<< Содержание
<< На страницу автора

24 ноября 1970 г.

Шел домой пешком - Одесской ул., затем направо аллеей и увидел в зарослях человека. Его шляпа, то скрываясь, то появляясь из зарослей, повторяла все движения его живого, живущего тела. Я представил себе, что это движение идущего человека повторяют сейчас миллионы других людей - и этот образ чем-то рассмешил меня и обрадовал.
Много бывает в жизни бездушности, но приходит время - и она становится нестерпима. Если человек осознал себя - ко всему бездушному он уже не вернется. В особенности это относится к отношению с женщинами. Как будто строгий рубеж делит жизнь. Близкие становятся возможны отношения с женщиной - только через духовное. Плоть отступает на второй план.
Но если уж через духовное - плоть становится всесильной, и все телесное обретает нестерпимую радость, а чувство нечистого исчезает.
Часто в последнее время я иду домой - и вдруг вспоминаю о том, что у меня уже вырос большой сын. Мысль о счастье. О чудо роста - как Чудо жизни.
Сон о Г.К. Томительное чувство прощания.
Будто бы мы должны встретиться на вокзале, но встреча не состоялась и ухожу один с чувством прощания навсегда.
Во сне это чувство было много сильнее и страшнее, чем утром, когда проснулся…
В третий раз мгновенная мысль о смерти: точнее, картина неотвратимости собственной смерти в физически-осязаемом плане.
Впервые - ресторан "Рекорд", Улан-Удэ, январь 1958 г. (письмо И.И. Смирнову в Селижарово об этом).
Второй раз - октябрь 1969 г. Была тихая, теплая, зеленая осень, проснулся - чувство растворимости физической в этой земле, листьях, небе, ветре - чувство почти исступленного обладания землей, уничтожения в ней.
И вот с еще большей силой - сегодня ночью. Полнота физического растворения твоей жизни предстала как осязаемая очевидность. Это не испугало, но гнетущая, живая боль сдавила сердце.
Вчера вечером после семинара поэтов читали в гостинице "Кишинэу" стихи. Я не мог вспомнить ничего подходящего - наизусть и мгновенно придумал несколько строк, выдав их за Такубоку.
Вот эти строки:
Над Фудзиямой синяя тишина.
Я иду по берегу моря.
Долго ли мне еще ходить?
Эти стихи неожиданно имели большой успех. Но японцы говорят просто "Фудзи".

20 декабря 1970

Необходимость стать серьезным, твердо осознавшим свою жизнь человеком, строящим ее по законам справедливости и понимания других людей. Без срывов живу так - с октября (и то не во всем).

Очень важна для жизни и дела внутренняя собранность и энергия. Научиться этому и во внешней, физической жизни.

21 декабря

Вокруг должно быть много интересных людей, и каждый день в чем-то всегда должен быть открытием, иначе зачем жить?

Роман Сноу "Возвращения домой" - большой интерес. Но все-таки его мир слишком мал - нет чувства жизни, того простого, мощного, которое признак подлинного искусства: русский роман великий.

22 декабря

Человек должен чувствовать себя дома, в кругу своих людей, считать современниками тех, кто жил в ближайшие к нему три столетия в прошлом. Здесь он должен ориентироваться во всех событиях, знать всех замечательных современников 200-300-летнего возраста, он должен во всей яркости жизни ощущать себя в этих столетиях прошлого. Иначе станет смешно жить - можно растеряться перед бездной прошлых и будущих тысячелетий.

23 января 1971

Значит, я буду дома, когда уже начнется яркая зимняя весна - с солнцем и метелями, с посвежевшим, душистым ветром.

Все-таки я хочу жить когда-нибудь, когда смогу, на севере, дома (теперь Селижарово для меня север).

28 января

Новая моя книга должна быть основательной и серьезной. В нее войдут "Братья Козырьковы", "Берега тихих рек", "В Большой Коше" и "Киселевские маяки", "Снег горит" (цикл коротких рассказов). Кажется мне, что в этих вещах есть кое-что настоящее.

Вышла моя книга - "Еще одна жизнь" (которую хотел назвать "Уголок земли").
Острое разочарование. Писать о том, что важно всем.

3 февраля

Два года назад ко мне в троллейбусе обратились не "молодой человек", а "мужчина" (!) Теперь частенько слышу это. Странно было вначале.
Но вот вчера иду мимо кинотеатра "Искра", навстречу две девушки лет 16-17. Спросили: "Который час?" - и сразу за моей спиной - легкий смех и приглушенные слова: "Какой серьезный, красивый…"

5 февраля

На улице снег и ветер. Несколько дней не работал над повестью - и смутно, плохо на душе, хоть и новая книга лежит в портфеле.
Работать нужно постоянно, это великая истина.
Мне непонятно, как я отошел от важных вопросов жизни, которые волновали меня до изнеможения еще в институтские дни.

Вечером на улице горький, крепкий дымок - мгновенно сработала память: за огородами в Ананьине горит костер, вечер, и Женя и Веня Мозгалины, Шурка и я бросаем столбики артиллерийского пороха, они вспыхивают ярко и жарко, ночь расступается, мне весело и жалко, что вот скоро придется идти домой, а хорошо бы всю ночь стоять и бросать столбики пороха в костер…

Запахло настоящей весной.

8 февраля

Вчера долго гулял у кромки парка, в Долине Роз, в солнце и ветер. Ледок резко похрустывал под ногой, душа светлела, грудь дышала бодро. Вкус жизни. Яснеющее холодное небо.

Решительно перехожу на русскую классику - ничего зарубежного не могу читать (пробовал Кафку, Кеппена и т.д.). Это какая-то внутренняя реакция.
А, скажем, "Соборяне" доставляют огромное удовольствие и удовлетворение - каждая фраза, каждое слово.
Теперь перейду к Тургеневу, к его повестям.

сентябрь 1971

Совсем без дневника не обойтись. Возвращаюсь к нему - пусть хоть какие-то капли жизни останутся.

В этом году все, что случилось, связано с Селижаровом: май, смерть мамы.

5 сентября 1971

А 5-е августа - смерть Ив. Ив. Смирнова, моего учителя, с которым столько нас связывало и разделяло.
Лежит теперь в земле, а еще совсем недавно сидел на стуле в своей кухне веселый и чуть пьяный, взмахивая руками, изображая домашнего ангела. Тоска.
Вот жизнь - и вот смерть.

Вечер за городом. Необыкновенно светло на душе от простора, приволья, зрелого духа осени, желтых кукурузных полей. За Старой Почтой.

9 сентября

Зашел в два общежития строителей - и почувствовал волнение: давно не касался такой живой жизни. Говорил с пьяненькими ребятами, с девушкой, готовящей ужин, с ее мужем, как выяснилось (хотя она совсем молода) - у него усталое, молодое лицо, на руках ребенок; в голосе и жестах нет раздражения, злости ни у нее, ни у него. А живут в условиях скверных…
Давно ли и мы так жили! И сколько еще людей живут так.

11 октября

Приснилась мама, ее голос раздался - и вдруг тут же во сне страшная мысль, что ее уже нет и никогда не будет. О Боже!

13 октября

На улице
Собаке хотелось умереть одной, и она тыкалась в деревянный забор - уже ослабшая, с безвольным телом: собаку ударила машина.
Поняв, что деться некуда и умирать придется на людях, она опустилась животом в траву и обратила к проходящим страдающие, умоляющие о снисхождении к смерти глаза.
А все брезгливо ее обходили.

Не могу вспомнить, чтобы в последний год был к кому-то несправедлив, кого-то оскорбил, кому-то пожелал зла.
Давно не испытывал такого чувства отрады, как подумав об этом.

14 октября

Самое важное время в жизни мамы - война.
Все силы телесные и силы души поднялись.
Самые яркие годы и моей жизни - тоже война.
Поэтому "Красный городок" должен стать настоящей книгой.

16 декабря 1971

Задумал повести:
"Глубоко в лесу"
"Красное поле" (Чехосл.)
"Ранний март" (ФРГ)
"Стрыйский парк"

25 декабря

В обычном, житейском плане смерть мне сейчас не страшна: мои Лев и Нина остались бы, слава Богу, в хорошей квартире; как это спокойно и важно.

Я чувствую себя в эти годы так молодо, почти юно, как никогда прежде.

Нужно всегда помнить о детстве, если захочется вдруг отвлеченной игры - космических холодных вопросов и загадок, ожесточенных попыток понять "назначение человека", его природу и проч.

Болит горло, сижу дома.
Читал "Поезд прибывает по расписанию" Г. Белля, вечером - "Фауста" (читаю его на ночь уже с неделю); как мил, добродушен, приятен в общении Мефистофель в сравнении с серыми ужасами Белля.

Как бы дальше ни сложилась жизнь (а силы души есть, не ошибаюсь в этом) - я всегда чувствовал отвращение, искреннее и сильное, ко всему, что способно выделить из толпы.

2 января 1972

Я рано почувствовал недостатки своего характера, но мало боролся с ними: слабоволие, стихийность, мягкость, чувствительную застенчивость, непостоянство в труде. Но за шесть лет кое-чего достиг.

Во мне мучительно и давно боролись работник - и гуляка праздный. Дай Бог, чтобы работник наконец победил.

15 января

Приступаю к "Красному Городку".
Три самых ярких года жизни: детство в войне.

1 марта

Сегодня замысел, давний, но пока неотчетливый - роман, центром которого стала бы большая каргопольская семья отца.

Еще одна весна - тридцать седьмая.
И все то же - томленье души, надежды, ожидания, все как в ранней юности.

16 апреля

Сон - в дороге, большой город: широкие улицы, серый асфальт в дожде, вокзал, перепутье - куда ехать, к кому, кто ждет? Душа томится.

У И.И. появилось в конце 60-х больное стремление взять в старости то, что не успел в молодости, не сумел, не смог: и тут внимание его учениц ко мне, да на его глазах; его болезненный, мучительный, нервический гнев, несуразные больные слова, мой удивленный и горячий ответ, забвение им полное всего, что нас связывало; летит тяжелый стакан в реку - я бросаю, чтобы злость ушла.
История с девушкой в Осташкове на семинаре - он обозвал ее шлюхой, я - защитил. Это его сильно обозлило.
1-го мая пришел ко мне: светло-зеленый костюм, пьяненький, виноватый и веселый: "Что бы ни случилось, мы с тобой будем друзьями, я это знаю".
Купанье у Отречка, дружеские признания, прогулки к Шихину, вечерние овсы, печаль, понимание. Больной, больной он был человек: вот причина.
Теперь понимаю: спорить с ним было нельзя, да так серьезно: он был моим учителем.
Его страсть к ученицам - видимо, все-таки, болезнь.
Ирма - ученица (его признание мне о чувстве к ней весной 61 г.).
В. - ученица (письмо к ней: просьба, мольба простить и стать… женой; старик готов был на все).
Светлана Ш. - ученица (это - любовь).
Н. - ученица. Здесь уже - и физическое (его рассказ, затем ее). Она нанесла ему удар - он и заметался.

9 июля 1973

К роману "Тайницкий сад"
Дорога от Суража к "аэропорту": еще не жаркое солнце, поля и лес, деревня в стороне; все деревянное, русское.
Аэропорт: крохотный домик белого кирпича; включена радиостанция, голоса пилотов и диспетчеров - "…понял… ясно… понял…" Чаще всего - понял.
Сознательно ограниченный словарь.
Домик обнесен низеньким палисадничком, а внутри: липки, березки и скошенное сено; сел на старую деревянную скамью - запах сена мягкий, воздушный, чистый.
Запах сена - с детства, многие годы. Этот запах для меня: все здоровое, истинное, святое.

10 июля 1973

Получил целую пачку писем - значит, помнят еще, пишу не зря в хорошую минуту друзьям, товарищам, а иногда и приятелям.
Плохое письмо только одно - от сокурсницы, которой показалось, что я не хотел ее встречать в Кишиневе (я был в Доме творчества и письмо получил поздно). "Спасибо за гостеприимство" - провинциально-жеманно.

2 ноября

Сон. Где-то в окрестностях Селижарова: взмахиваю руками, поднимаюсь, взлетаю. Впереди - огромный луг, низина, залитая голубой водой, светлая бескрайность. Душа набирает силу, я лечу, тело, распластавшись в воздухе, стремительно набирает высоту. А внизу так ясен луг, так голубеет вода, все так отчетливо, чисто, до последней травинки впитывают глаза.

28 ноября

Первая тихая ночь - никакой боли. Просыпался много раз от блаженного чувства: ничего не болит! Чудо! Обвалы, грохот, любой шум - все ерунда, все легко, все нипочем - никакой боли!
Подумал о том, что жизнь без боли - счастье. Тихая, счастливая ночь.

В октябре - прогулка на велосипеде, осенняя тишина, речка Селижаровка внизу, глухой лес - и тут открывается деревня Мамоново. Чувство открытия - все вокруг исхожено, изъезжено, а здесь никогда не был (мама бывала у какой-то старушки в гостях).
Вот бы жить и писать здесь - месяца три-четыре в году.

4 декабря

Ездил в Днестровск с М. Хазиным. Нежно-морозное утро, разговор, в легком розовом свете холмы. Чистое, мягкое утро. Затем долгая прогулка по пустынным дорожкам, мимо красно-уютных особняков, окруженных редкими зимними деревьями. Пошел снег. Литобъединение, лица; разговор. Дорога назад - снежинки в мглистом ночном воздухе, озаренном фарами.

Все нужно отложить ради романа. Он может вместить в себя и детство, и юность, и все многообразие увиденного, осмысленного, пережитого, прочувствованного.

7 декабря 1973

Когда был в С-ве - вспомнились дни смерти Сталина. Ходил утоптанной, широкой, ночной дорогой от леспромхоза до первого проулка, ведущего к железной дороге - и сочинял стихи на смерть Сталина. Помню несколько строк: "Железный зимний вихрь унес вождя, И дальше как мы будем?"
А была-то весна, яркий март, и начиналась новая жизнь… А ведь эту новую жизнь, уже манившую, я и тогда предчувствовал.

12 декабря

Говорил по телефону с Володей С-вым. Опять, кажется, стал пить… - жаль. Он мне понятен и временами близок, но бросаться так жизнью все-таки нельзя.

18 декабря 1973

Работа немного застопорилась, но движение внутри есть: не количество, но качество прибывает. Внутренняя серьезность задачи. Роман впитывает всю жизнь - свою и чужие.
О "Красном Городке". Сейчас это хроника - хотелось охватить все, что было. Однако уже видится другая повесть - неделя, даже день.

Всю мою жизнь я любил письма - и получать, и писать. Как отрадно писать тому, кто все, даже за строкой, понимает - и отвечает с готовностью. Но было таких всего два-три человека.

24 декабря 1973 г., понедельник

Книга "Мгновенья": мгновенные образы жизни; людей; природы; мысль как образ.
Сейчас мог бы написать ее, если бы не было столько планов. Уже начал все-таки.

12 января 1974 г., Малеевка

Мечта всего детства - хорошие лыжи. Всегда были какие-то старенькие, всегда плохие ремни, слабые веревки, не было резинок и ноги скользили… Мог ли я представить в седьмом-восьмом классе, что бывают такие лыжи, как у меня сейчас: быстрые, гибкие, ловкие, ноги в них как впаяны, лыжа и нога - одно целое. Ботинки защелкиваются замком - и лети, лети себе! Какое бы счастье в четырнадцать-пятнадцать лет!

Повести и рассказы Чехова "Мужики". Немало случайного и слабого, показалось: отдельные фразы и т. д. Но сколько духовных прозрений тут же!
Однозначно-ровного, только живого и великого не бывает

15 января 1974 г.

Встреча Старого Нового года с двумя милыми, расположенными ко мне старушками - соседками Лидией Николаевной Фоменко и Любовью Петровной Жак. Множество литературных рассказов и сплетен, анекдотов и т.д. Затем - утренний в солнце лес, тени, березы, лыжи мои бегут легко, ощущаю себя молодо. Неужели может быть смерть, болезнь, если я живу так ярко сейчас, так дышу, так чувствую всякую жизнь! Только в детстве мне было так же беззаботно-празднично.

24 января 1974

Много ходили и говорили с Ионом Друцэ. Водил меня к своему приятелю, автору повести "До свидания, мальчики", Борису Балтеру - тот построил здесь хороший дом, назанимав, говорит, денег - у Бондарева, однокурсника и др. У Б-ра был Ф. Искандер. Долго сидели за чаем. Рассказы Б-ра любопытны. Возвращались с Друцэ поздней ночью.

15 февраля 1974, Кишинев

Шел домой, уже темно, край неба лишь розовел - как-то по-южному, буйно - и вдруг пришла неожиданная мысль: а ведь и ум мой, и сердце принадлежит России. Все там.

19 февраля

Яркий образ юности.
Практика. Йошкар-Ола, я на реке Кокшага, жарко, стою в трусах (плавок не было) в стороне от всех, смотрю на зеленый луг на противоположном берегу, на марево, повисшее над ним, на скользящие мимо байдарки. Вдруг одна байдарка - я не успел понять, отчего - мгновенно перевернулась и пошла ко дну. Девушка тут же выплыла и с моей помощью вытащила лодку на берег.
Мы ни о чем не говорили: она склонилась над своей байдаркой, я по-прежнему стоял в стороне, наблюдая уже за ней.
Наконец она выпрямилась: высокая, сильная, спортивно-образцовая, что ли: развитые плечи и руки, ноги мускулистые и безукоризненно, ошеломляюще-стройные. Она качнулась на ногах, словно не в силах оставить в покое свои мускулы хоть на минуту, и тут взглянула на меня, чуть улыбнувшись - но туманно, словно бы и не мне, а так, в пространство.

12 марта

Из окна женщина-дурнушка смотрит на двух проходящих девушек. Одна из них очень красива, она как-то наивно-кокетливо изгибает тело, качает красивой головкой…
Глаза у молодой женщины-дурнушки разгораются: кажется, она отдала бы сейчас жизнь за возможность вот так же пройти, сосредоточивая на себе взгляды всех встречных!

Шел по улице. Холодно еще, но все уже весеннее - и в душе.

14 мая

Из памяти:
Наш огород зацветает, год 48-49, впервые посадили тыкву; мягкое солнце, длинные тыквенные жгуты. Потом - тыквенная каша на всю осень. Целая жизнь прошла с тех пор: двадцать шесть лет.

2 июля 1974 г., Селижарово

Здесь все - каждый шаг, встреча, разговор, случайный взгляд - мгновенный отклик в душе; впечатления нынешние тут же сцепляются с прошлым; происходит чудо - непрерывность восприятия и осмысления жизни.

В поезде мы с Левушкой ехали вместе с девочками-москвичками, они путешествовали в Молдавию. Для них М. - экзотика и рай. Одна - белокурая, голубоглазая, милая - плакала: жаль ехать в Москву.
Поезд от Москвы к Селижарову. Теперь на дорогу и на все я смотрю и глазами сына.

Последний взгляд на Нину, когда она провожала нас в Кишиневе: все-таки счастье, что есть человек, который думает о нас с сыном, как о самых близких людях.

Чувствую сейчас расцвет, развитие всех сил; неодолимая потребность выразить, высказать все, чем полон.

3 июля 1974 г.

Утро. Посещение Аграфены Ив. Преображенской - мачехи Вали. Так и сыплет словцами типа: стеганула (убежала), закондычила (забила), векши (дрянные бабы в ее понимании) - о теще и жене В.
Старушка будто только вышла из прошлого века, из какого-нибудь посада: и вид, и слова.

Стареют селижаровцы - тускнеют лица, мутнеют глаза. Наверно, и обо мне думают так же.

5 июля

Позавчера вечером - у вдовы И. И. Травкина. Архивы мужа она сжигает и раздает - у старика было собрано много редких фактов о Селижарове и окрестных деревнях, всяких наблюдений. Предложила мне брать, что захочу. Посмотрел - но взять не смог этих остатков: какое-то было чувство невозможности этого.

Утром вчера - в Черную Грязь с Левушкой. Яблонек на огороде деда нет - как и не было. Неужели срубили?
Спустились к Коче, Песочне; хорошо пахло луговиной. Отрадное чувство.
Верхняя Мельница очень живописна, потаенная ее половина.

7 июля

Вдова К.К. дала читать его дневники. Интересны - наблюдения, услышанные фразы, портреты, отчасти - воспоминания. Меньше - рассуждения.
Много несправедливого, вздорного, больного. Но человек он был великодушный, добрый, уничтожили его больные нервы, психика, водка. Все лучшее, что было в нем, всегда мне было близко. Это нужно сберечь.
Страшная, должно быть, последняя его мысль: столько старался сделать - и ничего не успел - в живописи, литературе. Но его судьба - учительство. И тут он успел все.
Мне он по-прежнему близок, несмотря на все его злые, больные слова - о многом. В нем была яркость, высота. Лучшие его годы: 1950-1959.

Прогулка по реке на моторной лодке за деревню Волга. Берега, сосны, птицы. Радость Левушки.

8 июля 1974 г.

К.К.: "…Страдания отняли у меня память, способность мыслить без предрассудков, я стал опасно болен, бессилен".
Он часто повторял это - и был, судя по дневнику, прав.

