изумился
И, плача, стал грехи перечислять…
Душой и телом сразу исцелился,
А в сердце Господа сподобился принять.
В монастыре с Семеном поселились,
Где приняли монашеский обет.
Иоанну больше все Кронштадтскому молились,
За то, что в душах их зажег он Божий Свет…

НЕВОЛЬНИК СВОБОДЫ

За колючей проволокой узники томились,
За колючей проволокой дни их скорбно длились…
Дал им Бог не только крест неволи выстрадать –
Храм в тюремной зоне надоумил выстроить
Собрались невольники на большой совет,
Вызвали художника: “Сможешь или нет
Ты нам на бумаге храм изобразить,
Чтоб чертеж в основу стройки положить?”.
Им свое согласие тот художник дал,
Приняв поручение, карандаш достал.
Над листами ватмана сутками корпел,
А над ним от курева дым густой висел…
Взялся вдруг откуда-то странный старичок
И сказал: “Не сможешь начертить, внучок,
Божий храм. Вот, если бросишь ты курить,
Сам Господь поможет храм изобразить”. Смятая упала пачка сигарет.
В тесненькой каморке дыма больше нет.
Собралась к художнику важная братва,
Непривычно теплые слушал он слова,
И катились слезы по худым щекам…
Всем браткам понравился пятиглавый храм!
Строгие начальники стройку разрешили,
А потом священники место освятили.
Вот уж для основы выкопана яма,
Началась закладка будущего храма.
А художник, зодчим сделавшись тогда,
В общее старание много внес труда.
Но вот расхворался, от болезни слег,
И ему причудилась смертушка у ног!
И взмолился зодчий: “Грешен, знаю сам!
Но помилуй, Господи! Надо строить храм!
Жизнь свою ничтожную я готов отдать,
Только очень хочется храм тот увидать!”.
Вдруг раздался цокот в гулкой тишине,
И предстал пред узником всадник на коне.
Даже изумиться зодчий не успел:
Всадником подхваченный на коня взлетел!
Из тюрьмы, проникнув через стены прямо,
Конь помчался к месту будущего храма!
Облетел то место быстрокрылой птицей…
Зодчий вновь в постели. Этому дивится.
Чудное видение! Осознал во сне:
“Это же Георгий прискакал ко мне,
Что Победоносцем в святцах наречен!
Спас меня от смерти по молитве он!”.
Сотворил Бог чудо. Хвори отступили.
…Божий храм старательно в зоне возводили.
Вот уже осталось куполам лишь взвиться,
Но настал для зодчего срок освободиться.
Сделал он начальству зоны заявленье:
“Не желаю вовсе я освобожденья!
Не хочу на волю! Что мне делать там?
Мне всего дороже этот Божий храм!”.
Но законы жестки. В зоне суд созвали.
“Ты теперь свободен!”, – зодчему сказали.
Горько зарыдал он от сердечной боли:
“Не хочу свободы! Не желаю воли!
Жить готов при храме. Он – моя отрада!
И другого счастья для души не надо!”.
Насильно был выдворен зодчий за ворота,
Так же, как из клетки птица для полета
…За колючей проволокой вновь богослужение,
Молятся преступники, принявши крещение.
Лишь не может зодчий в храме помолиться,
Оттого горюет и душой томится.
А в сознанье – думы, словно сгустки боли,
И мечта, чтоб вызволить храм тот из неволи.
А еще он пишет на холстах иконы
И в церквах усердно Богу бьет поклоны…

КАК ПЕТР СВЯТЫМ СТАЛ

Жадный Петр жил на свете
Много лет тому назад.
Был кичлив, гневлив, нечестен,
Также сказочно богат.
Нищих, бедных и убогих
Гордый Петр не жалел,
Не пускал и на порог их.
Но один старик посмел
Как-то в дом к нему явиться,
Скибку хлеба попросил…
Петр обедал, начал злиться,
Коркой в деда запустил.
И кусок горбушки черной
В ноги нищего летит…
Тот поднял ее, покорно
Богача благодарит.
И ушел. Петру же ночью
Необычный снится сон:
Видит смерть свою воочию,
Пред Судом на небе он.
Справедлив Суд, но и страшен:
Всюду ангелы снуют,
На весов большие чаши
Все дела его кладут.
Справа пусто, все – налево.
И судья бесстрастно рек:
“Неужель добра не делал
Этот грешный человек?”.
Злые демоны столпились
И своей добычи ждут.
Только вдруг все расступились:
Старичка к весам ведут.
Подошел старик с поклоном,
Петр нищего узнал.
Старец с хлебушком знакомым
У порожней чаши встал.
На весы кладет, и быстро
Чаша книзу поплыла…
И горбушка перевисла
Все недобрые дела!
Петр в слезах: “Вернуть бы время!
Если б заново мне жить,
Я б не сеял злое семя,
Стал добро одно творить!”.
…И проснулся вновь рожденным,
Словно раньше и не жил.
Ходока послал к бездомным,
Нищих в гости пригласил.
Накормив всех до отвала,
Слово им сказал потом:
“Денег я скопил немало,
Чаша полная – мой дом.
Все по совести делите,
Мне не надо ничего,
С Божьей помощью живите…”.
Удивились. А его
След простыл в одно мгновенье,
Словно не было Петра.
Люд исполнил повеленье
И владельцем стал добра.
Петр, отдав свой дом,
Подался в край далекий наугад.
Там в работники нанялся.
Был хозяин небогат,
Работящ, правдив и честен,
Жить по совести хотел,
Сам с Петром трудился вместе,
Оттого разбогател.
Раз привел глухонемого
К их поместью старичок
И сказал: “Пускай святого
Возле дома ждет внучок.
Дал во сне совет мне кто-то,
Чтоб я вел его сюда.
Здесь святой пройдет в ворота,
Внук излечится тогда”.
Хоть хозяин удивился,
Виду все же не подал,
Взять немого согласился.
И привратником тот стал.
У ворот стоит привратник,
А к хозяину – купцы.
Тут начался пышный праздник,
Льется песнь под бубенцы.
Вот и Петр к столу подходит.
Вдруг купцы – к ногам его!
Что такое происходит?
Непонятно ничего!
Гости хором: “Благодетель!”.
А хозяин удивлен.
Говорит: “Господь свидетель,
Что работник в доме он!”.
Гости хором загалдели,
Стали сказывать о том,
Как они разбогатели,
Получив в наследство дом.
Были нищими, теперь им
Ни за что не счесть добра!
А работник – шмыг за двери!
Поминай, как звать Петра!
Вся застолица – к воротам,
Парню: “Петр не выходил?”.
“Выпускал сейчас кого-то…”, –
Вдруг немой заговорил.

Вот такое было чудо
С жившим некогда Петром!
Если делал в жизни худо,
То задумайся о том.

 Набор текста авторский