БАБКА НАСТЯ И РАДИО

На кордоне бабка Настя
С дедом Федором жила.
Тот кордон располагался
Верст за сорок от села.
Электричества не знали,
Керосин привычно жгли.
Впрок продукты закупали.
Лес окрестный стерегли.
Потихонечку бежала
Дней сплошная череда…
Детки, что семья рожала,
Разлетелись, кто куда.
Раз хозяин в одночасье
Простудился, занемог.
А потом лишей несчастье –
Смерть явилась на порог.
Только деда схоронили,
Бабка – в городе уже.
Ее внуки поселили
На четвертом этаже.
Все бабусе непривычно:
Страшно выйти на балкон,
В туалете необычно,
И пугает телефон.
У плиты такой порядок:
Чиркни спичку – газ горит!
Телевизор (это ж надо!)
Как разумный говорит!
Бабка Настя начинает
Потихоньку привыкать.
Только свет не зажигает
И боится газ включать…
Как-то вечером случилось
Ей в квартире быть одной.
Спать решила. Помолилась,
Только слышит: за стеной
Кто-то песни распевает.
Бабка в комнату вошла.
Громко радио играет –
Никудышние дела…
Пред динамиком взмолилась:
"Не кричите, детки, так!
Проявите вашу милость.
Тут квартира – не бардак!
Голова трещит от боли,
А от вас покоя нет.
Потеряли совесть, что ли?
Мне ж уже почти сто лет.
Я стара, уймитесь, детки!
Мне, поверьте, не до вас:
Целый день пила таблетки
И опять приму сейчас…".
На коленях умоляла,
А приемник сыпал звон…
А назавтра уезжала
Бабка снова на кордон.

КОШАЧЬЯ БЕДА

Понравились кошкам морковные грядки,
Они навести там решили порядки.
По грядкам ретиво скакали плутовки,
Да так, что едва не погибли морковки.
Хозяин решил урожай защитить,
Для кошек капкан он надумал купить.
За котиком Васей никто не следил,
И он, бесшабашный, в капкан угодил.
Завыли коты ошалело и жалко:
Капкан есть капкан. Он похлеще, чем палка!
Узнали хозяйки котов, взбунтовались,
Они за любимцев своих испугались.
Наказан хозяйкой кот важный Мартын:
Ему приказали не бегать за тын.
Кот Барсик теперь на чердак водворен,
И с Муркой своей не встречается он,
Сидит взаперти и все думает: "Где-то
Гуляют по грядкам коты до рассвета…".
Хозяйки котов в постоянной тревоге:
Поставлен капкан на кошачьей дороге.
На грядке он яростно пасть разевает
И новую жертву свою поджидает.
Хозяин морковки всерьез обозлен:
Капкан убирать и не думает он.
Ну, как обстановку теперь разрядить?
Придется нам в городе, видно, открыть
Школу кошачью для дрессировки,
Чтоб люди не жили в худой обстановке.

* * *

Четыре поэта домой возвращались,
На стыке дорог, распрощавшись, расстались.
Домой поэтесса одна "прилетела",
Согрелась чайком и читать захотела.
Читала журналы, читала газеты...
А в сумерках шли остальные поэты.
Другая явилась домой поэтесса.
Ее не манила текущая пресса.
Ни есть не хотелось, ни пить и ни спать,
Взялась поэтесса стихи сочинять.
Про тот перекресток, где только расстались,
Слова из души не спеша выливались.
Еще два поэта упрямыми были:
Расстаться хотели, но словно забыли…
И в гости к поэту заходит поэт,
Ему здесь и ласка, и нежный привет,
А так же и то, что всегда веселит,
Рождает стихи, вдохновенье дарит.
Вот стало хмельное по жилам гулять,
И гостя хозяин пошел провожать.
До дома поэта дошли они вместе.
Чей дом – тот домой, а второй – к поэтессе.
Она проживала совсем недалече.
Творила стихи, не готовясь ко встрече.
Поэт позвонил. Поэтесса вспылила
И позднему гостю дверей не открыла.
Да, да, – не открыла! И вот в чем причина:
Поэт по ночам – и поэт, и мужчина!

* * *

Старушонку схоронили,
И вдовцом остался дед.
Долго плакал на могиле,
Что хозяйки больше нет.
Плачь-не плачь душе вдогонку,
Бабку плачем не вернуть.
И решил он самогонку
Выгнать, чтобы помянуть.
Приготовил зелье это,
Чтоб отметить сорок дней.
Но узнал, что по секрету
Утром спрашивал о ней
У дошкольника-внучонка
Некий подлый мужичок.
Мальчик знал про самогонку.
Дед "попался на крючок".
Но, узнав про глупость внука,
Он гостей незваных ждет.
И дождался в двери стука:
Участковый в дом идет,
С ним, конечно, понятые,
И доносчик тут, как тут.
Сами люди не святые,
В лоб вопросы задают:
Признавайся, где спиртное?
Самогонку ночью гнал?
Дед божится: "Про такое
Даже слыхом не слыхал".
Открывает люк доносчик
И – под пол, бутыль – на стол!
Участковый протокольчик
На хозяина завел.
Тот молчит: к чему отказы,
Коль улики налицо?
Для эксперта взяли сразу
Поллитровку. Подлецом
Предлагается "заразу"
Ту отведать прямо тут.
Пьют. Но только лица разом
Изумленье выдают.
А подлец скривился, будто
Тронул рожу паралич,
Повернулся к деду круто:
"Что такое, старый хрыч?
Дед замешкался немного,
А потом дает ответ.
Мол, покойницу в дорогу
Провожали на тот свет.
Чтоб старушке поселиться
В райских кущах навсегда,
Сорок дней должна храниться
Труп омывшая вода.
Вам, друзьям моим толковым,
Ясно, что старик наплел.
Понятые ж с участковым
После мыли дедов пол.

