Владислав Артюшатский
Из сборника "Марафон"

УТРО

Из нелепых одежд,
Из расцвеченных грез вырастая,
Доросли до желания
Прошлое перечеркнуть...
Птицы прожитых лет
По ночам собираются в стаю,
Память крыльями бьет:
           — Отзовитесь!
Но их не вернуть...
Суетимся впотьмах,
Всё теряем, всё ищем дорогу.
У астрологов молим
Нашей вере спасительный кров.
Поднимаем глаза
И приходим к забытому Богу —
Да пустынна душа,
Не найдет очищающих слов...
Но еще не погасли
Наши звезды у дальнего края.
И по воле Творца
           загорается новый рассвет.
...Пробуждается внук.
И, ошибки мои повторяя,
Без оглядки летит
Из коротких мальчишеских лет...

 

РОДИНА

Край, в котором тропинкой детства
Пробежал по сыпучим росам —
Он навеки у самого сердца.
Все мне слышится отголосок
Скоротечных ночей соловьиных,
Звон ручьев на камнях замшелых;
Все-то видятся мне картины
Журавлиных полей порыжелых;
Все-то катятся градины яблок
По траве, по земле пахучей...
Где по свету ни хаживал я бы,
Мне нигде не бывало лучше.
Память — вот она, здесь, со мною.
Оттого на любой параллели,
В снегопадах и в пекле зноя,
Не
собьюсь с пути, не сомлею...
В горы я восходил с любовью:
На Алтае мое начало, —
По березовому Подмосковью
Почему-то душа скучала.
Оба —дороги, оба —равные,
И с судьбою моею связаны.
Мне Россия — есть слово главное!
Даже если шепотом сказано.

 

ЛЕС, В КОТОРОМ ЖИВЕТ ВОЙНА

"Здесь тот же лес, что на Алтае,
Каким бродил я много лет,
И листья так же облетают,
Струясь в лазоревый рассвет...
Берез подобное сиянье.
И те же краски бузины.
На тех же нотах лопотанье
Ручья у мачтовой сосны.
И треснет сук с таким же хрустом.
И в тех же птахах даль небес.
И от кукушки так же грустно...
Ну да, здесь тот же самый лес!" —
Так думал я. Шагал беспечно,
Как получалось, наугад,
И думалось о бесконечном,
С чем жизнь порой идет не в лад...
И вдруг — рубцы канав каких-то,
Давно заросших, а правей
Землянки след. — “Здесь жило Лихо!”
Гнилушки бревен в трын-траве...
— Еще шутил. Еще не понял!
Но всколыхнулася душа,
Когда поддел ногой и поднял
Диск проржавевший ППШ.
То Лихо встало в рост со мною.
Окопы, Солнце, Тишина.
Здесь лес иной. Здесь все иное.
Здесь все еще
           живёт война.

 

БЕЖЕНЦЫ

Тысячеверстная разлука...
Душою — нет, а мыслью — да!
Один вопрос. И боль. И мука:
На год? Надолго? Навсегда?
Все так непросто, так непросто!
Поверить не хватает сил,
Что путь неблизкий до погоста,
До дорогих тебе могил;
До улицы, что часто снится
До дома матери-отца...
И вновь дрожат твои ресницы:
На год? Надолго? До конца?
Еще в глазах иное небо,
Вокзал и близких голоса;
И эта быль еще как небыль:
Болота, взгорки и леса...
Здесь все вокруг другого роста.
Здесь изначален каждый шаг:
Не те кружат на небе звезды —
И жизнь слагается не так...
Не все повыплаканы слезы.
Но взгляд застывший все живей:
Какие тонкие березы
На новой родине моей!