Марфа Федиха (глухая) должна была по обязательным поставкам 56 руб. 32 коп. (продуктов, мяса, яиц у нее не было). Ей объяснил это уполномоченный, некий полковник в отставке (Соленков?). О рублях она спорить не стала, знала - бесполезно. Бросилась в спор о копейках. Когда полковник вырвал у нее десятку, устало сказала ему: "Чтоб ты осцался…"
Полковник говорит, что будет эту десятку помнить всю жизнь.

По рассказам одного чеха, Гашек выпил однажды на спор 36 кружек пива.

Хирург (Каюгин) встречает женщину - гулял по поселку, это он любил. Она к нему: жалуется, что врач плохо ее осмотрел (К. был главным). Он ей: "Раздевайтесь! - Здесь?! - поражена бабенка. - Вы же ко мне на улице обратились!"

Из расск. Вен. Арк. Соколова
Как Алещенко выманил у одной старухи 20 яиц на закуску. Старуха до сих пор говорит: "Так 20 яичек на ем и повисли!"
Знаменитый в наших краях до войны старик, ремонтировавший церкви - Павел Канаха из Осокина (рядом с Хотошином). Оттуда же родом и сам Вениамин Арк. Соколов. Секреты Канахи: заквашенная известь - от 4 до 7 лет.
Хотошинская церковь разрушена в 1936 г.

10 июля

Липа над Демидовым ручьем - вечером - уже другое, мощное, почти мистическое чувство олицетворенной жизни. Ветви, руки ее - и небо. И движение, и неколебимость.
Теперь стою у этой липы каждый вечер. Сколько же ей лет?

Во всем - в поступках, мыслях, словах - нужно быть достойным человеком. Это уже глубокая внутренняя потребность.
Несмотря на всю запальчивую вздорность - много правды у К.К. в главном: жизнь требует порядочности.

13 июля

Ночное небо - яркий свет вверху над лесом и большой равниной. Над самыми же рощами - глуше, нежнее. Долго ходил за Селижаровом.

Поездка на Сережиной лодке до Большой Коши и обратно. Костер, уха. Сережа и Левушка удили, я ходил - прошел от устья Б. Коши до деревни. Все знакомо и памятно - сколько раз был здесь, смотрел, дышал, с детства.

Радиокомментатор так кричит, как будто свершается что-то чрезвычайное в мире. А идет - игра в футбол!

15 июля

Ежевечерняя (почти ночная) прогулка над Волгой. Тишина, пахнет скошенной травой, рекой, низким небом ночным в тучах.

Прохожу мимо двух мужичков, сидят на скамейке, только что выпили, закусывают. С детства знакомый приятный запах - усталые тела пахнут здоровым запахом - трудовым, смешавшимся с хмельным духом и вечерним воздухом.

16 июля

Как мать (рассказ В.А.С.) с отчаянья засунула сына в мешок и пошла топить ("хулигану" было лет 10, а всего в семье восемь детей). Мешок был худой, и "хулиган" уже в воде прорвал его ногой и вылез.
В воду окунала, не бросила: пугала.

В универмаге разговор с Валей Веселовым - худой, все так же улыбчив, немного выпивши. Вот и Вале скоро пятьдесят.

17 июля

Вчерашним вечером ездил на велосипеде в Коптево.
Пустая, в лужах дорога; лес со всех сторон. Шихино, Филиппово, Струги, Зенцово, Коптево. Дорога грустная. Все ждешь перемен - вот все обновилось; а все - стоит. Много забитых домов.
Брат Ив. Ив. Володя сено убирал на огороде. Узнал: "Генюшка…" Посидели, поговорили. Ив. Ив. далеко отошел от своей породы - лицо у него уже было другое. Здесь же - крепость, сила, закаленность физическая. Чай с медом. Дом стоит с 1913 года - только печь переложена. "Три богатыря", написанные Ив. Ив. в 49 году.
Живут в колхозе, по сл. Вл. Ив., неплохо. Пенсия - от 30 до 60 руб. Заработки - от 80 до 230 (у механизаторов). Доярки - 130-150.
А народу мало - 69 трудоспособных на 29 деревень (6 бригад).

19 июля

Позавчера вечером - встреча с А. Макаровой. Она мила. Хорошо относилась и в школе ко мне, и сейчас. Я ждал, что она будет яркой женщиной и пойдет далеко даже в обычном житейском смысле.
А жизнь ее не задалась. Неудачи личные, второе замужество, нелюбимая работа.

Хирург Каюгин советует разобиженному на него больному: "Иди рыбу ловить (больница на берегу реки). - Больной: этим душегубством не занимаюсь".

Один известный в Селижарове старик (дед Комизоров) так говорит о помрачневшем небе: небушко замулы?ндило.

М.А. Каюгин больному: "Два удовольствия хочешь: и водку пить, и долго жить?"

20 июля

Папа стирает и поет: "Помнишь ли, милая, наши свидания…" Он все делает сам и считает это совершенно естественным.

Вчерашний вечер - Конопад. Доехал до Полоновки, мостика нет. Долго стоял над лугом. Лес, летают птахи, Волга, а деревня в стороне, только одна крыша поднималась, как нечто одушевлявшее окружающий мир.
Так было жалко, что один видел эту красоту.

24 июля

Три несколько смутных - и внутренне, и внешне дня. В следующие приезды нужно больше быть и работать дома - несколько важных встреч, все остальное нужное придет попутно.

Был крестник мамы Гриша - очень колоритная фигура - пришел пилить дрова. Долго копался в пиле, наконец говорит: "Какая-то есть в ней фальша".
Рассказ о том, как женщины за мат посадили его в милицию на 15 суток: сговорились и написали письмо. Теперь в магазине - "…молча двигаю челюстями, без звуков".

25 июля

Рассказы отца о жизни: хорошо и долго (вчера днем).
Старухе Акулине (Куня) маленький Андрюша: "… и мне ты будешь печь пироги, когда я стану жениться"

Сапоги и темные костюмы деда. Водочка. Поездка его в Весьегонск - ежегодно зимой за белкой. 33 коп. серая белка. В каждом десятке - одна рыжая. 3000 штук покупались у одного охотника иногда.

Из рассказов папы. Угощение у Серковых: портвейн, херес, конфеты, колбаса. Игра в карты. Лет 12-ть подряд.

30 августа 1974

Завтра - тридцать девятый день рождения. Вспоминалась милая Ксюша, соседка, подарившая мне яркий букет цветов утром 31 августа, в мое пятилетие - значит, уже 34 года назад. Даже росу на цветах помню.

14 января 1976 г., Дубулты

Итак, по старой традиции начинаю маленький "домтворческий" дневничок (Ялта, Малеевка, Переделкино, Коктебель… теперь Дубулты).
Пока самое яркое - море и сосны. Ночной, порывами, ветер. Гудит небо, гудят сосны, гудит море.
Поездка с Ю. Грековым в Ригу: какие-то важные связи с ним утеряны (а временами казалось, что старая близость может вернуться). И все-таки минутами хорошо. Как и двадцать лет назад по Ленинграду - шагали по Риге в ногу.

Вечером вчера читал Е.В. Тарле о Витте. Язык не всегда удачный, но мысль - яркая и своя.

Из характеристики Витте: "…нетерпеливый, легко раздражающийся, плохо воспитанный, самоуверенный, всех презирающий…" "…Светлый и огромный ум".

15 января

Вечерняя прогулка по Дубултам: снежный ветер, черные деревья, желтый домашний свет ламп в уютных тихих улицах.

Разговоры с Ф.С. Наркирьером, Ст. Рассадиным.

Вечерняя беседа с Наркирьером - рассказы о Поле Кутюрье: "Я не признаю дисциплины в отношении вина! Я не признаю дисциплины в отношении жратвы! Я не признаю дисциплины в отношении женщин. Я признаю только партийную дисциплину (!!)"

Читаю Вересаева. Средний писатель - хороший средний писатель: умный, искренний. Особенно - в "Невыдуманных" своих рассказах.

Из Тютчева:
Душа, увы, не выстрадает счастье,
Но может выстрадать себя.

"И страх кончины неизбежной
Не свеет с ветки ни листка.
Их жизнь, как океан безбрежный,
Вся в настоящем разлита.

Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул;
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул…
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном.

…все во мне - и я во всем

Мирный, рабочий день. Решил после обеда ежедневно писать по одному короткому - крохотному - рассказу для "Книги мгновений".

24 января

Интересна записка Дурново о Николае II (очень проницательная): он предугадывал социальные движения, родившиеся в недрах I Мировой войны.

26 января

Когда вы описываете мужчину, женщину, местность, думайте всегда о ком-нибудь, о чем-нибудь реальном.
Стендаль

Стояли у окна с Н. Долматовской, смотрели заход солнца - красное, как раскаленный уголь, на фоне побледневшего неба.
Она говорила об Индийском океане и заходах солнца там.
Отличие художника истинного от маленького, пусть крикливо известного: тому от чужих несчастий только уютнее - он-то наслаждается жизнью, поедает ее в успехе своем.
Это как: проезжает пожарная машина с ревом, и говорит мне один знакомый - знаю, что у меня все хорошо, дома в порядке: можно быть спокойным!
У истинного художника начинает болеть сердце от любой "сирены".

11 февраля 1976

Уже Кишинев. Хороший вечер - пешком домой, через Долину Роз. Снег, легкий мороз, весело и бодро.

Нужно читать сейчас только необходимое для работы и жизни - все случайное в сторону.

29 февраля

Последний день еще одной зимы.
Быстро, быстро. Сделано мало.

1 марта 1976

Весна. Еще одна. Возраста уже совсем не боюсь.

Сижу в комнате художников, весело было и легко. Два голоса: "Какой ты красивый сегодня" (Ирина Щипанова). "Ты похож на молодого Наполеона" (Ан. Горло).

Приснилась сегодня фраза: Хрупкая душа мира (…жаждала…) покоя. Вместо жаждала было какое-то очень точное и живое слово. Ночью помнил его, утром забыл, как ни старался восстановить. А мысль держалась на нем.

Утро - в ясности, свете, полной тишине, рассветной жажде жизни. Свет - чистый, тихий, живой.

(Хрупкая душа мира искала покоя?.. - нет. - Источала покой? - нет, не то…)

7 марта

Три года назад обсуждение в Союзе писателей СССР моей книги "Берега тихих рек" неожиданно для меня превратилось почти в мой триумф: все говорили в основном о моих "Берегах" и никто плохо (человек пять очень хорошо). - Чувствовал себя незаслуженно вознесенным. А главное: помнил, что мог написать куда лучше. И все-таки хорошо: зал обсуждений, банкет в ЦДЛ…

16 апреля

6 апр. - первая зелень (7-го - яркое продолжение). 14-16 - начало цвести. Желтое, а сегодня и розовое.

В путешествия нужно пускаться, если чувствуешь в них полнейшую творческую необходимость, а не для того только, чтобы плыть на плоту по северным рекам (А.Кл.), ехать на мопеде по дорогам (Ю.Гр.), скитаться по тайге (Э.Г.).
К счастью, я это понял давно.

19 апреля 1976

Чудно пахнет весной. Это любимое мое время в Молдавии: начало цветения. Все нежно, чисто, ярко. И душе хорошо.

Как ни странно - у меня не было ни одной удачной фотографии, начиная с детских лет. Все не то, не то - не узнаю себя.

1 мая

Однажды (в прошлое воскресенье) долго сидел у телевизора и слушал детский хор.
Как откровение. Особенно - две девочки (одну и сейчас вижу ясно: продолговатое лицо, чуть холодноватое, вся жизнь в глазах; длинные волосы, светлые, нежные; пела со сдержанной внутренней силой). Затем Сережа (Пономарев?). Дирижер - легкие, небрежно-точные движения рук.

Дерево под моим рабочим окном, в издательстве: опять зеленое, широкое, живое - что-то от моей селижаровской липы.

16 мая 1976 г.

Пять лет назад - похороны мамы; огромное количество народа. Солнечный, чуть ветреный день. Запах тополей - острый, навсегда в памяти.

Терпеливо и постоянно учиться сдержанности, великодушию.

30 мая 1976 г.

Несколько ранних рассказов А. Чехова ("Детвора" и др.). 25-26 лет. Подумал: то, что можно написать в эти годы, потом уж не напишешь (так): память в эти годы устроена особым образом. Она еще хранит множество детских примет, деталей. Потом будет все сильнее - но эти близкие по детству приметы исчезнут.

В старости, перед смертью, хочу жить в своем доме. Умирать в доме, заполненном множеством людей, дико, неестественно. Нельзя стариком жить в доме-улье.

2 июня

Запах чуть растертого орехового листа: теплый, густой - и очень нежный: это южный запах.

В Пушкинском парке пахнет маслиной - сладковатый тонкий запах; боярышником - стойкий, тоже сладковатый.

5 июня

Красный кусочек мыла, который мы добыли со дна Волги после купания в ней двух прелестных девушек из Ленинграда (дачниц): лето 46 г.
Запах мыла слился с представлением о них, мы смотрели с берега, как они мылись и купались; как они пытались достать мыло - тоже видели. Долго потом мне чудился запах этого мыла…

9 июля 1976 г.

Несколько дней назад.
Шел домой - теплый и тихий вечер, мирный небесный свет. Глубоко вдохнул уже в Долине Роз, среди травы и деревьев - этот воздух - здесь напитан светом и чистотой; и еще, еще раз вдыхал глубоко.

14 июля 1976, Селижарово

Третий день на родине. Опять много встреч. Интересный разговор с М. Креусовым, его рассказы о лагере военнопленных, о том, как похоронили его живьем, затем успели раскопать; о Германии, о хозяевах.

15 июля

Вчера вечером - поездка на велосипеде в сторону Коптева. Как открывается овсяное поле перед Зенцовом. Разговор с женщиной у колодца. 21 июля - Казанская в Коптеве. "Родимый, погоняй, и тебе стопочка перепадет".
Лет чуть за сорок, немного хмельная.
- Как зовут-то?..
- А Маша.

Долгий разговор в редакции (ходил читать письма читателей) с Вас. Ив. Ивановым. Рассказы его - о Никифорове, Горячеве, Мосягиной, Воронцове, Маслове, себе самом и т. д. Рассказы со вкусом, в лицах! Богатство!
Ив. Ив. Брехов; бюро в Калинине. Фамилии: Ворожкин, Утенков.
"А ты что, хочешь, чтоб я тебе привет крикнул по радио?.." (В. И. Иванов - Поле по прозвищу Больничная - он сейчас ведет передачи по местному радио).

Из писем читателей райгазеты:
"Корова объелась … и она не привлечена".

"…и дело вместо народного суда оказалось в моем позвоночнике" - как сосед ударил деда.

"Автора можно найти в некотором культурном учреждении", - т. е. в чайной за выпивкой.

Секретарь райкома комсомола, которого селижаровцы прозвали - "пинжак".

"Работа у меня вся ручная, а в группе 17 коров и 18-ый бык, помимо них, 12 теляток новорожденных" - пишет доярка.

16 июля

Вечер - встреча с Валей Садовой, одноклассницей, с которой был дружен в 8-9 кл.
Сидели у нее дома. Говорит вдруг: "Чувствую - ты нисколько не волнуешься; а я - очень".
Прислушался к себе: правда. А мимо ее улицы раньше никогда спокойно не проходил и не проезжал.
Глаза - такие же яркие, лучатся.
"Прихожу домой, темно (после наших встреч осенью 51-го года), загляну в зеркало - глаза в темноте в нем плывут, переливаются, блестят, свет из них бьет - самой страшно станет; долго стою так".
Спросил невольно: "Зеркало-то самое? (большое, в простой рамке). - Конечно! А что здесь меняется?" Маленькая комната, где был весной 52-го года. В. - в коротком розовом платье; вот когда волновался я! - сердце чудом удержалось в груди.
Двадцать три года назад.

Вас. Ив. Иванов родился в колхозе "Просвет" (нынешняя "Россия").

Камера в милиции - решетка (видна с улицы) в форме звезды! Ну и оригиналы!

19 июля

Позавчера - уха с Сережей на привычном месте, у Островков. Прекрасные запахи дороги; вечернее солнце; но той яркой свежести, как прежде, почему-то не было.

Вечер - у одноклассника, Толи Петрова. Много рассказов его и его матери, тети Маши, чисто селижаровских, живых. Много подробностей об отце Толи ("желудок-то у тебя что, оловянный?.." - жена ему, когда много пил). Дом. Лошадь, повозка с хлебом; конюшня; вся его жизнь. Вид из окна - все близко, селижаровское. Особенно хорошо смотреть в открытое окно. Были у Толи Валя Садова, Аля Макарова и я. Сидели, выпили, много говорили, смотрели старые фотографии. Затем всех по очереди провожали.

Мелкий дождь; тепло, хорошо, у самого окна - движутся, живут своей жизнью листья.

Кривошеиха; "Четвертинка".

21 июля

Письмо от Вадима Сергеича Шефнера.

Ходил на родник за водой. Пока бежала - капля за каплей - светлая вода, бродил над самой рекой. Вверху светлела на фоне ясного неба - стройная березка; внизу - река.
Трава, просвеченная солнцем, так зелена, так ярка, так чудно ее отражение в реке.

22 июля

Похороны утонувшего сына Али Макаровой. Еще в воскресенье сидели мы весело с одноклассниками - и вот конец обычному простому человеческому счастью Али.
Ее лицо; кладбище; люди; поминки. Подошел я к ней только в конце всего, перед уходом.

Вчера: поездка в Хиловец, вечером.
Ровно 35 лет назад мы с отцом были там; деревья те же, - лес, река.
Говорил с А.Ел. Пляскиным - он родился, вырос в Хиловце и сюда вернулся с войны. 57 лет. 9 дней у Измаила сдерживали румын. В 44-ом - оттуда же гнал немцев (и румын). Сейчас - сторож. Дуся Пляскина - бухгалтер в "Искре".

27 июля

Рассказы отца о 1920 г. в Архангельске. В Красную Армию взяли в 1920 г.. Перед этим из плена германского вернулся через Молодечно - обменяли на турок. 87 турок - и 87 наших. Санитарный поезд пришел в Москву. Привезли их в Рижский передвижной военный госпиталь. В тот же день привели на комиссию. 50% - потеря трудоспособности.
Вместо шинелей - телогрейки дали. Семь месяцев - в Каргополе.

С вокзала в Архангельске ходил к пристани пароход "Москва": в нем же плавал в детстве, еще в гимназии.

28 июля

- Козел, ты дома? Рыбачить пойдем? - кричит пятилетний примерно пацаненок с удочкой на плече Славе Козлову - тридцатидевятилетнему.

25 июля - утром Витя Шустров, одноклассник. Не видел 20 лет его. Вместе сдавали экзамены в Л-де, жили в общежитии. Говорит о своих четырех женах (со всеми расстался): "Ну, со всеми лаялся". Без зубов. Постарел.

30 июля

Пошел вечерний сильный и теплый дождь. Проведешь ладонью по лбу и лицу - словно совершаешь священное омовение.

Вечернее небо. Все те же розовые полосы. А позавчера - поздно вечером небо светлое, с бледно-желтыми отливами.

Разговор с Гришей, маминым крестником, большим хитрованом, колоритнейшим мужиком. Эх, если бы записать весь разговор с ним! Важен вид, тон, манера. Подошел к нам Гаврила Прохорыч, бывший председатель поссовета.

31 июля 1976

Два дня записывали с папой его воспоминания. Почти 83 года, а все в бодрости, в скоморошестве, в радости жизни.

Еще в прошлом году нашел я прелестную тропинку в сосновом бору - в том же направлении, как ходили мы с мамой в Черную Грязь. Вчера долго ездил там перед обедом на велосипеде. Полное одиночество, сосновый лес, тишина.
Проясняется роман ("Двое").

Шутливый разговор с совсем юной девушкой (женщиной? - золотое колечко) на Волге, во время купанья. Не знаю, кто она.
И вот уже неделю, встречаясь иногда на улице, весело здороваемся.

1 августа

Брат Сережа. Много в нем справедливости и доброты. Все от мамы. Его лицо.

Леша Храбдеев, сосед по улице, по утрам обходит со своей палочкой весь берег - собирает грибы. Сегодня показывал - подосиновики и подберезовики.

Нравятся случайные разговоры на улице. Стал я как-то проще и яснее - даже самому себе.

Из писем читателей райгазеты:
"Просим наказать ответственных за бесконтрольность…

"Я сказал директору: "прошу встать мне навстречу!"
"Я ехала в автобусе с одним молодым цыганом", - и далее целая история.

"С фольклористским приветом В. Грачев".

"Лужа была здоровая, и лошадь прям туда скакнула, и вот я в луже" - когда вез пьяный возчик из больницы.

"Отдел лугов и пастбищ…"

7 августа 1976 г.

В Плющово - за грибами. Дорога. Встал в 4 часа утра: как прекрасны утренние часы.
Луга; поле овса, возвышенность у Куричиина - внизу лес, и над ним белые дымы тумана. Старуха в Плющове, 85-ти лет: "Я оплакала весь лес, а обо мне - ни один бес не поплачет".
О внучке - "И ты на меня лаешь, запрелина!"
Почти слепая. Внук, тракторист, погиб - попал под свой же трактор.