ПРО АРХИПА

На краю деревни тихой,
В хатке старенькой своей
Проживала Копытиха.
Мужички сходились к ней.
Их не статью соблазняла:
Тут амуры ни при чем!
Самогонку бабка гнала,
Торговала первачом.
Куприян, Архип и Толик
К ней явились как-то раз,
Каждый, хоть не алкоголик,
Но и выпить был горазд.
А гостям бабуля рада:
Самогонку подает,
Для нее – рубли отрада,
Их в чулок она кладет.
Мужички не мелочились:
Если пить, так пить всерьез,
Для начала согласились
По бутылке взять на нос.
Нет стакана, ладно, банка
На худой сойдет конец...
А пошла такая пьянка –
Режь последний огурец!
Выпивают хлопцы лихо,
Позабыли тостам счет,
Им проворно Копытиха
Самогонку подает.
Дело к полночи стремиться,
Уж пора б им знать и честь...
Но не то, чтоб расходиться,
На полу лежат – не сесть.
Под столом себе местечко
Отыскал хмельной Толян,
Лег Архип в углу за печкой,
Среди хаты – Куприян.
Самогонщица с досады поворчала:
"Вот дела...", но, решив:
Будить не надо, на лежанке прилегла.
Затуманил сон сознанье,
Приютившись у висков,
Только слышит бормотанье
Перепивших мужиков.
А к утру вдруг стало зябко -
На дворе стоял мороз.
И решила в хату бабка
Привести погреться коз.
Привела свою скотину
И на печку снова – шасть!
Прихватил ей холод спину,
Да и спится утром всласть.
Два козленка-первогодка
Затесалися за печь.
Это место знали четко
И в тепле решили лечь.
Вдруг Архип спросонья слышит:
Кто-то ходит по нему,
С хрипотцой над ухом дышит...
Он уставился во тьму.
Но не видит, хоть и смотрит.
Кто-то мордой тычет в нос.
Непонятно: что за черта
Бог в постель к нему принес?
Цап рукой, и впрямь – копыта
И шерстистые бока,
Лоб, набыченный сердито,
А на нем растут рога!
Мысли быстро замелькали
В голове его хмельной:
"Знать, я умер, закопали,
Вот и черти предо мной!
Шевельнулся – всюду стены,
Не иначе это – гроб!
Нет, не вырваться из плена,
Закричу, спасали чтоб!"
Заорал, что было мочи,
И вскочил, что было сил.
Испугавшись крика очень,
Анатолий свет включил.
А Архип стоит и млеет:
Посреди избы – котел,
А над ним... он холодеет...
Сатана. То был козел.
Зрит Архип и Куприяна
(Тот лежал перед котлом),
И решил он тут же спьяну,
Что в аду они вдвоем,
И подумал с перепугу,
Что, мол, черти наперед
Тот котел готовят другу,
А потом – его черед!
Завопил он так, сердечный,
Что проснулся Куприян,
Взвился на ноги, конечно,
Бабка – с печки, а Толян
Подошел к нему с вопросом:
"Ты чего орешь, Архип?"
А бедняга трет под носом
И не слова – только хрип.
Так несчастный испугался,
Что лишь слушал да мычал...
На три дня язык отнялся,
На всю жизнь заикой стал.
А ведь как гутарил лихо!
Водку все ж не бросил пить,
Только дом, где Копытиха,
Стал сторонкой обходить.

