Он вошёл в город, такой же бродяга, как сотни других, проходящих через Восточные ворота - ворота для простолюдинов. Но за его спиной была гитара и стража с почтением пропустила певца, даже не спросив пошлины. Менестрель, он ведь как ветер, разве можно брать с ветра или с птицы, что поёт на ветке весной, деньги, только богов винить, которые вложили в сердце человека свой дар извлекать из деревяшки, содранной с плоти живого трепещущего дерева, звуки его души.

Он был королём - королём этих звуков, его любили, когда звучали его напевы и забывали о нём, когда он выходил через те же самые ворота. Нищий король толпы - менестрель.

В этот город он заглянул случайно, шёл на свадьбу к другу, вот и решил: почему бы на подарок денег не напеть. Впрочем, в его жизни таких вот случайных городов было много, с тех самых пор, когда его, мальчишку, подобрал на дороге проходивший мимо музыкант. Подобрал, обучил и отправил по миру с гитарой.

Вот он вышел на площадь, с каким-то уродливым памятником посередине, и тронул струны. Вокруг него тут же собралась толпа, такая же безликая, как всегда, некий сложный живой организм, эдакий монстр, чудовище способное поглощать личность, уничтожать неугодных и даровать блага тем, кто заставил это существо полюбить себя. Менестрель настроил гитару и заиграл. Сначала просто мелодия потекла по грязным улочкам и домам, очищая их от скверны, затем к ней прибавился голос и теперь даже души людей стряхивали со своих крыльев грязь и копоть.

Музыка и голос крепчали и налетали, как ветер, то становились слабыми и люди, затаив дыханье, боялись вдохнуть в себя воздух, чтобы не прервать эту нить.

Внезапно менестрель запнулся, словно кто-то перерезал ему горло... Посреди толпы он увидел девушку, одну из многих, но у неё были совсем иные глаза. Такие глаза бывают у тех, кто увидел чудо, словно в её сердце, что-то ожило и забилось, как младенец в утробе матери, когда его песня коснулась её. Он увидел её и замолчал... Прервался всего на мгновение, а потом запел вновь, потому что не мог, не петь, потому что был просто бродягой, создающим иллюзию королевства и бывший королём в этом придуманном мире, только пока поёт. А когда замолкал его голос и инструмент, он становился бездомным нищим, одиноко бродившим по пыльным дорогам, подчас ночующим в стогу сена, или под кустом. Разве мог бродяга позвать с собою такую девушку, девушку с чудом в глазах. Он знал, что ей должна достаться участь выше и лучше, он верил, что в этот город приедет принц и увидит её, и, как в сказке, назовёт своей принцессой. А он, имеющий вместо дома только драный плащ, не мог надеяться на чудо. И потому он запел, и песня одела его и короновала, песня нарисовала вокруг него сказку.

Он пел долго, а потом снял с головы поношенную шляпу и пошёл по толпе, не поднимая глаз - сверженный король. И в шляпу сыпались медяки. Но вот оказавшись рядом с ней, он остановился, казалась, она всё ещё слышит музыку. Медленно, словно во сне, незнакомка подняла руку и опустила в шляпу золотой. А он опустил глаза и пошёл прочь. Но толпа остановила своего героя, толпа требовала песен и вновь певец запел. Он заметил, как кто-то тронул девушку за плечо, она вздрогнула и пошла за человеком в синем одеянии. А менестрель всё пел.

Музыка шла за девушкой словно привязанная, и ей казалась всё, что было с ней раньше, вся её жизнь, была грязным отвратительным сном. И отчаянье заполняло её душу до краёв, до предела.

Человек привёл её к двери, она постучала и вошла. Комната гостиницы, открывшаяся перед ней, была самой шикарной комнатой в этом заведении, она уже была в ней этой ночью и не думала, что вновь, так скоро, окажется здесь. Боль сдавила несчастной горло, и только музыка не дала упасть. Поддержала, как два огромных лебединых крыла. Она подошла к кровати, на которой полулежал богато одетый мужчина. Принц читал, заметив, её он начал стягивать брюки. Посыльный в синем закрыл дверь и они оказались вдвоём.

Девушка скинула платье и легла на постель, раздвинув ноги, как делала это великое множество раз. “Мы ведь знаем, что это ни очень длительная процедура”, - успокаивала её однажды старая шлюха, после того, как девушка сделала это впервые, истощённая голодом в попытке найти денег, что бы не умереть самой, а главное чтобы сохранить жизнь младшей сестре. А музыка звучала и звучала. И в ней не было грязи и похоти, и не было прерывистого дыхания принца. Музыка плакала и манила, и бились, бились о грязное стекло окна белые крылья...

Менестрель уходил через те же ворота, стражники отдали ему честь, словно королю, или сказочному волшебнику. Он этого не заметил, ему всё ещё виделись глаза девушки, пробуждённой им ото сна. Пробуждённые его голосом! Он знал, что теперь в каждой мелодии будет видеть свет этих глаз, и они превратят его песни в магию, способную донести слова его души до небес. А под рубашкой висел золотой, надетый на кожаный шнурок, и холодил разгорячённую грудь.

Ворота закрылись, и город забыл о случайном прохожем, как забывают люди по утру даже самые чудесные сны.