Лес под Плющовом; ручей, который тут зовут просто Бух.
В Дмитрове на обратном пути поел в столовой - вкусный и густой гороховый суп.

11 августа

Арк. Савин - товарищ детства. Его мать, Марья Гурьяновна, смотрит телевизор: передача "Очевидное - невероятное". И вдруг говорит - "Чем в дураки-то играть, шли б вы все на покос, скотине сено надоби".

Поездка с Аркашей Савиным в Оковцы и Дорки. Лес. Земляника. Грибы. Угощение в деревне Дорки.

Берег вчерашним вечером: под пестрым небом, уже почти в темноте - вверху светло, внизу темно. Сердце забило вдруг сильно: опять - Родина.

Читаю С.Т. Аксакова "История моего знакомства с Гоголем".

Ведущий в доме культуры: "Граждане, вечер кончен"…

Из писем читателей райгазеты:
"…Может, теперь лозунг уже другой и первыми должны здороваться старики с молодыми?.."

Название письма: "Критика из собственных своих наблюдений".

"…Вот так без меня меня женили, а я на мельнице была"…

"…Он вылил на меня полный бак грязи…"

"…у нас школа отделена от дома культуры, как церковь от государства".

К.Л. в своем репертуаре: уже третья за три года (листаю по годам) - заметка "Есть такой парень".

"…благодаря ее внимания я не смог ходить".

Все тот же халтурщик М.М. из Торжка продолжает писать в газету - вот уже восемнадцать лет (а может быть - и раньше писал?).

Опять К.Л. - "Живет на селе девушка".

Как бывший ученик убил собаку своей учительницы. Она снесла убитую им собаку к его крыльцу и оставила с запиской: "Коля, ты убийца! Возьми свой трофей и закопай".

Заголовок письма: "Огорченная радость".

"…Я захлебываюсь в мате - как много реальных недостатков!".

"…Я не вижу пробела от А-ра Федоровича и его клики - Аграфены Смирновой".

"…Мои духовные нужды забаррикадированы".

"…Просьба взять на контроль их клеветнические действия".

"…Я живу в состоянии второй отечественной войны".

"…Данный материал передаю для установления действительности".

"Меры по посадке картофеля устранены".

Опять К.Л. - "Ухабы на пути к большому молоку".

12 августа 1976 г.

Сегодня на автобусе в Оковцы подвыпившая женщина: "Смотрите, какое я зеркальце в Москве купила! Двадцать восемь копеек!"
Много выкрикивала и соленых слов.
Сын, тоже пьяненький, но серьезный, не обижая ее, говорит ей: "Прекрати, мать, хватит"… Но мать продолжала в том же духе.

Пьяный мужик: "Эх, ни одна душа меня пьяным не примет - только земля держит!"

Женя Мозгалин то в плаще, то в куртке под капюшоном каждый вечер пасет под дождем свою корову - Зорьку над берегом Волги.
Явно испытывает удовольствие.

Брат Сергей. Только теперь как-то, нынче, понял по-настоящему трудную его жизнь. Тяжелый физический труд - в этом году с 7 до 7 ставят столбы, тянут провода; трудно и дома - без жены, с чудаковатым теперь отцом, который единственный и заботится о нем, и защищает тем не менее.
Как много в С-ве еще тяжелого физического труда.
А доброты не теряет - у него, а не у меня, больше и справедливости, и доброты.

82-х летний отец не ропщет ни на что, все делает весело. Никогда не хворает.

Запомню земляничную гору за Оковцами, на которой стоял сегодня утром.
Шел небольшой дождь, внизу дорога, выше и вокруг чудный высокий лес, пестро-красные листья земляники и вкусные крупные ягоды.

24 августа

Вечером сидел над Волгой; высоко подпрыгивали рыбы из воды - выскакивают, чтобы ухватить ртом летающую мошкару.
Закатное небо играет красками, как в детстве: голова зайдется - четыре мне года - или сорок лет? Да вот уже и сорок один стукнет. Все та же Волга, то же небо. Только жизнь иная идет над ней - на всем ее протяжении.

25 августа

Навестил Г. Шнурова, одноклассника, разговор с ним. "Неладно живу" - много пьет. - Его рассуждения по этому поводу. Как убегал из дому утром в тапочках в С-во - похмеляться; вернулся через три дня.
Разговор с Женей Мозгалиным. До войны на нашей и Укромной улицах было 52 коровы. Их пас Семен Панафидин.

26 августа 1976

Зашел в детсад - разговор с заведующей (подумываю о повести, где будет и детсад). Ребятишки лет пяти играют во дворе в домино. Один другому: "Ты что криво ставишь, как после большой пьянки?" От отцов, конечно! Очень при этом серьезный вид.
Через день - в Кишинев. 31 авг. - сорок один год мне: двинулась жизнь на 5-ый десяток.
Просторное, бескрайнее по ощущению время отпускное в Селижарове нынче.

2 июля 1977, Набережные Челны

Сегодня утром никаких дел. Ходил по улицам, думал обо всем, что кажется важным в последние дни.
Одна из мыслей: нельзя говорить - человек "счастливой судьбы", если человек тот или другой долго жил и много сделал, а другой человек прожил мало, сделал немного, рано погиб или умер - "человек несчастный". Нет. Все это жизнь, и она все примиряет и уравновешивает. Она подводит общий итог.
Поэтому нельзя бояться судьбы.

Много думаю в связи с этим о судьбе Жени, брата Нины погибшего. У него много хороших книг (Нина была права) - и мои две среди них. Я не дарил! - сам он где-то купил.

Соседи Жени. Умная Антонина (и знающая) - и бестолково-суетливый и пустой (кажется) муж ее.

Купил два сборника очерков "Нового мира" о КамАзе. Не знаю, как напишу я - но эти почти все никуда не годятся. Болтовня (я тоже приехал сюда от "Нового мира").

Познакомился с Евг. Никол. Батенчуком: главный здесь человек.

Утро на сборочном заводе. Знакомство с начальником арматурного цеха, Вл. Аф. Никифоровым, наладчиком Виталием Барановым (ему, видимо, и предстоит стать моим героем). Из Кировской обл., работал в колхозе до 69 г. Фрезеровщик. 69-71 г. - Армия. Дек. 72 г. - КамАз.
Начал со строительных работ в Новом Городе - благоустройство территории. Около года. Затем - строительство завода.
9 месяцев - учеба в Тольятти. Вернулся наладчиком. Участвовал в монтаже и пуске завода.
Двадцать восемь станков у него.

В музее инструменты Л.И. Кольцова. Инструменты вообще (маски, сварочные аппараты, щипцы, каски и т.д.).
Первый штамп кузнечного завода.

4 июля

Много разбойного здесь. Рассказ Виталия Баранова о человеке, выброшенном (или вывалившемся) из окна. Когда вбежал он с комендантом в комнату - все спят.

На планерке у начальника арматурного цеха Вл.Аф. Никифорова:
- По инструментам вопросы есть?
- Мы с Наташей решаем (отвечает нач. участка №2 Дм. Петр. Замахов). Наташа Горшенина - инженер инструментального отдела.
Планерку прерывает телеф. разговор. Нач. цеха:
- Нам дают две квартиры и четыре малосемейки. Готовьте документы.

Далее:
- Нач-к 3-го участка, почему Барсукова не была 2-го июля?
- Барсукова была. Наверное, табельщица что-то напутала.

Женщина молодая из Тулы. Приехала год назад. Живет в общежитии. "Квартира нужна!" Приехала со специальностью. Гуляева - фамилия. Виталий Б. с некоторым испугом: "Она вам скверных слов не говорила? А то может!"

7 июля

В автобусе.
Заметил, что люди не говорят пустого здесь - всегда за словами что-то существенное: человек ли, дело.

10 июля

Три дня подряд на автосборочном заводе.
Встречи с Вит. Барановым, с другими рабочими. Уже близкое чувство: привык здесь.
Лидия Гуляева - профиль.

13 июля

Сначала ехал, затем шел к кладбищу.
Могилу Жени нашел быстро. На кладбище тишина, только трескаются стручки акации.

21 июля

Долго ходил по Набережным Челнам. Съездил в старый город - там есть очень колоритные улицы. Оттуда пароходиком - в Елабугу. Нашел дом, где повесилась Марина Цветаева. Был и в ее комнате - женщина сразу впустила. Видел и потолок, где был тот самый крюк… Затем - на кладбище: нечаянно зашел на новое (старое через дорогу) - и в ужасе бегом оттуда! - день очень жаркий, нестерпимый воздух. На старом - тихо, ни одного человека, пахнет живой прелью - трава, сучки. Могилу М. Цветаевой нашел почти сразу - приблизительное место, обустроенное ее сестрой.
Завтра - на самолет. Заеду из Москвы в Селижарово.

27 июля

В ясности и покое сидел с Г. фон Клейстом на скамье в сквере у клуба нашего. Замысел сказки: "Душа Реки".
Там будет вчерашний вечер над рекой в одиночестве, когда все живое, бывшее, настоящее, ожило под небом, вблизи вечерней воды.
Ночной шорох дождя, обволакивая дом, мягкий, еле слышный разбудил меня. Долго не спал.

Душа Реки на вопросы друга ее:
- …А вдали от реки силы моей нету…

Был на дороге к Мамонову.
Благословенный воздух.
Все было так светло, что, кажется, каждая жилка омылась светом.

Чуть душновато и как-то домашне пахнут утренние селижаровские улицы (шел Полевой).

30 июля

Вчера на кладбище. Много новых могил со знакомыми именами и лицами. Только, кажется, видел этих людей, встречал на улицах - и вот…

На велосипеде той самой тропкой, от ул. Свободы к Заготскому, привычной за три лета.
Долго, в тишине и покое души.

Встретил связиста Сашку на улице Маркса - того самого Сашку, вместе с которым мы с Витькой Базулевым спасали столбы на Волге весной 49-го года.
Тогда он был синеглазым, ярким красавцем, все в нем как бы шумело, волосы пышно белели. Было ему лет 20.
И вот идет почти старик, а ведь лет 50 ему. Глубокие морщины избороздили все лицо, редкие сивые волосенки, глаза выцвели, лицо темное и от загара, и от выпивки, наверно.
Но мы с ним узнали друг друга, поздоровались.

30 июля

Встреча с деревенскими стариками: Панино.
Старуха - черная юбка, черный платок, голубая кофта, в зубах - папироса. Старик на крылечке - борода как у старого шкипера, лицо наивно-красное. Увидев проезжего, подпрыгнул от любопытства на своем месте.

Типы у пивных ларьков - уже примелькались. Страшная смесь хамства, наглости, товарищества, дружелюбия…
Встречал их почти неделю подряд, когда ходил и сам, выпивал кружку пива.

27 августа 1977 г., Кишинев

Думаю о романе ("Холод") и повести ("Раду Громкий").
Наверное, напишу сначала повесть. Она будет короткой.
А роман - листов 12. Роман почти вижу.

Два дня подряд - телефонные разговоры с Москвой, с Лидией Григорьевной Григоровой, редактором моим.
Сообщила, что моя книга пошла в производство. Беспокоится уже о новой.
Очень благодарен ей.

Опять рядом осень. Печали нет: работа.
И только зеленые листья вдруг словно коснутся сердца, когда ветер волнует ветви.

Вчера закончил роман ("Сын дня"). Что-то в нем есть, хотя в общем я недоволен: мало работал.

16 сентября 1977, Бежецк

Сижу перед окном, в том же "Ленке" - по-здешнему "Кудельке", где жил столько раз: те же дома за рекой Остречиной, мокрые осенние деревья, вода блестит меж ними, замершее чертово колесо. Дождь.
Но чувствую бодрость и ясность. Валя Преображенский встретил по-братски. Издерганный, в нервах весь, попивает, но душой чист и великодушен.
Дорогой сюда - у окна автобуса: осенний лес схватил со всех сторон, мокрые березы, все небо в птицах, носятся стаи, кричат, несутся облаками живыми из стороны в сторону…
Ехал мимо деревень:
Арининское
Рождество (прекрасная церковь)
Кушалино - церковь
Моркины Горы и др.

Валя проводил в гостиницу. Ночной дождь.

Утром поехали с Валей и шофером Сашей за картошкой в колхоз.
Небольшая деревня на взгорье. Четверо всего трудоспособных, а дома большие, хорошие, народу молодого нет совсем.
Разговор с хозяйкой Елизаветой Григорьевной. У нее прекрасная картошка, ели с хорошо посоленными помидорами.
Большой киот в углу - лет 150, говорит, еще отца благословляла его мать. И в кухне старые иконы: Спаситель, Георг. Победоносец.
Продает картошку, мед. Меду взяла 24 ведра с 8 ульев. Три раза снимала: с весенних цветов, с белого клевера ("с бешки") и липовый.
Ее сын и брат покойного мужа. Лица.
Разговор с кладовщицей - женщиной лет под 50.
Горка Щитовка ("в детстве так звали, почему - не знаю"). "Выйдешь зимой к колодцу, поглядишь в одну сторону, в другую - никого". Лицо грустное. "Картошку из-под плуга вынимали".

Вчера Ив. Вас. Болдин о своей деревне Абакумово. Его отец Василий Бессмертный и приключ. под Ржевом. "Черная исповедь" в бане (старик-отец снимает с сына грех).

Рассказ Ив. Вас. Болдина об охоте за немецким ночным бомбардировщиком: летчик Скляренко и обслуживающий персонал самолета. Сбил Скляренко немца.

18 сентября

Все утро ходил по Бежецку: увидел больше, чем за все прошлые приезды.
Улицы, старые дома. Видел пруды в тиши, каменные лабазы, резные наличники и навесы, старые сады, старые деревья; дом родителей Вяч. Як. Шишкова.
Много писательских улиц - Толстого, Радищева, Шишкова, Некрасовский пер.
Дождя нет, воздух бодрый. И душа бодра. И жить хочется, и писать.
Задача же такая: становиться с каждым днем сильнее внутренне, тверже; резче, когда нужно. Чтобы ничто и никто не могло, не могли сломить ни при каких обстоятельствах.

19 сентября 1977

Вчерашний вечер - охота на уток.
Овсяные поля, чуть подкрашенный розовым и оранжево-желтым горизонт; пасутся кони - красиво, былинно; сторож, болото. Церковь Троицы - не знаю, как вблизи, а в отдалении чудо как красива в вечернем воздухе. Рассказ Ал-ры Арсен., хозяйки дома, где мы остановились, об их деревенском силаче Арсении, который на 254 ступеньки колокольни вносил на своем плече 12-ти пудовый язык колокола. Бабка Тараканиха; отец А-ры Арс. на посиделках: погодите, девки, не все с лучиной будете сидеть: нажмете кнопку - и свет будет. Девки заливались смехом, не верили. Двадцать пятый год.
А-ра Арс. и сын ее Сергей. Их отношения, обращение друг к другу.
Овсяные блинцы - плесканки.
Сколько забыто - сразу не записал. Не съездить ли еще к А-ре Арс.?..
Вся охота - стрелял мимо, и сейчас рад - в азарте же негодовал на себя за промахи.
Смена красок на пойме. Вода - особенно: по ней следил за наступлением темноты. Наш провожатый через болото.

20 сентября 1977

Вчерашний день в дороге: сначала - колхоз и поле, председатель Леонид Георг., механизатор Андрианов. Затем - путь к Максатихе. Места совсем чудные: сосновые сухие леса, речки, церкви на взгорьях, деревни у рек.
Речка Волчина. Церковь полуразрушенная с погостом: больше воздуха, чем камня. Колхоз "Ленинская искра" (Максат. р-н). В кабинете агронома Анны Кузм. Горшковой - сплошные цветы (второй этаж): "березка" в углу, царская невеста, герань, фикус и т.д.
Деревни с карельскими названьями: Трестна, Филюзи и т.д.
Особенно хороша сама Максатиха: дома, построенные, говорят, лесоторговцами, с башенками, красивой архитектуры, она очень идет дереву; покрашены в зеленый цвет, много уюта в поселке, в улицах и маленькой центральной, обрамленной камнем площади.
Первый и второй секретари райкома.
Судьба первого секретаря.
Ночная дорога из Максатихи.
Ездили с Юрой Батасовым на его машине. А завтра - в Весьегонск, где мой дед, Михаил Константиныч, бывал на ярмарках.

21 сентября

Разговоры с Ив. Вас. Болдиным.

Иван Горюн из Абакумова, жил бедно. Когда сгорело в 24 г. Аб-во, поехал вместе со всеми собирать на погорелье. Ездил дольше всех и дальше всех, хотя его домик уцелел. С этого времени зажился, построил пятистенку.

2 января 1978, Кишинев

Итак, начинается новый, 78 год.
Несколько задач:
Первая и важнейшая - начать и закончить роман: листов 16 (он мне уже видится в общих чертах).
Вторая: месяц где-то в деревне, никак не меньше (с помощью Ю. Батасова в колхозе Ю.М. Иванова?). Хочу съездить также в Челны - на затопление котлована. А если все сложится счастливо - на Охотское море (разговор в СП СССР).
И еще один урок задаю себе важный: с каждым днем накапливать душевные силы.
Ничто случайное не должно влиять на жизнь.
Итак: работа и семья, семья и работа.

Хочу добиться, чтобы роман было интересно писать. Это - главное условие успешной работы.

Голос Анны Герман: он сопровождал меня всюду - весь прошлый год - Кишинев, Н. Челны, Бежецк - и вот опять Кишинев. Испытываю к нему нежность.

4 января1978 г.

Много новогодних поздравлений. Значит, помнят. Это приятно, хоть и обыкновенно - ведь и я помню.

На Новый Год меня так сильно потянуло к людям - был почти болен, так сильно было это желание сидеть рядом с людьми, не только с семьей.
У землячки, Нины Клевцовой-Балабан: добрый и милый человек.
И то, что она из Черной Грязи, очень сильно сразу привязало меня к ней: что-то от мамы, от ее родины почувствовал в этом человеке. Она и муж, Володя, давно звали: вчера - был.
Начал писать. "Раду Громкого" - и с удовольствием. Впервые по-настоящему пишу о Молдавии.
5 января 1978 г.

Я все мною пережитое в жизни сейчас вижу по-другому, чем еще несколько лет назад. И людей, с которыми сводила жизнь.

Вот правило - никогда и никаких, никуда, праздных поездок: только рабочая цель проясняет каждый миг жизни. А праздность все убивает.

Только у великих художников свет побеждает везде, только их озаряет ясность жизни; у них и трагедия - как одно из ярчайших проявлений человеческой натуры, характера, воли и т.д.

5 февраля

Сон.
Поднимается огромная машина - все выше, выше, в горы. Вокруг все серо, а внизу с двух сторон - бездонные пропасти. Машина натужно гудит и ползет и ползет, конца не видно. Пассажир - я один. Вот уже впереди самое острие горы. Я не знаю, кто машину ведет. Куда же дальше?
И вдруг машина теряет равновесие, ее начинает швырять, внезапно поднимает в воздух… Еще секунда… Но я вываливаюсь на дорогу, вижу, что машины уже нет - и начинаю очень медленно катиться вниз. Воздух становится все зеленее, живее, чище. Я вижу по обе стороны деревья, слышу птиц, они поют. Все в свежей зелени.
Мое движение останавливается, я поднимаю голову. Что это?.. - внятный голос говорит:
- Долина Жизни. Я думаю про себя: так вот она какая, Долина Жизни!

11 февраля

Самая моя любимая вещь в музыке сейчас - вторая часть концертной симфонии Моцарта для скрипки и альта. Она помогает мне в самые тяжкие минуты жизни.

15 февраля

Заметил - мне сейчас труднее писать, что действительно было - чем создавать. И меньше в этом вижу интереса - просто восстанавливать былое.
Началось это года два назад, а сейчас определилось.

Читаю воспоминания о Белинском. Слова Достоевского о "спокойной совести" Б.

18 февраля

Читал два дня книгу о В. Овечкине.
Много мыслей она вызывает - его судьба.

Закончил повесть "Свидание". Начал 11 янв. Хотел написать 12 л., написал 8-мь. Но дело не в этом: вышло ли что-то?..

19 февраля

В энергии и таланте, затем в смелости - высшие начала жизни писателя.

22 февраля

Снег за окном, слабое чистое солнце. Но особенно хороши тени: почти как в Подмосковье. Много ясности. Тянет на улицу, но и работать хочется - и нужно.

Детская привычка осталась у меня: перед тем, как уснуть, говорю про себя: спокойной ночи, все мои дорогие.

Ровно год назад был смертельно ранен Женя - брат Нины: случайный выстрел пьяного сторожа в толпу людей.

Попробовал было читать Чехова - и не мог: такая безысходность и тоска. Даже словесные находки не радуют (посл. рассказы).

25 февраля

Не знаю, какую из задуманных коротких повестей начать… Может быть, "Розовое платье"?..

Где-то Федин писал, что "спился бы, пил запойно и ушел в это занятие", если бы не писание, которое затягивает еще сильнее…
Почти то же говорил Ф.М. Достоевский о своей рулетке.
А вот и Сименон - писатель средний, но проживший большую жизнь: "…я писал роман и тем самым убегал от своей собственной реальности".
Нечто сходное.