 

ПРОТИВОРЕЧИЯ

Меня окружают
          противоречия,
Бьют под дых,
Убивают в лет:
Во мне, милосердном, прекрасном и вечном,
Я чувствую: страшное что-то растет.
Я все позабыл. Прорастают, щерясь,
Мои клыки.
Зрачки из-под век
Все чаще во мне выдают
               зверя,
И я забываю,
что я — человек.
Мысли уходят. Озвереваю.
Что было во мне?
И каким я стал?
Но я
          все века
Красоту убиваю,
Две тысячи лет
          распинаю Христа...
В костюме премьера
                 и в зэковском ватнике,
Освоив блестящий мундир и фрак,
Я снова ломаю
              судьбы и памятники,
Страдая за каждый
            собственный шаг.
На дыбу меня волокут
            прозрения,
Бунтует в крови
                гениальность моя:
И Пушкин, и Моцарт—
                   и я в озарении,
Но и Сальери ведь тоже я…
Я все позабыл в нулевом веке,
Я силюсь вспомнить, но... — зверь из глаз.
Проснись, человечность,
              во мне, человеке! —
Я знаю, он близок, последний час.
Господи, дай мне
остановиться!
           Дай мне память, я все смогу...

Русь — как раненая волчица.
Кровь протаивает на снегу.

 

ДЕВОЧКА С ГАРМОШКОЙ

Нынче в телехронике событий
Промелькнул коротенький сюжет.
Никаких особенных открытий
В том сюжете не было и нет.
Камера Арбатом пешеходным,
Улицей коротенькой мечты,
В этот час по странному свободным
От обычной праздной суеты,
Зрителей вела. Витрины слева.
И они же с правой стороны.
И — запнулась: девочка сидела
У какой-то розовой стены.
На гармошке девочка играла
(Несколько аккордов — все дела!),
И о чем-то громко напевала,
Видно, так серьезно, как могла:
"Доктор, я могу вас научить,
От чего, чего, чего меня лечить..."
Сумка для купюр и для гармошки,
Голосок, с грустинкою мотив,
Девочка подула на ладошки
И в упор взглянула в объектив:
Извините, кнопочки не греют,
Все ж январь, морозы, Рождество,.
По-другому греться не умеет
Замершее в стужу естество...
Девочка работала. За кадром
Бодрый голос тут же выдает:
"В этой жизни — сразу так и надо,
Молодец, она не пропадет!"
Сколько лет ей было? Показалось...
Нет, не знаю. Много — вот вопрос.
Если б улыбнулась, рассмеялась —
Но она работала всерьез.
Это тоже времени примета:
Все — торгуют. И она. Собой.
Пусть не телом, главное не это —
Начинался трудный спор с судьбой,
И в глазах ее, как откровенье —
Знак беды... Закончился "Арбат" —
В памяти осталось жить мгновенье,
Голосок, малышки этой взгляд —
В души к нам.
Мы тоже виноваты:
Всяк своею улицей идем,
Всё спешим, торопимся куда-то,
В розницу и оптом торг ведем...
Девочка, росточек, понимаешь —
Мы у многих прошлых лет в плену.
Помоги, ведь ты, наверно, знаешь,
Как спасти, как выручить страну.
—“Доктор, я могу вас научить,
От чего, чего, чего меня лечить...”

 

* * *

Среди известных рек тверского края
По скромности почти и не слышна,
Неподалеку от гряды Валдая
Лесных ключей озноб несет Шлина.
То нежится в болотистой равнине,
Где берега непросто угадать,
То вся, как жгут, где сосны-исполины,
И берег крут, и далеко видать...
У всякой речки есть свое начало,
У всякой капли есть своя судьба.
Меня Шлина у Волочка качала

А вспоминалась реченька Ульба;
Ее исток— когда, еще речонка,
Совсем неширока, неглубока —
Сбежала светлокосою девчонкой
От старого седого ледника —
От самого Алтая... Воле рада,
Гремит ущельем: "Выдержу! Смогу!"
Вот просочилась в каменных громадах,
Вот солнцем расплеснулась на бегу!
То в стены скал тугой волною билась —
И радуга вставала в устье гор...
Как ни срывалась, падала, дробилась —
Но вырвалась беглянка на простор!..
Навек все наше
              с нами остается,
Всё рядом в памяти наверняка.
Шлина Ульбой однажды обернется —
И обожжет прохладой ледника.

 


[Владислав Артюшатский] [Тверские авторы] [На главную страницу]

Опубликовано 22.01.03