ПРО ЖИВОГО МЕРТВЕЦА

Есть у нас порядок строгий:
Каждой раннею весной,
Чтоб не портились дороги,
Транспорт разный грузовой,
Многотонные машины
Не пускают на шоссе.
В гаражах рядочком чинным
"На прикол" их ставят все.
Много лет на большегрузе
Отработал Михаил.
Он на нем в родном Союзе
Все пути исколесил.
Был шофером первоклассным,
Знал дороги наизусть,
Все заводы знал прекрасно,
Не терпел тоску и грусть.
Слыл потешником, повесой...
Но шутил да дело знал
И порожних дальних рейсов
Никогда не допускал.
Вот опять стоит машина,
Миша отпуск получил.
А была как раз путина,
Он рыбалить зачастил.
Как-то раз он ловит рыбу...
Вдруг начальник отыскал,
С ним мужик солидный прибыл
И просить шофера стал:
"Крутанись, прошу, как брата,
До столицы и назад.
На заводе нет проката,
Все станки у нас стоят".
Михаил, присев на ящик,
Окунька с крючка снимал
И промолвил: "Что ж ты раньше
Свой прокат не доставлял?".
Отвечает чин уныло:
"Не продумал, упустил...".
"Значит, вместе едем, милый" –
Сделал вывод Михаил.
"Инженера дам, зав. складом
Или зама своего...".
Михаил был тверд:
"Не надо,– отвечает, – никого!
Не поедешь, не работай,
Соберешь потом "аврал".
И директор с неохотой,
Но поехать слово дал.
...За ночь, вдруг сменившись, ветер
Холод с севера принес.
А проснулись на рассвете –
Лужи вымостил мороз.
В путь директор собирался,
Ноги в валенки обул,
Весь шарфами обмотался,
Полушубок натянул.
Вот отправились мужчины
С ветерком да с Богом в путь.
Михаил ведет машину,
Чин надумал прикорнуть.
За окном пейзаж менялся:
То деревья, то кусты...
Но шофер не любовался,
Вспоминал, где есть посты.
Вдаль вгляделся: вроде люди.
Значит, будут проверять...
И директора он будит,
Просит валенки снимать.
Тот, понятно, возмутился,
Даже властью пригрозил.
Но водитель не смутился,
Популярно разъяснил:
"Если ты прокат желаешь
Для завода привезти,
То сейчас же залезаешь
В кузов, мать твою ети!
Там соломка есть, постелешь.
Я забраться помогу.
Только встать иль сесть – не смеешь
И, конечно, – ни гу-гу!".
"Мне и тут неплохо ехать", -
Чин уткнулся в шарф лицом.
"Непонятно что ли, нехристь,
Что я еду с мертвецом!?".
Чин был явно ошарашен,
Но противиться не мог
И, как холод ни был страшен,
Сам стащил обувку с ног.
Влез он в кузов... Впрямь ребята
На дороге тормозят.
"Что без пропуска? Куда ты
Путь свой держишь?" – говорят.
Михаил кивнул на кузов,
Со щеки утер слезу:
"Я с особым еду грузом,
Экспедитора везу".
Ловко вспрыгнул на подножку
Самый резвый из ребят,
Видит: труп не понарошку,
Ноги голые торчат.
Клюнув скопом на обманку,
Патрули дают наказ:
"Поезжай, крути баранку,
Нажимай сильней на газ!".
Семь постов преодолели,
Все, как первый постовой,
На "покойника" глядели
И качали головой,
И рукой махали сразу,
И велели проезжать...
А приехали на базу,
Продолжал "мертвец" лежать.
Михаил, хоть и бывалый,
Но порядочком струхнул
И решив: замерз, пожалуй,
Мигом борт перемахнул.
Тронул "труп": "Вставай, начальник!"
У того открылся глаз.
Зубы дробно застучали.
Брань одна лишь сорвалась
С уст его. Смешно шоферу:
И откуда взялся пыл?
Побежал бегом в контору,
Даже валенки забыл.
Отогрелся ж. И с прокатом
Михаила отпустил. Сам же
Поездом обратно
Иль автобусом катил.

ПРАЗДНИК БЫЛ В СЕЛЕ ПРЕСТОЛЬНЫЙ...

Праздник был в селе престольный,
Водка там рекой лилась,
У хозяйки хлебосольной
Ее сватья напилась.
Впрочем, с ней такое дело
Получилось не впервой,
Ночевать не захотела
И отправилась домой.
По характеру не робкой,
А бедовою была,
И домой короткой тропкой
Через кладбище пошла.
Шла она, теряя силы,
Путь скостив на две версты,
Спотыкалась о могилы,
Натыкалась на кресты...
Тьма претьмущая царила.
Бабка перла прямиком...
Вот раскрытая могила,
Та в могилу кувырком!
Приземлилась. Вроде мягко.
Что такое? Не понять.
Потянула – вроде тряпка,
Ворох тряпок – благодать!
Прилегла, поскольку чует,
Что не вылезти самой.
Здесь, решила, заночует,
А к утру пойдет домой.
Только слышит: разговоры,
Свертки сверху к ней летят...
Поняла она, что воры
Спрятать ценности хотят.
Бабку мысли беспокоят:
Пикнешь слово, вдруг убьют!
Промолчишь – живьем зароют.
И лежи без гроба тут!
Пьянка враз пошла насмарку,
Голова горит огнем.
Слышен голос: "Дай-ка "Старку"
За удачу разопьем!"
Пьют. И бабка осмелела,
Подала свой голосок:
"Похмелиться захотела,
Мне чуть-чуть оставь, сынок!".
Как подельщики завыли,
Да как бросились бежать!
Бабка вслед: "Меня забыли,
Не хочу я тут лежать!".
Те, как ласточки летели,
До села домчались вмиг.
От испуга поседели,
По тому узнали их.
Рассказала бабка после
Всем про свой великий страх...
Что товар спасла сельповский,
Ей бутылку дал завмаг! 

 Набор текста авторский