11 марта

Три дня назад гулял - и вот тут-то впервые почувствовал приход настоящей весны: сильно ударило солнце, мгновенно высушило все, а когда возвращался домой - крупный, душистый, редкий дождь пошел. Прохожие останавливались и стояли, словно не в себе: первый запах весны ошеломил людей. Чувствовал это по себе.

12 марта 1978

Никогда больше не буду браться ни за что "по заданию": ни очерк, ни повесть, ни роман.
Никаких командировок от журналов или газет, никаких договоров.
Это неприятно связывает, и потом уже пишешь не так, как хотелось бы: вот и отвращение к очерку из Челнов.

Вчера во время прогулки думал о повестях "Дальний поиск", "Последняя осень" (четвертый курс); "Высокое небо" (Улан-Удэ).
И еще одна повесть - "Двадцать пятый маршрут". Это первый курс.

19 марта

Вчера было тепло, ходил в пиджаке - сегодня похолодало, но все равно чистый, бодрый воздух весны.

Шли с Ниной домой - солнце медленно опускалось прямо в черную весеннюю рощу, яркое, как раскаленный уголь, еще ярче.

24 марта

Был электрик ЖЭКа Вася - крепкий молодой мужичок. Долго ковырялся в люстре, я встал рядом - и как-то вдруг очень близко почувствовал весь ход его жизни, из его случайных слов. Он, когда работал, помогал себе разговором.

23 марта

Очень подробно увидел повесть из войны (и сразу после) "Петька Гусев" - о бездомном мальчишке и его житейских приключениях: это пришло из апреля 49-го года, когда у нас ночевал несколько раз мальчишка, его рассказы.
Мать его была в сторожах на железной дороге: убило бомбой.
Воровская шайка. Бродяги, спекулянты, девочка Нинка. Два связанных по рукам-ногам брата. Вожак Федька и т. д.

25 марта

Кожа лица у Софрона Бурлаки отстала от костей и свободно перемещается - играл морщинами.
Резкие, но "поверхностные" морщины. Звал к себе в Вадулуй-Водэ.
Слишком много писать тоже опасно: Серг.-Ценский это доказал. А надо писать глубоко (мысль) и хорошо (образ).

Сейчас слушал третью симфонию Рахманинова. Не высшее ли, что создано человечеством, - симфоническая музыка? Все она выражает: жизнь, радость, смерть, страдание, вершины духа…

26 марта

"Петька Гусев, его жизнь и приключения" - так будет называться моя повесть о мальчишке-беспризорнике. Там будет самое начало войны и война - кратко. А подробные приключения - сразу после войны.
Добавляются герои: учительница Мария Игнатьевна, девчонка-нищая Варька, которая первая подала ему милостыню, когда он убежал из дома.
Школа меж деревнями.

27 марта

Ю. Греков позвонил - пришло письмо ему от Дины Егоровой из Ленинграда. Много там грустного - тяжелая болезнь Ольги Павлюк, с которой Греков был дружен в ин-те, и т.д., вплоть до смертей родных.
Сейчас ходил по комнате, многое вспоминал.

Как ясно сейчас, что ни о ком нельзя думать, как о "второстепенном человеке"!

28 марта

Все сильнее хочется близкой, тесной дружбы с людьми молодого, яркого, талантливого ощущения жизни. И - чтобы энергия была в них. У старых друзей энергия слишком быстро стала затихать.
Наверное, тут потребность в воспитании таких людей. Взять в деревне, в колхозе Ю.М. Иванова, если все будет хорошо - да с 8 по 10 класс вести кружок в школе? Литературный по основе, но прежде всего воспитательный?

1 апреля 1978

Приехали с Левушкой в Пицунду. Ехали хорошо. От Киева до Сочи - в международном вагоне: других мест не оказалось. Дома в Приазовье - часто двухэтажные, почти все кирпичные; над самым заливом, над морем, на крутых берегах - особенно красиво. Зависть берет!

Лева с утра и вчера, и сегодня явно тосковал о маме, я не сразу понял это, напрасно.

У нас хорошая с Левушкой комната на 5-м эт.: 507. Видно и море, и долинка с какими-то хозяйственными постройками, и дорога справа.
Есть балкон.
Сейчас 8.10 (по местному времени).
Вверху небо бледно-голубое, ниже почти черное, затем розовое - над краем моря - и темно-голубое над лесом.

У моря сейчас издали оловянный цвет.

Впервые весной на Кавказе. Воздух - нежная, пронзительная свежесть (в отличие от воздушной мягкости в Ялте). Полтора часа - в саму Пицунду, пешком туда - и обратно тоже (давал телеграмму). Чу?дно и светло действует Кавказ.
Хорошо, что приехали вдвоем.

2 апреля

Утренняя прогулка над морем с Левушкой. Хорошо было идти в редких соснах.
Сладкий воздух зеленой весны.
Работа над "Раду Громким". Эта повесть будет несколько искусственной, но я хочу вложить в нее много жизни.
Двухчасовая прогулка в поселок. Храм, где орган. Объяснения маленького абхазца Кало.
Закат над морем: дымное бесформенное солнце, чистый - особенно вблизи - воздух.

5 апреля 1978 г.

Море было сегодня шумным, утром ходил до дома творчества кинематографистов, свежо, чисто - и ощущение это не от ясного горизонта, а от воздуха.
Бодро и в душе, хотя пишется плохо.

8 апреля

Пешком в Пицунду и обратно. Шел оттуда, подумал: это у меня в крови, любовь к пешему движению, к ходьбе. Лучшие минуты - всегда, с детских лет, связаны с этим. Никогда в тягость.

Туман ушел, и снег на вершинах гор странно приблизился, можно дотронуться рукой. А горы сами - как нежный, невесомый рисунок.

У красивого домика - большой зацветающий сад, сквозь цветущие ветви плывет медленный дым, лепестки сливаются с ним.
Левушка, пока я ходил, сделал в своей тетради несколько набросков. У него очень верная рука, это видишь сразу.

9 апреля

Вчера вечером горизонт над морем был как одна резкая зеленая черта. Над ней - лохматое небо, внизу - вдруг застывшее море. Только белопенный окоем берега.
Сегодня с утра немного погулял (Лева еще спал), а затем на весь день дождь. Сейчас (7.40 веч.) дождь перестал: неровный, слабый розовый свет. Пересилит ли он мрак непогоды?

15 апреля

Много читаю о Бунине ("Лит. насл"). Он жил слишком физической жизнью, это ему во многом мешало.

Бунин говорил: "У здорового человека не может быть недовольства собой, жизнью…"
Но это - если человек живет только собой, отстраняя от себя остальную "всю" жизнь, с другими людьми, не чувствуя их по-настоящему.

…А вот там, где Бунин говорит, что единственное условие успеха - "не спешить, не метаться" - правда это.

16 апреля

В одной из комнат, высоко, поют женщины - негромко, очень слаженно, печально и сладко. Так хорошо слушать их - и работать.

Печаль, что иногда не скажешь людям, что они тебе милы или очень приятны. Вот уехавшая шахтерка Н., которая была с мужем: два-три слова на ходу, а памятно. Что-то в ней очень женское и мило-чистое было. Уехала сегодня, бросила издали взгляд, но так мы и прошли мимо друг друга - конечно, навсегда.

Приснилась прошедшей ночью будущая книжка "Лесной коридор" - но не совсем такой, даже формат, какой она должна вскоре выйти.
Бунин пишет, что начал чувствовать себя взрослым в 33 года. Я примерно так же - не "взрослым", но способным взросло жить (кажется, и он это имел в виду).

20 апреля

Море сегодня насквозь зеленое - до самой дали; вдоль берега вспененные водяные вихри гоняются друг за другом.
А позавчера вечером море было белое - с матовым взблеском. И в него садилось раскаленное солнце.

Рядом - за соседним столиком - сидит разлохмаченный старый старичок; сегодня жалобно говорит старой старушке в брюках: "Погибну я из-за своей интеллигентности" ("проф. Варшавский" - говорят о нем).
Пешие прогулки в Пицунду и обратно. Привык дышать воздухом чистым, зеленым - это ощущение от зарослей (самшита?) - от реликтовых сосен. Даже машины не мешают.

Горы вечером как нарисованные - слабо, еле уловимо. Из своего окна, от дороги - везде, в любое время чувствую их.

Вчерашняя поездка с Левой в Новый Афон. Хороша дорога: в некоторых домах хотелось остаться. Особенно один - на взгорье, из красного кирпича, вокруг и выше домашние заросли, метрах в 50-ти - дикая природа.

Над зеленой горной рекой, в которой вдруг скользнуло гибкое тело змеи; как она пользовалась своей умелостью, волей, не прорезая, не скользя, а свободно проходя воду, не чувствуя ее сопротивления.

Монастырь. Когда-то селижаровский нищий Картошкин Федор Абрамович рассказывал мне о нем - о своем путешествии сюда. Как он впервые увидел "махалки" на Кавказе - кипарисы.

Хорошо гулял под дождем над морем.
Левушка долго спал.

21 апреля

Колебался: ехать ли в Краснодар? Решил утром - ехать.

22 апреля

Субботник. Хорошее чувство недолгой, но общей работы. Море, камыши, голоса, музыка - все хорошо.

Два вечера ходили с Левой на танцы - смотрели и слушали музыку. Есть интересные типажи!

Позавчера начал роман "Холод".

Тайная прелесть в женщине всегда волнует: уехавшая шахтерка.

Нужно уметь "отвлечь" себя, отделить от героев - сильнее дать объективное течение жизни.

Очень сильное чувство - необходимость "грубого" соприкосновения с жизнью.

Очень случайны судьбы многих женщин: плохое легко может победить в них, если рядом плохой человек.

23 апреля

Экскурсия на озеро Рица. С Левушкой в шашлычной. Озеро; автобус; дорога.
Скалы; пропасти; все в зелени - этот образ слившихся деревьев (говорят - горная ольха) запомнить.

Прощание с Пицундой - в ясности и чистоте.

25 апреля

Утро в станице Лабинской - г. Лабинске теперь.
Только ради первых пяти минут стоило приехать сюда.
Улица Красная (бывш. Сталина). Три высоких старых акации. Ясень, клен - аллея посредине. Думаю о В. Марчихине - моем Принцеве; все здесь связано с ним.
Ул. Красная; домик школьной подруги В.М.
Три акации - две рядом, одна чуть дальше.
Железная труба, железный (зеленый) навес над входной дверью, зеленые ставни, дворик зарос вишней.

Забор - тускло-зеленый, слева покрашен густо свежей краской.

Воздух - мягко-чистый; почти такое в Краснодаре.

Маленький парк в центре Лабинска.
Кусты тутовника.

Две медные ручки, напоминающие странных газелей, быстрых, изогнувшихся в беге.
Три ступени крыльца.
Каштан с зелеными свечами (с желтизной).
Кусты.

Лариса Ивановна, старушка, знавшая родителей Марчихина.

В сущности, это по-настоящему первая моя "исследовательская" поездка (не считая Каргополя - июнь 72г.)

26 апреля

Вчерашний день - десятки разговоров с десятками людей.
Валерия Марчихина - Принцева вижу лучше местных жителей - они слишком далеко ушли от него, для них это уже история. А для меня он вполне живой человек.
Но как-то все очень понимают меня.

Наверное, вернусь самолетиком в Краснодар, и оттуда в Кишинев. Сегодня, если все будет хорошо.
Я только проснулся в гостинице - семь утра. Спал хорошо, встал бодро. Зайду опять на улицу Валерия М.
Заглянула в дверь женщина-дежурная с очень хорошим лицом.
- Как вы отдыхали?.. - и голос милый.

Во дворе и саду: орех, старая вишня, погреб, камни, сосна.

Школа за парком: два этажа, средняя часть с высокими окнами (полукруги) поднимается.

28 апреля, утро, Кишинев

Дома. Вчерашний день весь в дороге: Краснодар, Керчь, Одесса, Кишинев.
Был звонок из Москвы - вышла моя книга "Лесной коридор" в "Молодой Гвардии".

Люди, плохо меня знавшие - и знающие - всегда давали мне больше лет, чем было - и есть. Близкие - друзья, женщины - всегда удивлялись: как тебе удается быть таким молодым? Ты на десять лет моложе, чем лет тебе.

В Молдавии, Кишиневе все привычно, близко. Начиная с Союза писателей. Говорили с Ливиу Дамианом - у нас доброе товарищество с весны 73-го г. Он - физически крепок, умен, талантлив, мешает ему - болезненно, ранимо самолюбив (тут и физический недостаток - рука). Иногда берем с ним бутылку вина или шампанского - сидим в нашем баре или в столовой в уголке; Л. говорит, постепенно разгораясь - очень как-то творчески, на подъеме. Любит рассказывать о своем селе. Надо бы побывать у него и у Джику Водэ - юг Молдавии, тоже очень колоритные рассказы о родных, о доме, селе.
Павел Боцу, наш первый, тоже давно хорош со мной, вчера послал Степана, водителя, за мной. Прихожу: "Поехали ко мне…" Квартира в очень элитном доме на пр. Ленина, недалеко от мединститута - я у него впервые. Большая квартира. Знакомил меня с дочками, особенно хороша маленькая, меньшая - явная любимица: очень милое личико, нежное что-то, тепло-приветливое в нем: говорила по-молдавски.

8 мая

Женщины, далекие от искусства, литературы говорят наиболее точно и характерно, образно.

10 мая

Вчера долго ходил по одноэтажному кварталу - почти селу, окруженному высокими домами. Прошел год со времени первых прогулок там. Опять все цветет - в мире и грусти.

Рассказы Лидии Тим, соседки, о войне.
Как на машине от танков.
Санит. поезд: четыре врача - мужчины и двадцать девушек - медсестер.
Как губами в помаде целовали лысину главврача.
В Румынии солдаты-раненые, натянув одеяла на нижние рубахи (как балахоны) и башмаки на голые ноги - убегали в городок, возвращались с колбасой и вином.
Сестра, увидев пьяную драку, заплакала, тогда Миша - сибиряк разбросал драчунов.
Катя Ш. в светлом берете, ее хитрое, довольное, пронырливо-интеллигентное лицо.

12 мая

Нужно чувствовать ответственность не только за свое поведение среди людей, поступки, жесты, слова - но и за мысль, самую сокровенную.

15 мая

В середине ночи, после многих лет (Улан-Удэ, ресторан "Рекорд" - впервые) - реально-ясное понимание ухода каждого человека в беспредельную, жуткую тишину небытия: с отчетливостью полной.
Прислушался к этому пониманию, вздохнул в темноте, постарался уснуть…

16 мая

У Жени Попушоя. Дома теперь редко бываю у них с Машей (Мария снимается сейчас в каком-то новом фильме Лотяну): чаще у него в мединституте. Там познакомил он меня почти со всеми коллегами: что-то семейно-дружеское у них там, как дома.
А в к-ре - так все привычно, сидели в комнате у окна, пили вино, говорили, Маша с нами… - но во многом это уже ушло, как это часто и случается в жизни. Лучшие годы товарищества нашего: 70-75-ый.

18 мая

Роман нужно "сужать", иначе все запутается: это чувство пришло вчера вечером, как-то почти внезапно.
Утром ходил привычным маршрутом, по зеленой одноэтажной слободке, и думал: "Как же сделать лучше, чтобы "стройнее" писался роман? Убрать все лишнее - и ничего не потерять?.. Но ничего - невозможно!

19 мая

Весь роман "Холод" буду перестраивать!
Хорошо делать прямое дело: пахать, сеять, учить ребят… Сажать сад, ухаживать за огородом… Наше, писательское, так неопределенно.

Жаль одной фотографии, разорвал ее когда-то, показалась смешной: стою над Селижаровом, где-то очень высоко, шли от Захарова, фото неожиданное: впереди в весеннем мареве Селижарово, Волга внизу, церковь вдали - а я как будто готовлюсь взлететь над этим миром.

"В нем обвенчались злость и ревность" (В. Кр. - об Ив. Ив.).

Долгий разговор с Юрой Гр-м: зачем он пытается протолкнуть в Союз писателей бескрыло, нудно пишущего одного, с нелепыми претензиями на историческую беллетристику (на деле - графоманские фантазии) другого, вот Ан. Когана? Ну и пусть себе пишет, я тоже помог ему с первой книгой - но почему сразу в Союз, без таланта, без своей руки? Юра говорит: "А чего жалеть-то? А ему - лучше, удобнее жить будет…" Все-таки - это не так, нельзя так.

Беспомощность, полная, "Вулкана" Вс. Иванова: в делах, в оснащении героев признаками их профессии.

Если бы иметь маленькую "промежуточную" жизнь, я хотел бы лет десять проработать за станком в каком-нибудь заводе, быть самым дисциплинированным, аккуратным, исполнительным рабочим. Это чище любых политических, общественных и иных поприщ. Только литература и хлебопашество выше.

Ближе всего мне всегда хлебопашество.
Выращивать хлеб - очень близко выращиванию книги: зерна - и слова… Борозды - строчки… поля - страницы… Наконец, жатва: книга.
Плохо удобрена нива - плохая или средняя книга. Все, все совпадает: нужна погода, нужен опыт, солнце - настроение, призванье…
Книга - поле, книга - жизнь.
Перечитал немного Виктора Гюго. Боже, какая пошлая красивость!

Искусство должно высветлять жизнь - иначе зачем оно?
Если оно практически не помогает человеку жить - его не надо.
В это всегда верил. Да и как писать, если в это не верить?

26 мая

Роман "Смертные". Начинаю работу над ним. "Холод" подождет. Метанья: плохо.
1 июня
Вчера вечером - звонок из Калараша:
- Помните, после войны в Селижарове играл футболист без руки?
- Помню, - это действительно сразу увидел, очень ярко.
- Это я, Мозгалин, уже двадцать лет проживаю в Калараше, в педагогическом техникуме преподаю.
Договорились о встрече.

2 июня

Становится не интересно читать, даже "Войну и мир" начал и не смог.

7 июня

Был В.Ал. Мозгалин - "однорукий футболист" из самого детства.
Три часа говорили, вспоминали Селижарово.
Память у него крепкая, земная. Я подумал о себе: я помню все не так, уже и в детстве как бы мой мир несколько колебался, менял очертанья…
Пустое Селижарово с выбитыми стеклами: конец октября 41 г., со стороны вокзала шли.
Ушел в добровольцы - пешком во Ржев, затем обратно.
Сначала - отправили назад. Скоро взяли.
Волховский фронт. Разведка. Как блокировали дот, раненые. Госпиталь.
43-й год - Москва. Встреча на Комсом. пл. с одноклассницей Галей. Тамбов. "Тетя Зоя" - первая женщина: старше на 14-ть лет. Встреча на мосту в Селижарове с Зиной, которая жила с немцем. "Ну, что с тобой сделать? С моста, что ли, сбросить?.. " Ответила тихо - Делай, что хочешь.
Как провожал ее в школе. Сильно был влюблен.

Проблемы должны всегда воплощаться в живых героях: вот главная задача.

Наш дворник каждый день пристает к жене и кричит: "Хошь, руку сломаю? Сила еще есть пока!" - горделиво. И - лупит ее. И никто ничего не может сделать. Сажать? - сидели. Милиция? - вызывали. Так и идет у них жизнь, вечно пьяны и вечно в драке.

18 июня

Читал два дня письма Лермонтова и воспоминания о нем.

Лежал Лермонтов убитый в белой рубахе на столе, в цветах.

27 июня 78 г.

Вчера разбирал старые бумаги и вдруг наткнулся на совсем забытые старые фотографии: прелестная девушка - лицо, раскрытые губы, улыбка - на фоне спелых кистей винограда, она же - в кафе, и мы с ней танцуем. Стал вспоминать: да, году в 66-м вечер в техникуме, мое выступление, потом приглашают фотографироваться, затем танцы… Сидели мы рядом с этой девушкой и много говорили. Вблизи Тирасполя.
Вздохнул; порвал фотографии.

26 августа 78 г.

Сегодня Левушка от университета едет в колхоз.
Вот он и в Иванове, самостоятелен.
Должен выдюжить…

Подлетал к Кишиневу - увидел внизу села, сады, холмы - и словно все родное обступило, близким воздухом повеяло: вторая родина. Сильное было чувство.

…И дома: вот за окнами, и в большой комнате, и у меня - виноградные листья, грозди… Сквозит сквозь них живой воздух…
Даже уезжать в Дубулты жалко: писал бы, смотрел на эти листья, гулял под ясным небом.
Но и дороги хочется, и балтийские воды увидеть.

Месяцев за 4-5 напишу "Холод" - очень нужно душе, не обороть это желание, пытался.

27 августа 1978 г.

Студенческая жизнь во многом видится не так, как еще несколько лет назад.
Сердце мое рвется на части: и то нужно писать, и это… А вот все бросил бы сейчас ради повести "Когда-то это было"! Там - и наша комната, и институт, и Марсово поле, и Валя Борщ, и Крюгер, Хворостин, Дранков, ул. Халтурина, и все, что так живо в душе…

Наверное, я сделаю так:
1. Холод (1978-79)
2. Смертные (1979-81)
3. Летний сад (1981)
4. Дальний поиск (1982)
5. Авдотья (1982-1984)
6. Высокий берег (1984-85)
7. Жизнь Машерина-старшего (1985-1988)
8. Детство (1988-1990)

1 сентября 1978

Сорокатрехлетним прилетел в Дубулты.
Ходил сейчас к морю. С трогательным каким-то чувством вспомнил янв. 1976 г.
Многое здесь близко - просто идти меж деревьев хорошо, смотреть в окно, на ту же высокую наклонившуюся сосну, на светлое пятно солнца сквозь густое небо.
Вспомнил, что в лучшие былые дни здесь усердно работал за большим удобным столом.
Прилетел голубь, сел на балконе и, склонив голову набок, стал пристально рассматривать меня.
Говорю с ним - слушает.

Был когда-то "гребешок" на замерзшем море, прогулки в соснах, под легким снегом, а теперь вот осень. И опять жизнь вокруг волнует.
Нужно сюда приезжать чаще. Писать, ходить.

6 сентября 1978

В Доме Творчества. Сегодня проводили Женю Аба. Когда уходила электричка, стало очень грустно: ведь с Женькой много жизни и моей. И годы вдруг вспомнились.
Сфотографировались на память с ним и с Серг. Коковкиным у моря. С Кок. не виделись лет 20 с лишним. Тогда он мне не очень нравился. А сейчас увиделось в нем много живого, умного, терпимого к слабостям - и сам он, видимо, слабостей не чужд. Пишет пьесы, актер театра Моссовета - теперь (после театра комедии в Л-де).
Нине интересно с ним и с А. Родионовой.

7 сентября

Из Льва Мея:
Мне мил и старец в пляске
И юноша-плясун;
Но если старец пляшет -
В нем волосы лишь стары,
А мыслями он юн.

9 сентября

Весь день сейчас на море - оно еле серебрится рябью, чайки скрипят клювами, летают над самой водой, бродят вдоль берега, радуются, как и люди, этой мягкости, свету, розовому небу.

Жалею, что не закончил и не сдал статью о Толстом ("К свету"). Кажется, там было что-то свое, о чем не пишут.

В широком открытом окне - на фоне еще светлого неба - крутые, высоко поднимающиеся волны, уходят в черную бесконечность. Чувство вечности и печали.

Наш веселый кот Котыгин весело суетится вокруг ног, радуется нашему приходу.
Уже три дня прожил у нас с Ниной в комнате - неунывающий, привязчивый, довольно шумный, правда.

10 сентября

Сегодня совсем другой день - несильный ветер, море темное, с жесткой лазурной рябью, солнце вдруг ярко высвечивало стаи чаек у берега. Это было очень красиво. Гуляли недолго и утром, и днем, и вечером.

Читаю на ночь по-прежнему "Портрет Робеспьера". Все они были в крови с ног до головы, и все в конечном счете заслужили смерть, даже лучший из них - Робеспьер. Это было как искупление для них, ведь казнили и друзей.

11 сентября

Наш Котыгин исчез - начал спускаться с этажей и не вернулся. Нина видела его на берегу моря: прыгал, метался, подбегал к людям. Жалко его.

Гуляли много и хорошо. Море в сильном, бурном волнении, очень черное. А под вечер над побережьем справа было очень сине и ярко, но эта яркость - искусственная, с грозовой подсветкой.

12 сентября 1978

Утром над морем. Оно сегодня хлынуло на берег (всю ночь бушевал ветер).
Вода стала не просто водой, а той страшной стихией, которая все способна снести.
Стали у самых волн.

Увидел, что идет "Индийская гробница" - и пошел в кинотеатр "Юрмала", словно на встречу с детством (летом 47 года два раза смотрели с Колькой Рыбаковым).
Все оказалось в памяти, все узнавал - начиная от текста - "авантюрист, именующий себя графом смерти" и т.д.
Слон Ганнибал, и обезьяна и т.д., и т.п. А смотрится по-другому, хотя чувство близкое.

Приснилось, что опять оказался в межрайонной газете в Осташкове, и тот же редактор - Е. Галактионов.
Сижу и делаю обзор писем.

14 сентября

С утра работал над романом. Были с Ниной в Риге. Излишне нервничал из-за магазинов.
Учиться сдержанности.
Тут, да и во многих житейских мелочах, должно быть и понимание, и какая-то справедливость; и вообще нужно быть добрее и великодушнее.

15 сентября

На столе - М. Пруст. Читаю иногда две, иногда три странички.
Это все-таки настоящее искусство, без изъяна, оно вдохновляет на поиск.

17 сентября

Работа над романом "Холод" движется, хотя и не совсем так, как хотелось бы - а, может быть, и не так, как нужно.

Перед глазами - небо в темных облаках, идут быстро, поэтому много между ними и света, он резко рисует вершины деревьев, очень красиво, живо, в движении.

Школьная жизнь, думал сегодня утром над морем - безбрежна. В ней целые миры людей - оставшихся в памяти детьми.

Любопытнейшая ворона на берегу моря, ее резвый, осторожный и какой-то лукавый подскок. Та самая уже несколько дней, с попорченным крылом.

18 сентября

Нужно пользоваться каждой возможностью узнавать новых людей (врачи, сестры и т.д.).

Вечером на море: огненно-низкий горизонт, море далеко выплеснулось на берег.

Далеко ходил, в "Дзинтари" (кинотеатр), на "Частного детектива". Один, - Н. детективов не любит.

21 сентября

"Подставное лицо" (США) в Булдури. Волны кипели - все бело, ярко, в движении, в смене - одна другую волну бьет, все дышит, сверкает.
А фильм - о преступлениях государства против отдельных людей.
Мерзость жестокой власти.

Вчерашним утром шел сильный дождь, но все-таки вышел, встал под липы. Вокруг лилась вода с неба, а на меня почти не попадали капли: липы густые. Стоял долго, в шуме дождя, крон деревьев.

22 сентября

Как я люблю смотреть на прямые, мощные сосны: как выстрел прямо из земли, только неслышный, длительный - десятилетиями постепенно вздымаются в небо эти чистые ровные сосны.

23 сентября

Завтра утром улетает Нина, у меня еще четыре дня. Вдвоем было хорошо: ровно, спокойно, ясно, в работе.

С С. Коковкиным расстались холодно. Почему-то мне казалось, что мы хоть раз выйдем на душевный разговор. Не получилось.

Вышел к коттеджу, где всегда, говорят, жил К. Паустовский.
Постоял на полянке, где он часто бродил и сидел на скамье. Двадцать лет прошло, и немного ведь это, и такое именно чувство - немного. Он немало значил в те годы.

24 сентября

Рано утром проводил Нину в аэропорт. Оба радовались утру - постепенный рассвет, небо, тихо, бледный свет, едва подрумяненный. Из электрички смотрели на лес, на Даугаву, из такси - на синие лужи, ровные зеленые лужайки, чистые дома.
Простились хорошо, в мире и согласии, все было так душевно. Всегда бы.
После обеда вдруг потянуло в Ригу.

Было солнечно. Ходил в парке, под огромными черными липами, над прудами с белыми лебедями; смотрел потом на старые здания, и все это не торопясь.

Раздражение, сильное, против С. Коковкина и его подруги Родионовой - уехать и даже не проститься. А и Нина, и я уже как-то приняли их, да и это естественно: месяц за одним столом.
Но - у каждого свои понятия, Бог с ними, махнул рукой.

Смотрел немецкий фильм "Страдания юного Вертера". Вспомнил, как ходил в Улан-Удэ с маленькой зеленой книжкой в кармане. Видел свое, за кадрами следил мало.

25 сентября

Шел под солнечными липами.
Подумал: человек всегда надеется, что за него какой-то всеобщий, всеобъемлющий разум, какое-то нечто - додумает его жизнь, дочувствует, доживет за него… Все ему разъяснит.

30 сентября

Наверное, я назову свою трилогию - "Прошлое и Настоящее".

На несколько дней съезжу к Левушке в Иваново, а потом уж возьмусь за систематическую работу: до марта.

16 октября

Четыре дня был в Иванове у Левы и два дня - дорога.
В Подмосковье - желтая, с холодными лужами, потаенностью лесов, осень.
Был на Талке в Иванове, где проходили рабочие демонстрации в 1905 году. Традиции в Иванове сильны - помнят своих героев, товарищей, вожаков. Это заметно там везде. Что-то горделивое, естественное и очень понятное: здесь все высшее рабочее начиналось.

На окраине Иванова увидел двухэтажные желтоватые дома, похожие на селижаровские, перед ними ивы, рябина, молодые клены: рабочая окраина.

В Иванове осенью гораздо лучше, чем летом: тысячи молодых лиц на улицах: студенты.

Левушка стал сосредоточенный, серьезный, с улыбчивым взглядом, проглядывает что-то мило-самостоятельное, основательность мыслей видна.
Коллективист - по убеждению: "Как все ребята" - часто у него. Не хочет выделяться.
Сильное впечатление на него произвела "Пармская обитель". Я смотрел этот фильм спустя 22 года после Ленинграда, кинотеатр "Молодежный".

В Иванове купил однотомник Вл. Соллогуба - три повести в нем.
В "Тарантасе" он сказал немало своего, и хорошо сказал.
Петербург его времени очень виден у него.

3 октября, Кишинев

Ходил над Долиной Роз (после работы).
Потом зашел в маленький магазинчик. Пусто. Две продавщицы тихо толкуют между собой, в окно видна осень, на прилавках лежит лук, мелкие яблоки, черный виноград в углу, стоит простое дешевое вино. Посидеть бы не торопясь где-то тут рядом с хорошим человеком за душевным разговором… Прямо до печали, до тоски захотелось.

4 октября

За окном уже холодноватая осень, с бледным солнцем, темным небом. А в окно смотрят листья, гроздья винограда - и спутанные кусты, и желтая высокая березка.

Вчера вечером - у землячки, Нины Клевцовой-Балабан. Она ездила в Селижарово, рассказывала о матери. Мы оказались отдаленными родственниками по маме. Ее мать - о моей маме: любила мама петь, хорошо одеться. Была спокойной, сильной, деревенские девушки ее слушались и уважали.

5 октября

Был на рынке, ходил меж рядов - нюхал, смотрел, слушал, толкался.
Цвета много, запахов, и народ самый разный. Вдруг заиграла гармошка, круг возник - и цыганочка весело заплясала, маленькая, тоненькая, гибкая. А вокруг стояли в основном черные мужики - с огромными пупырчатыми носами, всклокоченные, краснорожие, а смотрели на нее с умилением.

В больших, настоящих книгах меня всегда больше трогало простое, простая широкая жизнь, а не сраженья или взлеты судеб. В "Тихом Доне" - быт, покосы, пастьба, жизнь семей и т.д., в "Емельяне Пугачеве" Шишкова - путешествие Емели с Ванькой Семибратовым и т.д.
В этом и виделась настоящая жизнь.
За окном приятный тихий дождь, мой высокий тонкий орех блестит свежо.
А длинные черные гроздья винограда стали такими красивыми, что хочется выбежать на улицу и потрогать их - каждая ягодка в серебристом тумане, как в дыхании.

6 октября

Скоро папе исполняется восемьдесят пять лет.
"Папа, сколько тебе лет? - кричу, подбегая к нему. Он идет по улице бодро, чуть раскачиваясь, в кепке, сапогах, в руке - синяя сетка, в ней - кирпичик белого хлеба. Отвечает тотчас:
- А сорок четыре, Геничка!
И вот - восемьдесят пять.

7 октября

Письмо от Левы. У него, кажется, все хорошо.
Теперь понимаю, как и от меня ждали писем отец с матерью.

Утренняя прогулка под кленами напротив школы, где учился Лева.
Листья с шуршаньем и тихим стуком падали непрерывно, шел под ними в ярком и холодном солнце.

8 ноября

По-прежнему только заготовки к "Смертным" - само писание не началось. Но кое-что прояснилось. Например - не буду стремиться к военным картинам. Главное: мысль - образ и судьбы.

Утром ходил за молоком - хлебнул резкого, чистого воздуха.

9 ноября

Половину дня разбирал архив. Кое-что уничтожил, кое-чему удивился - и сохранил.

Иногда, в редкие минуты, вдруг чувствую себя счастливейшим человеком.

Полуторачасовая прогулка по Долине Роз. Чистый воздух, летят листья, небо резко светлело.

В Союзе пис-лей. Разговор с Ионом Виеру. В дни "Молодежи Молдавии" это был тоненький, всего смущавшийся, очень красивый почти мальчик. Теперь - основательный молдаван с сильно раздавшимся лицом, огрузший, слегка почерневший нос выдает некую слабость, как и щеки. Но разговорились когда - многое вернулось, память у него хорошая. Юлиу Кыркелан был - с ним жили в общежитии ЦК комсомола. Как он был худ! - почти прозрачен. Он - почти не изменился: лицо, фигура, голос. Женат. Как был Юлиу влюблен когда-то в Нельку Юрки Грекова - молчаливо, целомудренно, нежно. Все мы спали в одной комнате. Она ложится - обязательно: "Юлька, отвернись! - и к Юрке в кровать. - Ну все!" Лежим, говорим все о чем-нибудь. Лишь у Саши Алича с Липой была своя отдельная комната. Потом мою койку занял Валерка Майоров.
В холле Союза подошел ко мне наш классик - Емелиан Буков: "Н-в, заходи ко мне, посидим, поговорим…" А что - м.б., и зайду в его особняк над парком.
Вышла моя повесть в журнале "Москва".

10 октября

Дорогой из центра возник словно сам собой сюжет романа "Вечер" - молдавский весь, от начала до конца, в основном кишиневский, но с отступлениями и сельскими.
И очень легко, и, кажется, интересно я сейчас написал бы его. Но - не время.

Лица: недоброе, твердое, в оспинах - К.Л., и вдруг весело-мягкое выражение глаз, когда заговорили.

В Долине Роз во вторую половину дня - полутьма: низкое небо и уже пустые деревья, редко сквозь ветви мелькнет кусочек яркий - пробьется лучик на минуту, вспыхнет свет.
Сильный запах мокрых, распаренных деревьев.
Во всем парке я был, кажется, совсем один.

Если маленький человек тщательно, вкладывая всего себя, делает свое маленькое - любое - дело, он равен самому великому человеку на земле, так же, если не больше, достоин уважения.

Читаю "Исповедь" Толстого. Сильное чувство приобщения к подлинной высоте мысли.

Вспоминал вчера во время прогулки, что же я делал после работы в Осташкове? И выяснилось неожиданно, что много выступал в рабочих клубах (кожзавод, железнодорожном), в Доме культуры и т.д. - с обзорами журнала "За рубежом" (он тогда был очень популярен), с лекциями о литературе (много читал и помнил) и т.д. Затем - горком комсомола, выполнял какие-то их поручения.
Почему-то вспомнить это было приятно.

11 октября

Ежедневные прогулки в Долину Роз: мягкий снег, солнце, волчьи ягоды, позванивающие под ветром, пьяные молодые женщины, вопящие на поляне в животном восторге, их красные ляжки, сыплют снег друг другу под подолы и радостно, азартно, здорово визжат, не обращая внимания на прохожих.

…Почему так плохо Н. Островский написал 2-ю часть "Стали" (начиная с 3-ей гл.)? Уже не мог? Торопился?.. Решил, что теперь он имеет право писать, как хочет?
Все - приблизительная схема: после яркой 1-й части!
"Территория" О. Куваева и "Живые деньги" А. Скалона.
"Территория": движение истинной жизни.

В разговоре с А.К., ушедшим в работу, "как в склеп": нехотя даже смотрит на людей, явно они для него помеха - я сказал: для тебя, наверно, работа важнее всего - семьи, мира, жены, сына… Он внимательно посмотрел в себя - и ответил с трудным раздумьем: ну, сына нет…

12 октября

Дома - температура и болит горло. Любая болезнь не страшна, если в душе ясность. Слушал Фр. Шуберта, лежа на диване. Давно почему-то не ощущал такого кровного родства с музыкой - даже дыхание совпадало с ней. Любой большой музыкант равен вершителю экономических и иных революций в человеческой истории: нет сильнее двигателя души. Чем скорее люди почувствуют это, тем светлее будет жить на земле.

Нет возврата к мелко-ничтожной болтовне и суетной жизни, понял это окончательно.
Светлые мысли и светлые дела - удел человека в идеале.

Музыка за стеной - сердце отозвалось глухо и больно, повеяло жизнью, погоней за ней - а она все зовет и дразнит.

Позавчера из кухни смотрел в окно - небо все было ярко-разноцветным, сверху вниз шли лиловые, красные, желтые полосы, а совсем внизу они перемешались и пылали невообразимо. И все это я видел сквозь ветви березок и молодых сосен.

Что нужно во время будущей поездки в Ленинград:
1. Пройти всеми улицами юности:
Загородный проспект - переулок, где жила Валя Борщ, все окрестности; сквер, где сидели с Марком; Звенигородская и Марата; Пять Углов; трамваи. Пешком от Пяти Углов до института.
2. Реки и каналы: Мойка; Крюков канал; Фонтанка; канал Грибоедова; Карповка; Невки; Ждановка.
3. Вся улица Чайковского и прилегающие переулки; Халтурина с переулками (все вокруг Ленэнерго); Желябова и С. Перовской; просп. Добролюбова и Щорса; просп. Горького; Введенская; Зеленина; Б. Пушкарская;
все, что связано с Большим просп. Петроградской стороны и Кировским просп.
Каменный остров; Кировские острова (трамвай).
Вся улица Рубинштейна.
Мосты: все, особенно Староневский.
4. Кинотеатры:
Художественный; Свет; Экран, Арс; маленькие на окраинах (может быть, встретится тот, где бывали с Марком весной 54 г.); Молодежный; Родина.
5. Парки:
Парк Ленина; Михайловский сад; Летний сад; Таврический; Шуваловский.
6. Пригороды:
Пушкин; Павловск; Петергоф.
7. Музеи:
Достоевского; Блока; Суворова.
8. Поездки: в Озерки, б-ка Шувалово-Озерковская и Шуваловский парк; через Поцелуев мост; Выборгская сторона.
9. Публичка, студ. зал (Фонтанка).
Все в институте.
10. Александро-Невская лавра и Волково кладбище; Ново-Девичье кл.
11. Новая деревня.
12. Все набережные.
13. Скверы на Больш. просп, на Заг. просп.

13 октября 1978

Для рассказов (сюжеты):

Костыль (рассказ Сережи);
Везучая (о Р.Г. - Ан. П.);
Опивки (Ан. П. о своих бывших товарищах-выпивохах);
В семье (Св. и В. Горд.).

В комнате, где лечат алкашей, - семь человек, А.П. - староста. Один обитатель требует ежедневный душ: "привык".
А.П. ему:
- Знаем, какой душ тебе нужен: привык в луже ночевать.

Приливы-отливы (годы и лицо женщины). А.П. и др. Св. Горд.

Еду в Переделкино. Люди-животные (в электричке) - есть и такие в прямом смысле.
Чистильщица обуви рядом с Главн. почтамтом (руки, ноги, поза, замысловатый мат, блатные песенки и т.д.) Лет 55-ть.

Розовое (в профиль) лицо помолодевшей женщины; длинный цветастый халат.

Закоренелые холостяки (и Сер. в т.ч.) уже боятся жизни возможной в семье - боятся быть обузой, неуменья жить рядом с др. людьми.

"Превращения" (Св. и В. Г-вы): отношения в семье, друг к другу и т.д.

Люди "жесткой" жизни.
Рассказ Н. Гомова о Кондратовиче и др. Увольнение; лес и охота и т.д.

Лица и годы.

Обаяние редкое некоторых лиц.

"Взросление" раннее некоторых людей (Ив. Ив. и др.).

Осеннее Переделкино: падают листья, желтые березы, тихий парк, аллеи.
Думаю, что должен хорошо поработать в этот месяц.
Послезавтра приедет Лева. Жду.

14 октября 1978 г., вечер, Переделкино

Сегодня после обеда ездил в Москву, сначала позвонил домой, затем долго ходил по Кремлевскому скверу - Тайницкому саду. Как в Ленинграде для меня Летний сад - лучшее место, так в Москве - Кремлевский сквер: так я всегда называл Тайницкий сад.
Было 5 час. дня; чуть посерел воздух, небо заполнили облака, небольшие бледно-голубые просветы темнели на глазах; летал ветер; все в желтых листьях. Радует эта ухоженность, ясность, красота обдуманно-необходимая.
Много неожиданных мыслей.
Разбирал найденные летом на чердаке в Селижарове записные книжки. Некоторые исчезли - наверное, сам сжег еще в Улан-Удэ. У других - вырваны многие страницы - тоже, видимо, сам. Нет иных книжек за 4-ый курс, за 2-й, книжек улан-удэнских (где музыка и наброски повести "В скучном городе"). Ну что ж, а много и уцелело - 12 книжек, ин-т и Ул.-Удэ. 5 из них уничтожаю - чепухи полно и студенческих излишних откровений (напр., все о первом опыте: тогда хотелось написать, оставить - март 54 года).

15 октября, вечер

Главное сегодня - начал работу: первые две страницы романа. Затем - хорошо и долго гулял, уходил в те места, где 5-ть лет назад мне было так тяжко - угол М. и В. переулка; там в те же дни стоял, мысли были в беспорядке, жизнь казалась невыразимо, отчаянно трудной, но там же, оба раза во время утренних прогулок, и приходил в себя, начинала оживать душа.
Чудное тихое солнце; летят листья с громким шорохом - и шорох этот отзывается внутри.
Ходил утром, в обед, вечером.

Московские улицы вчера из окон автобуса и трамвая, а ездил много, понравились мне больше, были как-то ближе, чем из окон такси. Возможно, потому, что рядом всегда были люди.

Земля Молдавии все ближе и внятнее. Вернусь из Переделкина - возьму книги по истории земли и людей, займусь языком. Это уже настоятельная потребность.
Утро в редком дожде, чуть хмурится, но очень бодро как-то на воздухе, все ощущается свежо и резко. И мысль яснее.
Вдруг понимаешь себя в эту минуту, как что-то общеразумное, одушевившее на миг всю природу.

Ленинград, институт, Летний сад, друзья - слились для меня эти понятия, объединили их студенческие годы. Длинные сны обо всем этом.

16 октября

Себя чувствую здесь в движении, в физическом движении, в постижении каких-то тайн жизни, и в узнавании все новых закоулков своей души; это постоянно, даже во сне. И не страшны в этом движении наступающие на жизнь годы.
Человеку нужна постоянная ясность, без нее он не может считать себя тем, кем и призван природой быть: самым тонким, организующим ее созданием, разумным, все охватывающим своим мозгом существом.

17 октября

Тихо. Темно. Тропинка - и деревья, больше ничего на свете. Лес уже дальний, далеко ушел похожий на красногородский, еле слышна в воздухе таинственная глухая свежесть. Одиночество.
Позавчера пошел пешком от Переделкина к Солнечной, вдоль линии, лесной полосой. Летел вдоль полосы ветер, а на моей тропе была осенняя тишина - только листья вдруг громко шуршали, падая, пугая эту тишь.
В электричках много разного люда, много лиц.
Улицы Москвы затягивают в движение по ним, хочется ощутить тепло стен, двориков. Место жизни, прибежище человека: город, дома, улицы. Человек и улица; человек и дом; человек и город.
В мое окно виден лес - заглядывает ко мне; я обращаю лицо к нему, к деревьям и небу. Листья одной березки словно нарисованы в воздухе.
Всегда гулял по лесным, парковым тропам, а тут пошел к лесу вдоль огромного вспаханного поля. И сразу воздух иной: здесь был человек, здесь все дышит им.
Лег отдохнуть днем, задремал - и почти сразу приснилось Еваново. Резкая, больная жалость, удивление, что уже нет там и никогда не будет Ивана Максимовича и бабушки Поли. И мысль: нужно объединить вокруг своего сердца все дорогие места военных лет. Снился Левушка еще подросток, лет тринадцати. Веселый, что-то говорит мне. И мне сильно захотелось коснуться его руки, чтобы он помнил это прикосновение, когда меня уже не будет.

18 октября

Сидел на диване - и неожиданно, взглянув в окно, подумал о своей жизни с детства. Качались еле приметно вершины берез и елей, сквозило небо меж ними, а я перебирал и перебирал свои дни и годы; занятие это оказалось трудным и долгим, растянулось на часы - и так и просидел их на диване, мучительно перелистывая жизнь и видя только вершины этих уже привычных берез.

23 октября

Множество за эти четыре дня дорог, встреч, событий.
В воскресенье сильно позвало что-то в дорогу: душа потянулась и дернула за собой тело.
В минуту собрался, успел на электричку, почти ночью приехал в Калинин. Шел по улице Коноплянниковой, дом Ю. Батасова; Юра сам открыл дверь.
Хороший вечер в его семье. Еще больше в нем уверенности, переходящей в самоуверенность, хватки, идущей от здравого смысла и крестьянской сметки, приспособляемости; быть бы ему редактором "Калининской правды".
Затем - поездка в Бежецк. Валя Преображ. много выпивает, от этого все его беды: неорганизованность; разучился говорить; огрубел лицом и душой; мысли ясной никак не пробиться, одна видна мука.
Вернулся вчера поздно в Переделкино, вошел в ворота: облегченный вздох. Словно домой. Нет ли в этом чувстве - возвращения из настоящей жизни в мир, во многом искусственный и тем самым облегченный в физическом смысле?
Очень понял в этой поездке: и в моей жизни уже есть "прошлые жизни": как далеко ушли некоторые годы и события. Лица иных людей не вдруг воспринимаются живыми: как будто где-то когда-то в незапамятные времена жили эти люди.

Рассказ земляка-селижаровца Н.М. Грешищева в Калинине - о стариках, живущих с дочерьми и сыновьями. Как дочь, уходя на службу, привязывала мать, у которой "не все дома". Затем сдала ее в "больницу смертников" - спец. больницу для стариков. Там она очень скоро умерла, а дочь, не выдержав, повесилась.
У самого Н.М. мать, по его словам, "все перезабыла", теряет и т.д. Тема для него больная и все время мучит его.
Городские старики мрачно в основном живут, безрадостно. Деревенские - больше бодрости. Но и те, и другие пьют старики, больно им, а выхода не видят - ни они, ни молодые, их дети. Старухи крепче - но и они живут в тоске.
Когда был в Бежецке, зашел в столовую, где работали две милые девушки "подавальщицы". В 77-м году - они же. Заметили меня. Так они всегда говорили между собой, ходили, так подавали обеды, во всем ловкость, сила, умение, физически выверенное - трудом ежедневным - изящество. Белые халаты, засученные рукава, ямочки на локтях (у одной выразительнейшие руки).
Было холодно. Бежецк поблек. Летят листья. Не было у меня подъема тех дней - октября 77-го года, когда прожил здесь месяц.
Ив. Вас. Болдин изменился неузнаваемо: багровые щеки и подбородок обвисли, в лице неподвижная безысходность, глаза тоскливые.
Разговор - вокруг смерти. Читал он мне свой рассказ. Нет движения мысли, неожиданного поворота. Даже детали не спасают.
Боюсь, что это последняя встреча с ним. Тягостное и грустное чувство.
Вообще же все утро хорошо, и день: движение, встречи, дорога. Валя П. ожил.
Особенно хорошо почувствовал себя в автобусе Бежецк-Калинин: стремительная дорога; поля; лес; деревни; низкое сизое небо; много мыслей, воспоминаний, решений.
В Бежецке был с В.П. на "Сельмаше". Шли с В. пешком. Мостик через Остречину. Тишь.
Небо над заводом: клочья туч; сизые разрывы; движение. Затем - холодный редкий дождь над заводскими корпусами, везде - перемещается отработанный воздух, в нем есть нечто угарное, может быть, вредное, а в то же время вдохнешь - отклик телесный: здесь работа идет, полезная, важная.
Заводуправление: секретарь, кабинет директора (вполне обыкновенный, похожий на другие). 3-й этаж.

Конструкторские бюро. Лица мужчин и женщин.
Мужичок с красным носом. Солидность его голоса и слишком беспокойные глаза. Три молодых женщины. Одна - красива; глаза. Кокетливые движения.
Старик-конструктор Сергей Дм. Шевяков: отточенность всех черт; глаза мелкие, зоркие. 74 года. Трое детей - от первого и второго брака. Двое - с ним на заводе, третий сын, младший - в ин-те ядерной физики.

Алкаши у магазина, старые и молодые, в т.ч. старуха. У молодых - красные бессмысленно-распахнутые лица. Старуха - в сапогах-обрубках, похожих на такие же у Ив. Вас. Болдина. Бредет и бормочет что-то: ожесточение, смертная усталость, привычная тоска в лице.

Один старик - падает на пол магазина - не удар от падения, а звон: в карманах бутылки.

В литейном цехе - сгустившийся, ощутимо отяжелевший и потемневший воздух. Искры, прорезающие его. Рабочий, разливающий из "бадейки" огненный металл в проплывающие формы. Его лицо. Женщина: берет щипцами и бросает готовые формы. Ее лицо - обожженное горячим воздухом, красное, обессилевшее от неостановимости работы.

В цехе штамповки: У огненной печи. Как мягко, мощно сжимается под прессом раскаленный металл, превращаясь тут же в готовую деталь.
Долго стоял и смотрел, как это происходит. Мягкое, еле слышное потрескивание, когда пресс вжимается в металл, летят искры - готово.
Начальник цеха.
Вообще все начальники цехов говорили доброжелательно.
В экспериментальном цехе.
Механический и сборочный участки. Чистота. Порядок. Организованность. У начальника цеха побыли на совещании. Три женщины и молодой мужчина - начальники участка. Одна женщина - молодая, миловидная, умное, с испытующим взглядом лицо.
Из разговоров:
"Зарослое лицо".
"У меня тяжелый жизненный надлом".
- Согнулся - и пошел!
"Живуч классовый враг!"
"На этот участок кого ни поставь - всяк дураком будет".
"Пятьдесят годов прошла - ум назад пошла": рабочий татарин.

"Налюшка (Наталья), иди сюда!"
"Окся" (Аксинья).

Муж и жена Вал-вы; он - пьяненький, она - бодрая, ходит, отставив толстый широкий зад, лицо белое, шляпа маленькая сидит на голове уверенно, очень заботится о муже.

26 октября 78

Все чаще из юности вспоминается то, что было самым чистым, светлым. Раньше жалел о каких-то "потерянных возможностях" - теперь радуюсь, что бывал нерешительным, слишком взволнованным и не думал ни о чем, кроме взгляда или доброго слова…

27 октября 78

Утром пошел крупный снег, похожий на град, замешивал воздух, радовал глаз своим движением.
А сейчас над головой звезды, давно не видел их так много. Похолодало. Хорошо.

Смотрел вчера на деревья, на грузно летающих меж них крупных ворон, на прыгавшую с ветки на ветку белку - и подумал вдруг, что несчастен человек, которому все это ненужно и неинтересно.

Черная дорога меж старых деревьев на улице Павленко. Черный асфальт и золотые листья на нем.

28 октября, в электричке.

Вот бесспорное наблюдение последних дней: много бодрых лиц, в особенности женских. Слова, глаза, жесты - вся видимая и скрытая, но просвечивающая суть человеческая.

30 октября

Вчера после 6-ти вечера не шли электрички из Москвы - что-то случилось на линии. Тысячи людей часами сидели в поездах - и дремали, и говорили, и смотрели, читали, ругались, шумели пьяные, объединяясь в компании. Затем - хлынули к такси. Две пожилых круглых женщины с тяжеленными авоськами и я нашли частную машину и поехали в Очаково - оттуда электрички шли. Женщины-работницы сидели в машине, тяжело отходя от трудного дня, и в голосах их услышалось оживление от этого маленького происшествия, немного разнообразившего их жизнь.
А из Очакова ехал со студентками. Все промокли и продрогли и приехали в Переделкино в 12-ть ночи.

В воздухе мягко; поле напротив улицы Павленко, которое я так люблю, уходит вдаль мягкими светлыми волнами; деревья размякли. Весь день - мягкий.

5 ноября 78

Вчера и позавчера шел густой снег, ложился прямо на зеленые листья и ветви деревьев и лежал пышно; словно невиданное царство зеленое и снежное образовалось за окнами. И сегодня так было с утра. Сейчас тает: шорох капель и ровный шум таяния - снега накопилось много.

Вспомнил сейчас с жалостью о папиных тетрадях за много лет - записи погоды, базарные новости, домашние события, цены и проч., и проч. Из огромного числа этих тетрадей уцелели лишь три - одну из них нашел уже в дровянике. Сережа не уберег.

7 ноября

Звонок из Иванова от Левы. Приехать ему ко мне не удалось.
Наша семья теперь прочно освоила и Иваново - как будто свой город.

11 ноября

Разговоры с Гр. Ал. Ершовым, который когда-то оч. хорошо на обсуждении в СПСССР моих "Берегов тихих рек" говорил об этой книге. Его встречи с Шишковым, Пришвиным, Катаевым, Леоновым и т.д. В.П. К-в в свои "матерые", по слову Г.А. годы, в известности и сильном послевоенном питии, собирал у себя на даче приятелей, разговор, потом сам - полный граненый стакан водки: "Вы сидите, а я пошел писать…" Нав-е, вот так и был написан роман "За власть Советов"? Даже в 7-м кл. он казался тускло-скучным, хотя там были и Гаврик, и Петя…
Молодая, сравнительно, жена Г.А. У стариков-писателей иных - молодые жены с явными признаками какой-то бесспорной ущербности: неполноценности человеческой.

Виль Липатов, Приставкин, Залыгин, с которым - и его очень приятной, милой Любовью Сергеевной, тверской по рождению - сидим за одним столом, и, постепенно попривыкнув к соседству, много говорим. Сначала З-н букой был. В нем уже очень заметно мозговое спотыкание. Хорошо он - о Маркове: помог ему с кв-рой, затем - как в 60-тие давал три банкета - разным, по приятельству (и положению?) людям. Вообще же он не слишком талантлив, сух, нет в нем вот того, что даже в Липатове: художнической явной жилки, вспыхов души. А говорит о Виле с небрежностью мэтра! - не ему бы.
С Лип-м ездили в Москву; его дочь Таня заходила, много говорила о нем: мы знакомы с янв. 74 г. и с ним, и с ней.

вечер

Сходил в бар, выпил 50 гр. коньяка и кофе чашку. Там всякий вечер сидят с рюмками в приятельских беседах Росляков с Семеновым. Заходил Стаднюк, говорит, стоя у бара: "Я каждый день потихоньку выпиваю бутылку хорошего коньяка…" Тяжелая самоуверенность, но, судя по глазам и лицу, все-таки это внешнее, напускное: понимает, наверное, что известность его - не художническая.
Каждый почти день заходит - показаться? - А. Вознесенский. Быстрый проход, взгляды, с кем-то - короткий разговор. Долго в уголке с Айтматовым. Что-то в нем есть слегка (?) суетное, но очень в то же время поэтическое без кавычек: это и в лице чуешь, и в голосе.

12 ноября

В Москве заглянул к Голубевым. Добро, мило поговорили с Э., Р. Все-таки школьное, последующее навечно соединило нас, и это уже в крови, с Эд. А Рита - уже позже, но очень дружно и тепло.

Бодрая ясность в душе и вокруг.

1 января 1979, Кишинев

К роману "Смертные"
Петр Гусаров:
Волосы темные, но не черные, глаза голубые, серенький костюм, рубашку любил носить, выпуская воротничок поверх ворота пиджака.
Смотрел спокойно, открыто, с оттенком светлого удивления и желания со всем миром и людьми познакомиться поближе.
Говорил по-деревенски растягивая слова, но к 10-му классу и складно, и грамотно, даже, пожалуй, литературно, но все-таки виделась в нем еще деревенская скованность; временами вдруг в мелочах терялся.
Стремления: научиться делать что-то важное в "новой жизни". Личная мечта: стать хорошим художником.
Впереди ему виделся только свет.

2 января 1979 г.

Хороший день - с неожиданным снегом.
Писал приснившийся рассказ "Провинциальный мститель".
О "Смертных" немного думал: на днях начну работать над ними уже без остановок.

6 января 79 г.

Пять дней читал "Ярмарку тщеславия" - это была третья попытка, в последний раз пытался лет шесть назад, перед этим - в 1955 или 56 году. Тогда не смог читать. Сейчас увидел, что роман великий: жизнь, мысль, понимание человека, великая литература. Вошел в роман, как в большой дом. Но - Диккенс для меня всегда будет ближе, хотя ясно вижу, чем превосходит его Теккерей - трезвостью суждений, пониманием времени своего, а чем-то - и человека (его слова об Оливере Твисте).
Но у Диккенса - больше веры в человека и мир, больше преображенной и созданной жизни - однако из той жизни, которую он видел, а не фантастической: творил, вдыхая в нее свет, радость от побед добра над мраком и несчастьем.

Чудесный предрождественский снег. Вспомнил дом, детство, уходы мамы и тети Оли в церковь в Голенково, пироги с маком, истории у пылающей лежанки, играющие звезды в морозном небе полуночи, когда мы с мамой и папой выбегали смотреть на них. Наверное, что-то из этого помнит и Сережа.

Пьесу "Приезд старшего брата" напишу быстро, вижу.

Не страшна и смерть, если сам - даже только сам - знаешь, что все темное осталось навсегда позади.
Но нужно жить, чтобы и близкие, и все увидели это.

8 января 79 г.

А все-таки Теккерей мыслит много глубже Диккенса - и многих современных английских писателей. Трудно даже вообразить, как воспринимались его откровенные мысли в его время, многим они наверное казались нелепым кощунством (парламент, аристократия, богатство и бедность, тщета всего, что тщеславие и т.д.). Какой ум, и какой дух!

Солнце за окном, тени на снегу, бредет, проваливаясь, щурясь, играя хвостом - большущий кот; светятся деревья и ветви. Почти все как в России.

Мысль - образ для романа важнее всего: метафора - дело десятое.
Открыл "Обломова", наткнулся (стр. 205) на рассуждение Обломова - "…И никто не знает ничего вокруг…" и далее.

10 января

Снег
Ходил в поликлинику, вдохнул в долине, в зарослях, воздуха - и даже остановился: он вошел прямо в кровь и всю освежил ее чистым холодом, запахом снега и еще чем-то от детства, от самого быстрого бега, от радости полной жизни.

Вспомнился Львов вдруг, и очень сильно: улицы, трамваи, Стрыйский парк, особенно же - площадь Рынка, как ходил там, и один, и с Марком, и много было мыслей разных о жизни, об этом городе. Там у меня было постоянно-ровное, постоянно приподнятое настроение. Что-то высокое и праздничное. Город слился с этими молодыми мыслями и надеждами: мне было сначала 30, потом 33 года там. Теперь уже всегда - вспоминаю Львов - и тревожат эти мысли, как будто оставшиеся там, на улицах и площадях, под легким дождем, в Стрыйском зеленом парке, где-то под небом, на широком балконе Марка с видом на парк.

16 января

Вычитывал корректуру книги "Река и улица", там есть две старые повести - "Ос. повесть" и "Киселевские маяки". Вспомнил время, когда писал их - и сердце откликнулось неожиданной печалью. Я был тогда - 69-70 гг. - совсем, в сущности, молод, и это, оказывается, чувствуется: самый дух повестей передает. Кое-что в этих повестях близко и сейчас: Аня Ваулина, мир, окружавший "маяков", Римма Вишнякова и ее лошадка (единств. наст. фамилия и имя - Римма везла однажды ночью нас с Юрой Батасовым в санях из Гафидова в Киселево).
…Постоянный холод в нашем домике в детстве: на плечах фуфайка или мамин старый полушубок… Хожу от печки к окну, греюсь, а мысли далеко от нашей улицы, от Селижарова - в руках какая-нибудь книга. А мечты были: вот когда-нибудь будет большой теплый дом, не нужно будет прятаться в спаленке, если кто зайдет - мучила неловкость за бедность и холод. И тогда станут к нам приходить люди, много людей, гости, их будет чем угостить… - вечная мечта детства о широте и гостеприимстве. Она так и не состоялась. Домик остался таким же, а теперь уже, наверное, вкоренилась привычка и к семейному уединению.
Но ведь жизнь еще должна долго продолжаться, может быть, придет время, и будет у нас щедрый, большой, гостеприимный дом?.. Где-нибудь на Руси, лет после пятидесяти?

19 января 1979

Гоголь переписал заново "Мертвые души", прочитав впервые Диккенса: увидел в нем что-то новое - и тут же обнаружил в себе внутренние ресурсы для новой работы и в русской прозе.

От тишины и одиночества у меня появилась злая нетерпимость ко всему громкому: телевизору, приемнику, усиленным голосам.
Однажды на фильме "Золото Маккены" песня едва не взорвала мозг - еще бы немного, и придушил киномеханика.
Но и всегда принимал лишь негромкие голоса и музыку - и терпеть не мог все громкое. Однако сейчас это усилилось сильно, до ссор с Ниной из-за включенного телевизора: не по-мужски это! Немедленно прекратить это. Если невозможно выдержать - просто уходить.

Папа написал: жить хочу до мая, больше мне невозможно.
Ослаб, одышка, не видит, а делать все нужно самому. Но и лежать он хочет рядом с мамой на кладбище.
Вот жестокая и простая в своей обыденности трагедия. И сделать ничего нельзя.

В Нине мне все чаще видится и слышится мама. Ей, наверное, было бы неприятно, если бы сказал - но это так и есть.

За окном - пушистый снег на ветках, белые пухлые шапки. Красиво и чуть печально, что-то от дома, от школы.

Одной литературы для жизни мало. Нужна еще и живая, разная жизнь.
Нужно утверждать себя в этой жизни, а не только в литературной.

Всегда в прошлые годы у меня вдруг появлялось чувство сильной вины перед Ниной - когда оставался один, и один чувствовал ее ближе, чем когда были рядом, много думал о нас и заново жил.
Теперь все в десять раз сильнее, нужно учиться уважению, пониманию, великодушию.

27 января 1979 г.

В детстве, в школьные годы, особенно в 4-7 кл. как-то почти не замечал ребят и девчонок с соседних улиц - Укромной, Ветеринарной, Песочинской и др. Знал в лицо - и все. И когда они меня называли по имени - затруднялся с ответом.
А теперь пытаюсь всех вспомнить… Но вспоминаю не всех. Как жаль даже этой детской невнимательности: книги многое заслоняли, и та жизнь, которую создавал сам, воображением - оно работало вовсю.

28 января 79 г.

Меня с детства мучило понимание самых подспудных мыслей и желаний людей, с которыми сталкивала жизнь. И я не мог понять: как другие этого не видят, почему они слепы?..
Как они могут говорить вот об этом человеке - "он хороший" - если он думает вот о чем… - и я повторял себе его мысли, я их слышал. И это было вполне бесспорно.

29 января

Захотелось совершить большой "выход в люди". Был у Жени Попушоя в мединституте: он там доцент, скоро будет защищать докторскую, и, видимо, уже и кафедрой заведовать. У одного его коллеги день рождения - они тут же, при мне, организовали маленький праздник: лекции закончились. Коньяк, вино, орехи, фрукты, нарезано мясо, обязательный кофе, тут что-то от Европы. Вообще в них сильно нечто семейное, родственная близость в делах праздничных. Я их, коллег Жени, давно знаю, посему сидели очень товарищески. Хороши их разговоры о своих селах - они почти все из сел, о нравах в институте… Нейрохирург - Женя о нем, что он "…лучший в Кишиневе в этом …" говорит: "Вчера ночью звонят - умирает больной, нужна срочная операция… А у нас дома - большой праздник, я много выпил… Но что делать: поехал, прооперировал… Утром проверил: блестяще! Трезвый бы так никогда не сделал! - высшая сосредоточенность была: ничего побочного…" Женя страдает от своего маленького все-таки роста - умен, образован, энергичен, честолюбив, но малый рост воспринимает, как беду… Когда все разошлись, говорит: "Смотри, какую папаху мне сшили…" Встал перед зеркалом, натянул папаху - она в треть его роста: любой заметит, и это ведь вызывает представление почти комическое… Но мы часто лишены здравого смысла.

Затем - Союз писателей: Андрей Лупан, Нистру, Менюк, Юра Греков, Чирков - он пишет неплохие детские рассказы, дам ему рекомендацию в Союз, но почему-то его пока не хотят принимать; причины не знаю.
Георгий Менюк теперь подписывается - Джордже. Насупленный; творчески самоуверенный, медлительная раскачка во всем - берет это, судя по всему, от Лупана. Отвел меня в сторону, говорит: "Женился…" Я был четыре года назад на похоронах, на поминках у него дома по Лидии Мищенко, его жене, он после моих слов тогда и тесного сидения проникся теплым чувством, судя по всему, ко мне.

19 февраря

Прокурор Молдавии выступал в Союзе писателей: маленькое, бледное, сжавшееся лицо - глаза смотрят вопросительно-цепко. Он же - в 67-м в "Молодежи Молдавии". Так же плохо - по мелочам.

Продавец в табачном киоске - породистый толстяк с длинным носом и веселыми глазами.

Круглолицый розовый драчун-мальчишка с круглыми же смелыми глазами кидается на троих:
- Думаете, я испугался, если один?!

25 февраря

Всматриваюсь в "Сикстинскую Мадонну" - хорошая репродукция. Если близко - в лице много похожего на многих, и не лучших, женщин.
Природа женщины очень смутна. Тут важно своевременное влияние.

Салт.-Щедрин обругал два лучших русских романа XIX века - "Войну и мир" и "Обрыв" (об "Обрыве" статья - "Уличная философия").

Пять последних лет были физически прожиты без всяких болезней: вполне молодые и здоровые.

Нравится мне Гончаров Иван Александрович: стойко-здоровый, добрый, в главном великодушный и едва ли не самый большой талант - ровня Толстому. А Тургенев в славе у современников куда как обошел его.

Шестнадцать дней был на каникулах дома Лева. Приехал серьезный, здравый, самостоятельный - и очень житейски, нравственно, умственно передовой - человек молодого поколения. Нет ущербно-мелкого, себялюбивого, эгоистичной выгоды не ищет ни в чем. И, чувствуется, у него внутренне очень выверенные убеждения, что хорошо, что плохо - и в житейском, и в духовно-нравственном.
Сам себя развивал в основном. И пока - успешно.
А не хватает взрослости, силы в мелочах - стеснителен, не хочет проявлять инициативы в дружбе - обидчив, если видит невнимание со стороны старых товарищей.
И еще - дома не ощущает себя пока взрослым. Тут и мы мешали во многом. Нужно самим учиться быть с ним вполне взрослыми.

12 марта 1979

Дом Творчества в Малеевке. Уже вторая неделя работы. И - ежедневные лыжи.
Был здесь пять лет назад. Тогда жил излишне привольно: написал лишь "Агронома", "Деда Шаврикова" и "Глухое поле".
Сейчас не было свободной минуты: все время на роман, лишь два часа лыжи. Недоволен тем, что сделал, но сделано главное: почти подошел к началу войны.
Выстукивает что-то свое на высоченной осине какой-то странный большой дятел; при этом свист - похоже на милицейский свисток, но легкий, беззаботный, мирный.
Хорошо ходить вечером меж темных елей и смотреть на звезды: одиноко и покойно, и мысли о жизни, о труде, о близких, о всех людях.
Но лучше всего - лыжи: ухожу далеко, скольжу среди деревьев, лесных полян, вижу вдруг, вырываясь из леса, темно-снежный горизонт далеко впереди - за огромным полем; краски все время меняются: бело-синяя полоса неба, чуть малиновая, золотистая, неожиданные темные пятна. А два дня были сине-солнечными, даже лицо загорело немного.
На столе моем опять, уже четыре года подряд - Марсель Пруст, читаю несколько - точнее, одну-две, страничек в день. И - моя "Птица на ветке" (плакетка, флорентийская мозаика).

16 марта

Вот и пришел такой март, о каком мечталось: синий, яркий, с глубокими тенями на чистом снегу. Опять на лыжах; поднимешь голову - березы расцвечивают воздух; синь, блеск, тишина.

Пока не удается напрячь силы - и сделать прорыв в свое видение войны.
Что же мешает?..

17 марта

Утром проснулся - снег метет! И так весь день.
Все-таки ходил на лыжах; сначала пришлось пробиваться сквозь метель, а в лесу лыжи пошли лучше, легче. Никаких горизонтов: снежный туман. Лишь на небольших лесных полянах тихо; а на полях сильно мело.

Листал записные книжки 58 г. Есть мысли, от которых не откажусь и сейчас. Человек умнеет быстро: однако нужно еще мужание, опыт и - характер.

20 марта 79 г.

Чистый, веселый голос маленькой птички с желтой грудкой и крохотным клювиком: ти-и-нь! Ти-и-нь! Иду - летит за мной и все веселее кричит, перелетая с ветки на ветку.

Приснилось сегодня: иду по солнечному лесу, выхожу на опушку, стою в окружении голубых теней - так и было в эти дни - и слышу медленный глубокий голос:
- Твое сердце будет стучать долго.
И, словно я не понял, еще раз:
- …Сердце будет стучать долго.

7 апреля, Кишинев

Опять хочется до тоски, до сновидений - какой-то прямой, физической работы: строить, стоять у станка, пахать.
Весь последний год мысли возвращаются все к одному.
Человек, работающий руками, видимо, всегда будет главным на Земле - и так и должно быть.

Черты детской недоразвитости на лице у самых умных людей, не знавших физического труда, а значит, не имеющих понятия о цене жизни.

Музыка в доме напротив - вдруг так сильно напомнила что-то молодое, ушедшее; сердце зашлось в тоске.

Вчера Нина позвала в большую комнату слушать Георгия Виноградова: "Наша юность".
И правда - стоило услышать голос, как вернулся в Ленинград: Петроградская сторона, квартира Норы, вечера на Дворцовой набережной…

Рассказ "Старая ария" - о тщете жизни, о повторяемости.

Зеленеет за окном, небо бледное, теплое. Тихо.

Ив. Ив. Смирнов любил Изабеллу Юрьеву - где-то есть старая ее пластинка: подарил мне году в 61-м.

Читаю "Мертвые души" - едва ли не после 20-летнего перерыва (во всяком случае, 2-ю часть). Все по-новому, все сильнее и ярче. Годы ли?.. Или профессиональнее смотрю в смысл и слово? - наверное, так. А только есть даже внутренняя перекличка с Николаем Васильичем, почти совпадения - и, Боже спаси, не буквальные, а в давних своих мыслях и образах, которые шли не от него и его России, а от моей жизни и моей новой Руси. Почти открытие для меня - радостно читать.

Опять весна, опять каждый день после работы хожу в зеленую и начинающую розоветь Долину Роз.
Вчера увидел первый зацветающий старый абрикос: сверкающие белые бусинки распускающихся бутонов, окруженные розовым цветом.

Землячка, Н. Клевцова-Балабан, рассказывает о Черной Грязи, о доме, о встречах в деревне.
Говорит: умерла тетя Шура, ей было 72 года, соседка твоего деда. "Портниха? - Да".
72 года! Да сколько же ей было, когда она мне шила в 7-м классе костюм? - молодая, сильная, краснощекая, веселая!
Считаю - 42 года: 49-й год.
Да, молодая была и сильная, правда. Да ведь все это давно - тридцать лет назад…

В парикмахерской.

Молодая, лет 20 красивая девушка-парикмахер говорит с мужем - "Вовочкой" - подозвала его к креслу, стрижет его и говорит: вольно, свободно, никого не стесняясь. А он явно ежится, ему хотелось бы подальше куда отойти. "Завтра к твоему деду в больницу. Как он?" - невнятный ответ. Она сердится.
"Какой дед крепкий был… Не стал бы сдавать. Так пойдем?.. - Я завтра работаю. - Опять?! - Передок у машины не в порядке. - Ты все по передкам (косится на меня).
Муж отзывает ее в сторону, просит денег. Дает три рубля. "Больше бутылки вина не пей!"
Он что-то бормочет.
Работает, усмехаясь: мол, понимаете сами, я его насквозь вижу. Когда муж проходит мимо окна, тихо и ласково вслед: "Паразит"…
Насколько в женщинах больше и силы, и главное - благородства, внутренней ясной свободы жизни.

18 апреля

Письмо от отца. Пишет: разговорился со старушкой 80-ти лет, вместе пошли из очереди. Она говорит: "Все, старичок, хочу я в мае помереть… - Отец: - И я хочу в мае."
И что-то тут же сроднило их, обоим стало легче: пошли дальше, беседуя о жизни - одной 80-ть, другому 85-ть лет.

Когда мы с Левой привезли папе красивую палочку, ему был 81 год, и он нас высмеял: "Зачем мне палка, вот придумали ерунду!"
А теперь пишет: "…миллион раз спасибо за мою любимую палочку".

Гуляю каждый день в Долине Роз: розовый, белый цвет, теплый легкий воздух весны. И под окном все цветет и зеленеет. Сегодня ночью и утром дождь, хорошо смотреть в окно и работать.

Закончил первую треть романа "Смертные". Сил вложил в него много, а результаты - за исключением отдельных страниц - не радуют.
И все-таки дело двинулось.

20 апреля

"Ее только потолок и не толок. Время жениться, а ночь коротка", - вчера услышал, говорила молодая женщина собеседнику.

Эстетство, излишняя "художественность" - опасность большая и крайне меня отталкивающая от некоторых даже настоящих писателей. Чем проще, тем лучше.

29 апреля

У меня сейчас две опасности: писать слишком быстро - торопит возраст, и вторая - писать случайные вещи, не пропущенные сквозь душу. Во что бы то ни стало, любой ценой избежать того и другого.

На днях сильно поранил палец на правой руке, а потом вымыл пол. Палец раздулся, вспух, заболел. Сон приснился - грустный: ничего не могу делать правой рукой.
Проснулся - и какое-то жадное чувство пробудилось к работе: копать, колоть, сажать деревья, писать… Загружать руки, чувствовать их!
За окном - белый и розовый цвет, зеленый, мягкий воздух. Благодать: южная весна в расцвете.
Боюсь - неужели уже так к ней привык, что теперь не захочется жить в родных краях?..

30 апреля 79 г.

Когда наступает перерыв в работе - хорошо листать старые записные книжки. Вдруг что-то найдешь - и остановишься, задумаешься на час-два… Словно заново живешь.

Лет через 15-ть, если буду жив, напишу книгу о 45-м-53-м годах: Селижарово, школа, друзья, взрослые, семья, люди, наш мир.

3 мая

Да, жизнь диктует свои законы и новые опыты обновляют ее. Так и будет всегда.

Первую половину дня - гулял в Долине Роз, немного читал.

С первых сознательных дней самым притягательным для меня в жизни было: ружье и жеребенок: то есть винтовка и конь. Снилось ружье, снился мой жеребенок, и после войны эти сны иногда повторялись.
А потом, класса с пятого - самолет: хотел стать летчиком. Теперь уже можно сказать, что эта мысль не осуществилась, или мечта. А все снится: почему же не могу я стать летчиком?.. Все, таким образом, сводилось и сводится к движению и пространству.

В воображении нашем мы живем напряженнее, чем в реальной жизни.

5 мая

Гулял в густых зарослях - сосна, яблони, березка и т. д. - напротив дома, и через эту маленькую поляну почувствовал весь мир зеленой живой жизни.

6 мая 1979 г.

Читаю "Письма" Томаса Манна. Как и многие художники, он к старости выглядел моложе, одухотвореннее, чем в юности, свежее - и чувствовал, и, кажется, даже мыслил тоже.

7 мая

Все отцвело. Так быстро миновало самое мое любимое время в Молдавии. Но многое и впереди: яркий зной лета, чудная осень - сентябрь-октябрь.
А сейчас - чуть пасмурно, тихо, прохладно после жарких дней.

9 мая 1979 г.

Тридцать четыре года назад мы с мамой и многими людьми шли из Черной Грязи в Селижарово - утро, свет, ветер, флаги, песни… Солдаты на лошадях. Даже вечно пьяный подполковник в серебристой шинели, которого не любили и ругали все черногрязцы, ехал впереди браво и красиво: маленький, румяный, подтянутый.

10 мая

Очень жаль Виля Липатова. Хорошо, что я успел написать ему однажды - что он настоящий писатель.
Он был популярнее многих "мэтров" - и знал об этом.

И еще рад тому, что ни разу не пил с Вилем. Вот уж это хорошо действительно - знакомство наше было только человеческое и творческое, не застольное.

14 мая

Вдруг начал перечитывать "Куклу" Б. Пруса. Читал ее лет двадцать пять назад.
Великий писатель - целый мир. Да, Прус, конечно, писатель великий: и мысль, и характеры, и высочайшая, бессмертная лиричность, без которой нет настоящей литературы.

15 мая

Странный начинается возраст: время обновления почти всего юношеского в себе. Время понимания высшей трагичности мира и человечества.

Вчера вечером в парке Пушкина долго сидели с Р. Ольшевским на скамье. Сначала он читал свои новые стихотворения, потом говорили. Два стихотворения хороших - Письма XIX века и Овидий. Есть в нем талант - впрочем, это я видел давно. Умеет сцеплять впечатления - естественно.
И говорили хорошо.

Когда-нибудь в перерыве между большой работой, напишу южную повесть - что-то связанное с Киш-вом, Одессой, селами, с Ольшевским, Пироговской улицей в Одессе.
Там будет много всего веселого, что помню и знаю, и люди будут только в свои веселые минуты. Золотая нить анекдота, приключения, солнце, вино, женщины, море…

16 мая

Персиковые деревья: островки темно-красных зарослей.

…У него, О., слишком маленькие ноздри, и при его сильном теле дышится ему трудно, ноздри с подвизгиванием втягивают воздух.

Вокруг нашего дома уже целые заросли - особенно это видно вечером темным. Как лес.

Сидел на скамье в Долине Роз, читал "Куклу". Подумал, как от толчка пробудился: а ведь моя кишиневская жизнь начиналась пятнадцать лет назад! У нее уже своя история, и самое ее начало показалось впервые далеким…

18 мая 1979
Некоего М.Ч. введу - с его злобным самолюбием - в "Улицу". Прелюбопытнейшая фигура! Как раз к месту.

20 мая

Я очень рано понял, что могу обойтись минимумом удобств и денег в жизни. А может быть еще важнее - это постоянное чувство: не быть "лучше", т.е. чем-то выделяться из толпы. Это "не выделяться" было для меня с детства главным, заповедью, что ли…
Теперь это же чувство - видно по всему - очень сильно у Левы, и тоже проявляется даже в мелочах.

Помню, когда читал впервые "Утраченные иллюзии" де Бальзака (24 года назад) - поразило тогда меня постоянное упоминание о нищете Люсьена: Боже мой, отдельная комната у него! Чисто одет, не голоден! - да какая же это нищета? Никто-никто! - из моих знакомых ни в Селижарове, ни в Ленинграде, из самых "богатых", не жил лучше. Вот так нищета! - думал в изумлении, вспоминая свой домик в Селижарове, где мы на нескольких метрах ютились впятером. Вспоминая, что в 8-м классе ходил в школу в мамином полупальто, иногда неделями не было хлеба - это уже после войны, году в 46-47!
Да, все относительно в этом мире…
…Лежу на кровати в 109-й комнате, читаю "Утрач. иллюзии". В. Кокорев спрашивает: "- Ты ничего не пропускаешь? - Удивляюсь - как можно в такой книге что-то пропускать! - Нет. - …А я только за действием слежу", - сказал с сожалением и уважительно.
Начало весны 55 года.

21 мая

Задремал на диване, очнулся - как будто только что думал о Красном Городке, весь полон был нашей жизнью там - или это был исчезнувший сон?..

23 мая

Максимализм юности.
Читал 24 года назад "Утраченные иллюзии", дошел до ночи Люсьена у Корали.
Да Бог мой! Разве жаль умирать после этого, чего еще желать Люсьену?.. - подумал в совершенно искреннем удивлении тогда. - Разве важно, что было потом?..

24 мая

Пахнет акацией - сильно, нежно, призывно. Запах ее везде сопровождает. Это только юг, только здесь. История жизни в Кишиневе, в Молдавии - история уже долгой, пятнадцатилетней жизни.

Ревизую свою библиотеку: сколько набралось всего лишнего, нужно избавиться от многого.
Книги оставлю лишь великие, нужные. Ну, и просто чем-то интересные.

На пр. Ленина впереди - А. Лупан; на переходе через Армянскую вблизи него - грузовая машина: старик отпрыгнул с паническим лицом. Догнал его, поддержал, он: "Боюсь машин… - хмуро. - Везде машины…"

4 июля 1979

Был в ЦК партии, в отделе пропаганды, секторе печати. Не знал, с чего вдруг позвали. Осторожные, какие-то выпытывающие разговоры, один, второй партчиновники… Всех давно знаю, с молодости. Сижу у одного - заходит другой и т. д. С одним, тогда еще он был секретарем р-ма ком-ла, ездили по З. Германии в 67-м: это теперь настоящий шкаф, так раздался, что спина, что разворот плеч, лицо безжизненное, безулыбчивое, хотя пытался говорить приветливо. Ничего не понимая, ходил по кабинетам. А порядок у них внешний идеальный: все эти комнаты, паркет, ковры… Тишина, молча все делается, повороты коридоров… После этого всего зашел в кабинет, где сидит знакомый еще один, поживее других: "Да это с тобой собеседования проводят, хотят сделать главным редактором "Кодр" вместо Шишкана…" Вот, значит, как, это уже второй раз, впервые - лето 75 г., тогда им что-то помешало. Думаю, кто-нибудь или что-нибудь остановит и сейчас: Шишкан им удобнее, он всегда предупредительно на подхвате. Хотел бы я? Журнал - большое дело, но настоящим его не сделать: много тусклого, серого пришлось бы давать переводного, и этого избежать невозможно. Из русских же настоящих прозаиков, поэтов человек пять-шесть: не будешь же их только давать постоянно (из поэтов - Валентин Ткачев, Юрий Павлов, тот же Ольшевский, Н. Савостин… Проза - детские рассказы В. Чиркова, все "взрослое" у него решительно неудачно, рассказы А. Клименко, повести его очень неряшливы, местами просто почти графомания, с отдельными очень сильными вдруг абзацами, которые не спасают дела… Кто еще? Неужели все? Да, не очень-то густо; случаются еще удачи отдельные и у других, но как исключение. В фантастике - Юра Греков, но фантастика всегда была для меня на втором-третьем плане. Привлекать москвичей, питерцев? Не пройдет - журнал молдавский и для Молдавии. Вот если бы полную волю дали… Но это невозможно.
Был в "Кодрах" - там уже откуда-то знают о планах ЦК: Ш-н говорит: "В за?мах оставишь?"

Заходил Софрон Бурлака - сначала посидели у нас за столом, Нина кое-что приготовила, затем немного погуляли. Он сильно сдал - лицо багровое, дышит тяжело, распаренный весь и ослабевший. А и всего-то - пятьдесят пять, - выглядит же на десяток лет старше. Потребление собственного винца ежедневное? Но и другие молдаване так же, а ничего. Говорит: "Виктор Кочетков написал о тебе очень хорошо…" и проч., они с Коч-м старые товарищи. Приглашал к себе в Вадулуй-Водэ, но вряд ли поеду: невольно будешь в печальном настрое, вспоминая Софрона десятилетней давности, такого молодого по ощущению жизни, с сильным настроем на все, что работа, дружба, литература…

19 июля 1979

С редактором ничего не вышло: все мне говорят - "…да им же удобнее Шишкан, это было так, проектом на всякий пожарный случай. Ты же не будешь у них на побегушках…"
Прислушался к себе: немного жаль, но это - лучший выход: опять ощущение свободы.

16 августа 1979, четверг, Набережные Челны

В Челнах холодно; многое за эти дни пришло из двухгодичной давности приезда: вспомнил маршруты свои, дома, у которых ходил, колыханье трамвая по степи, как кораблика - и потеплело. Что-то словно сдвинулось внутри. Теперь пойдет - знаю по опыту - впитыванье усиленное всего.

19 августа , 7. 20 утра, Н. Челны

Что-то вспомнилась одна клятва, которую произнес в юности, глядя на утреннее дальнее взгорье в солнечном свете, на слившиеся вершины деревьев: Бурятия.
- Дали небесные и земные, клянусь вам… - и т.д.

21 августа

Почти ничего не записывал: много встреч, разговоров и т. д. С утра хожу, езжу по всему городу, особенно хорошо - именно утром. А после обеда - пишу свой роман: неудержимое желание. Живу в пустующей - пустовавшей до меня - квартире Антонины и Вадима. Из кухни - удивительный вид на дали Закамья: там все время меняются краски. Пью чай не торопясь - и смотрю. Два года назад мы здесь же иногда сидели с Вадимом и Ант-й.
Главное в эти дни: встречи с начальником КамГЭСтроя - в сущности, главным во всем здесь человеком - Батенчуком. Ездили по всей его вотчине с ним. Колоритен, умен, непрост, дали Героя соцтруда - намекнул, что это было очень сложное награждение, п. ч. "…в биографии у меня не все их устраивало". Сидел у него в кабинете во время его разговоров со многими людьми: до самых мелочей все он знает в людях, в своем деле, решает все с четким осознанием выгоды конечной - или возможных ошибок. Однако самое в нем заметное - человеческая крупность. Назову материал о нем - "Талант жить".

22 сентября 79 г.

Увидел вчера на столе "Конец главы", который читает Нина второй месяц - платочек ее отделяет прочитанные страницы. Недалеко она продвинулась… Все на кухне, в деле, в заботах.
Сердце сжала боль. Она бывает несправедлива в словах, я - несправедлив часто на деле.
Лежат на столе два письма от папы: 23 августа и 18 сент.
Августовское написано чисто, ровно, строчки четкие, сентябрьское - почти не разобрать, все смутно, вверх-вниз слова… Сережа пишет, что папа вряд ли протянет сентябрь.

25 сентября 79 г.

Второй день в Трускавце: солнце, милый город. Сегодня с Ниной на "питьевом озере"; за городом все тихо и ясно; я в одной майке бродил по тропке, Нина толковала с рыбаком - отдыхающим, толстым и рыжим; вокруг - слева, справа и впереди - взгорья в зеленом лесу и лучах; небо очень ясное и покойное - и пришло долгожданное чувство отрады.

В парикмахерской вчера. Постригла женщина, спрашиваю - сколько с меня?.. - говорит: "Целый".
То есть, понял - рубль.

Врач: уверенно-сильный, с быстрыми словами и движениями, со своей скорописью, толсто-здоровым лицом и рыжеватыми бровями, глаза с прищуром.

26 сентября

Недалеко от нашего "водопоя" утром, в обед, вечером под старыми липами сложился певческий кружок: слаженно, красиво поют украинские народные песни мужчины и женщины в основном среднего, ближе к старому, возраста. Ах, как хорошо стоять рядом в толпе и слушать их песни! - печальные, долгие, со слезой, с рыданьем подчас, и в толпе влажные глаза, и у старых, и у молодых, а в то же время и хорошо всем, близко это пение, как жизнь.
Типы:
старик высокий - дирижер, с дергающейся головой, лицо в трудных морщинах, в печали;
старик в очках - этот все посматривает по сторонам - какое впечатление производит?…
зам. предколхоза - ему и хорошо петь, и расцвел в этом кругу - и смущается, натягивает кепочку смешную пониже;
круглолицая, черноволосая, черноглазая женщина лет под пятьдесят - поет чисто, высоким голосом, уверенная, улыбчивая - и властная, все слушаются ее;
рыжеволосая, бледная интеллигентка, вдруг распевшаяся здесь, с тетрадкой в руках - на глазах помолодела;
интеллектуал горбоносый - стоял в стороне, слушал, и неожиданно втиснулся в круг, со вкусом, хорошо запел, лицо потеряло сухость, прошла по нему жизнь.
Еще один - молодой, в светлом костюме, петь ему хочется, но жмется к самой липе, лицо отворачивает, а в лице что-то ушедшее от всего, что вокруг, свое - о себе поет, с тяжкой грустью.
Старушка маленькая, серая - забылась, положила голову на грудь черноволосой, а голос плачет: тоже свое.
Остролицый бухгалтер с металлическими зубами;
Веселый простак с румяным лицом.
Пляшущий старик в шляпе, чисто выбритый, с лиловыми глазами.

Во Львове позавчера было тяжко. В эти несколько лет не переписывались с Марком, но узнать, что нет его уже ни в городе, ни в стране - просто уже совсем нет - такой тоски давно не знал. Вся студенческая юность связана с ним, все первые переживания дружбы, действительно сильные, вся эта молодая ушедшая жизнь.
Сколько было разговоров, планов, хождений рядом - в Ленинграде, в Улан-Удэ, а в 66-68 гг. и во Львове.
У него развилось какое-то непонятное мне тогда чувство неполноценности, тоски, не было почти света в душе: он как-то исчезал постепенно. В 66-м году это был уже почти другой Марк, не из нашей юности. И при этом - такое благополучие житейское: семья не знала и малой нужды.
И вот его нет совсем.

Люди потому так часто смотрят на небо, обращаются к нему в тяжкие и светлые минуты, что за тысячелетия оно впитало столько взглядов, и мыслей, и надежд - что стало чем-то одухотворенным для нас, даже и без Бога, кто не верит в него. Нет нужды, что там, выше, холодная атмосфера: а над нашей головой есть объединяющее всех нас, людей, живое небо из облаков и сини, или вечерней мглы.

26 сентября

Недавно был в Сибири: Красноярский край.
Саяно-Шушенская ГЭС, в окружении зеленых гор, со стальной синью Енисея внизу, с плотиной, людьми, движением.
Старый уголок Шушенского, с домами, дворами, воздухом прошлого века: заповедник.
Енисей и мы с Р. Ольшевским на берегу, вода, камешки, воздух, пронзающий тело чистой, ясной, здоровой силой.
Минусинск. Здесь когда-то жила однокурсница Галя Калмыкова, к ней уходили мои письма в 55-57 годах, а отсюда шли мне. Нашел этот домик, постоял во дворе, под ранетовыми деревцами.
Слева и позади улицы - высокие травянистые взгорья видны меж старых домов. Что-то былинное в них.
Озеро за Минусинском, где был вечерний долгий прием: Девичье озеро. Столы, угощение, речи и т. д.
Село Знаменка - хорошая встреча с ребятами в школе.

29 сентября 1979 г.

Сегодня встали мы рано - ярмарка. Шли улицей, затем еще темным старым лесом, вышли к поляне с машинами и людьми.
Ничего не купили.
Много ходили по городку: улицы, парк, магазины; вечером сегодня смотрели от военного санатория на Карпаты - в сизом дыму, в угасаньи предночном, а все равно чувствуется зеленая свежесть их.
Как-то в Селижарове: папа, Сережа?..

У сирот, оставшихся без матерей, "отмирает часть души и уже не восстанавливается", - сказал мне один из них во время встречи.

Папа во всю свою жизнь не бывал в больницах - за исключением проблем с мочевым пузырем. А теперь, пишет, "скорая помощь" приходит почти каждый день… Уколы.
- Ту-ту!.. скоро уж, - говорил о кладбище бодро, по-солдатски: видел тысячи смертей. Надеялся: сразу.
А смерть подходит тихо, не торопясь, отнимая силы капля за каплей.

Еще о Сибири: поездки, выступления с Егором Исаевым. Почти приятельски сблизились с ним. Он светел, талантлив и находчив в словах и памяти, когда трезв. Или - в меру выпил. Как-то сидели с ним всю ночь у меня в номере в Ачинске: сам пришел. Все видит дрянного, что происходит, но сумел ко всему этому постепенно приспособиться.

30 сентября

Сегодня Карпаты совсем другие - в голубовато-темном вечернем флере. Стояли, смотрели с Ниной, дышали. Небо в птицах как живое.
Музыка сейчас за окном - дальняя, тихая. Грустно. Жизнь сменяет дни, но не меняет душу. Все в ней, что было - с первых дней касанья этого мира.
Читаю "Обломова" уже семь дней: по-настоящему вчитываясь так впервые. У Гончарова мысль и образ, слово как-то особенно сливаются - как ни у кого из русских великанов.

Писатели должны любить друг друга - только они понимают себя и собратьев так, как никто: тут что-то от тайны приобщения к сокровенному.

4 октябяря 79 г.

Ходили с Ниной в предгорья Карпат, за озеро - поднимались меж твердых, как железо, горных деревьев, рода нашей осины (уточнить) - не дрогнут, как из центра земли поднимаются. Карпаты вдали - в ясном солнце, четких очертаний, высоки, гребни в зеленом лесу и редких плешинах. Вокруг - луга, сеном пахнет. Увидели покатую тесовую крышу в лесу, но до дома не дошли.
Ветки сосны пахнут нежно, призывно. Сейчас маленькая веточка стоит у нас на полочке.

Писатель должен жить в ясности ума - и с трезвым сердцем.

5 октября

Роман потихоньку движется и здесь: работа каждое утро.

Заиграл на гармошке мужичок у бювета - "…на палубу вышел священник-старик" - много народу пришло на эти печальные, протяжные звуки, стоят люди, слушают.

Всякое чтение великой книги - размышление и над своей судьбой, жизнью. Иначе не может быть.

О Егоре Исаеве - из долгих разговоров с ним. Бусен на родине, в деревне. Совместная охота с Бусеном ("Егор, это ты там?"); мать и дом. С Бондаревым в Костроме; его слова мне: "Тебе противопоказано все мелкое". Трижды - "Тебе нужно переезжать в Москву, твое место там"; "Ты - большой прозаик" и т.д. Мы вдвоем в гостях у Равнушкина.

9 октября

"Обломов", "Декабристы" Л. Толстого. Наглядно очень: пластика, великое чувство слова, мягкая глубина, совершенство - и не затрудняющая себя, простая как жизнь, мысль.
Иван Александрович Гончаров достиг великого искусства сосредотачивать все великое на нескольких людях. Что в "Обломове"? - сам Илья Ильич, Захар, Ольга и Штольц. Уже где-то там, на задворках, "в Выборгской стороне" романа Агафья Тихоновна и др. Как это выигрышно! Все силы, искусство, опыт - этим героям, они выпуклы, каждый жест и вздох их видим, слышим.
И все-таки, все-таки не оставляет чувство: не слышно людского движения, голо часто, пусто, хоть бы локтем кто двинул… Вот это и отличает Ив. Ал-ча от Толстого, Достоевского. Ведь то же и в "Обрыве".

10 октября

О Батенчуке много мне рассказывали в Челнах.
Любит ходить пешком, пишет стихи, любит поговорить с случайным встречным, о его одежде и т.д.
Одежда: помятая рубаха навыпуск с короткими рукавами, брюки не слишком выглаженные и т.д. Так мы ходили, ездили.
В его кабинете я сказал: В челнинцах стало больше мягкости, меньше раздражительности.
С этим согласился, подумав: "Да, это так и есть, правда. Условия лучше стали: квартиры, город посветлел… А работать стали хуже! Меньше порыва, безудержности, ярости в труде, меньше желания скорее сделать то-то и то-то. Для нас это - хуже".
Тяжелые толстые руки, быстрые, точные жесты - контраст. "Нужно много рабочих, а ехать к нам перестали. Думают - все сделано".Спрашиваю: как в сравн. с Зап. Евр., не отстают у нас строительные темпы, умение, качество работ и т.д.
"Европа у нас учится! Мы во многом показываем пример. Вот два новых наших метода…"
Хватает бумажки, быстро набрасывает - чертит - суть методов. Все представляет зримо.
Входят люди: объясняет, командует, советует. Наш разговор между тем все живее - что-то быстро налаживается, какой-то внутренний контакт. "Никого не пускать, - секретарю. И мне, - давайте поговорим не торопясь". Но в его приемной ждет много народу: летчики, инженеры и т. д. Невольно торопишься. Выхожу из здания - догоняет помощник Батенчука: "Евгений Никанорович покажет сам вам ГЭС, поедет с вами".
На плотине. Говорит о своих первых шагах строителя - электростанция под Сочи: трофейные машины, которые все освоил сам. "С того времени ничего не боялся на стройках - все умел. Или - тут же осваивал".
Внизу - шлюзы, опускается пароход. Рабочие здороваются с ним, много людей. Идем к действующей турбине, смотрим гнезда, где будут вращаться остальные пятнадцать.
О Бочкине. О его книге. О корресп-те "Советской России": "…Не подпущу близко!" (сильно ему не понравился).
О детстве - родился в Балте. О сибирских стройках.
Бюджет - 345 млн. руб. в год ("полтора миллиона в сутки осваиваем").
Фигура его, голова, глаза, широкое простое лицо.

Окрылки, которыми мама, обмакнув их в блюдце с подсолнечным маслом, смазывала быстро домашний горячий хлеб. Корочка получалась желтой, пахучей. Другие окрылки были для подметанья шестка.

В Ив. Ив. было много от Обломова в последние годы жизни, но Обломова совсем особенного: высшего разряда.
Лишь диван был тот же. И удар хватил такой же.
Знал, что нужно двигаться - не двигался, лежал; знал, что нельзя пить - пил; есть много нельзя - ел; и читать стал мало, готовиться к урокам почти перестал (его слова).
Оставалась какая-то инерция старого движения - и она тоже затухала.

А ведь хороший месяц: утренняя работа в нашем писательском пансионе, прогулки, рядом Нина, а, значит, спокойствие духа; чтение; письма.

Закончил "Обломова", как ни растягивал. Жаль! И как мог Чернышевский назвать этот роман скучным?.. Ума не приложу.

Письмо хорошее - из Сибири от Саши Ероховца. Близкое знакомство в Ачинске с ним.

14 октября

Нет горячей мысли и желания высказать свое - писать нельзя.

Пишут: смерть Кости А. в Селижарове. Жил в Л-де, там семья, каждое лето приезжал к матери на родину, ходил с веселым лицом; сильно заболел, понял смерть - остался у матери в Селижарове и попросил схоронить здесь; и схоронили. О чем думал перед смертью, возвращаясь навсегда в свою землю? Трудные были, наверно, мысли.

В хоре под липами новый организатор: женщина с крупным лицом и очень живыми глазами, лет пятидесяти двух. Много здоровья и свежести. Особенно когда поет. Все сразу оживает, все красивое и свежее в ней заметнее, и кажется, что ее легко полюбить, забыв о старом теле. Она и одевается свежо и чисто - все как бы накрахмаленное на ней, шелестит и легко переливается, не броская, а приметная праздничность.

15 октября

И мать, и отец мои по сути своей люди, принимавшие мир и жизнь с отрадой и верой. У мамы это было рядом с печалью, грустью, порой надрывом - но всегда с верой в лучшее. Для нее важнее всего были люди - она их знала великое множество, по имени, лицу, привычкам, роду-племени и т.д.
У папы самое главное - великое движение, в движении для него растворялись отдельные люди, он про них забывал, не узнавал. Помнил лишь товарищей по первой мировой и гражданской, по отечественной, некоторых сослуживцев, а лучше всего и полнее - детство. Тут - все, до минут.

На втором курсе много читал Писемского, о нем: очень захватила "Тысяча душ". А когда узнал, что есть у него роман "Люди сороковых годов", прямо взволновался - это время сильно занимало.
Но так и не прочел. И вот здесь, в Трускавце, нашел в б-ке Дворца культуры, буду сейчас читать. Что-то за роман?..

17 октября

…И все-таки есть в гневе Ив. Ив. правда; очень жаль, что мы от отношений учитель-ученик перешли к дружбе: он был мой учитель прежде всего. В последние наши общие годы я часто бывал нечуток, фамильярен, легкомыслен, поверхностен в общении с ним. От этого и его праведный, справедливый гнев: хотя основанный на глупых, нелепых, больных выдумках.

С треском, звоном летят мириады золотых листьев по улицам Трусковца - стою и смотрю им вслед.

20 октября

Вчерашний день - в дороге: ранним утром из Трусковца до Львова автобусом. Пестрый лес, полускрытые осенними деревьями красивые дома сел, все выше поднимающееся небо, зелень, поля, горизонт. Затем самолетом в Кишинев. Позади хороший месяц - в работе, прогулках, размышленьях, чтении.

23 октября, Кишинев

Пришла благодарность из СПСССР за подписью В. Озерова - и секретариата Правления: за Сибирь.
Пожалуй, на этот раз и впрямь все складывалось неплохо: говорил с особым подъемом, явно удачно, это было заметно по слушателям, по многочисленным вопросам, волнению, по тому, что расходились неохотно. Какой-то сильный внутренний накал был, живая мысль тут же переходила в точное слово, как будто долго размышлял, а не импровизировал. Особенно - когда выступал один, в Ачинске: на комбинате, заводе, в школе.
Попрошу командировку на май-июнь в Красноярье.

24 октября

В последние годы много читаю о немцах - и самих немцев. И крепнет мысль: знаю что-то такое в них, чего не знают они сами и не понимают - и о чем обязательно нужно со временем сказать в большой книге.

Помню, как в Шушенском утром, когда все ушли, я был в комнате гостиницы один, лишь высокое чистое небо за окном, необозримая сибирская даль… - так вдруг стало на душе трудно, как будто вся жизнь ушла куда-то.

Сегодня утром, когда начал только работу - сильный вихрь одним порывом сорвал все виноградные листья с ветвей перед окном - и вспыхнул сильный свет: до этого комната была в полутьме. Шорох от уносимых листьев был громкий, прощальный.

Вечер. Небо побелело и пошел густой мелкий град. Взял горсть с подоконника - белейший и мягкий.

Два года назад - месяц в Бежецке; очень памятное и дорогое время; писал, ездил, читал, много людей, близкие друзья, чудные одинокие прогулки по старым деревянным улицам и над речкой Остречиной, посиделки у Ив. Вас. Болдина, Юры Батасова, Преобр-го.
Несколько часов с Ниной на осенней ярмарке: люди, шум, машины с овощами, курами, фруктами, рыбой, много всего яркого, бодрого в этом народном круговращении. Купили айву, морковь, картошку и проч.

25 октября

Нынче летом, в июне, были вчетвером на кладбище в Селижарове - Аля Макарова, Толя Петров, муж Али Петр и я.
Посидели у могилы Ив. Ив. Смирнова, выпили. Потом мы с Толей П. пошли к нашим соученицам - Але Гущиной, Рае Соловьевой, Нюре Соколовой. У всех на пирамидках - фото школьных лет. Как будто только расстались с ними, а голоса их еще в ушах. Все они были физически развитые девочки, особенно Рая Соловьева - броская, быстрая, яркая. Мы их помним, приходим к ним сюда, говорим о них… О нас так близко потом вспоминать из школьных товарищей будет, возможно, и некому?..

"Смертными" недоволен - перечитываю сейчас. Можно было написать куда сильнее.

Нина мне столько рассказывала о своих сотрудниках и вообще работе - в ин-те экономики, - очень все злободневное, живое.
Ничего не записал, и слушал плохо. Не хватает мне внимания очень.
За окном вдруг сегодня снег, все бело-зеленое; в небе светло, даже ясно, ветер.

31 октября 1979

Каким-то был у папы 86-й день его рождения?
Я был в последний раз, когда ему исполнилось 70 лет - 1963 г., на 69-летии тоже. Тогда сидели рядом с мамой, шумел самовар, был хороший праздничный стол, пришли соседи, папины сослуживцы, были подарки.

У Левушки много вдумчивости: как он слушал сказки, просил каждый вечер продолжать, расспрашивал, вникал, окружал себя стихией сказки. А сказки выдумывались интересные; наши с ним прогулки в Селижарове, за Селижарово, разговоры. В тихие, мирные семейные вечера хорошо, дружно было и на Уфимской у печурки.
А вот в два года в Осташкове, где-то в октябре-ноябре, сидит маленький Лев на диване после ясель, вечером, задумался, посерьезнел что-то, и вдруг говорит: "А я знаю, почему вы такие сердитые сейчас: вы поссорились…" Мы даже обомлели! - два года, и тон серьезнейший, умнейший. И тут же он очень весело засмеялся, как будто поняв, что удивил нас.

Шел вчера вечером темной, дождливой Госпитальной улицей - и воображение заработало, мелькнула потаенная комната, услышался тихий разговор, дом, кто-то подходит к калитке…

4 ноября 79 г.

Нина напекла картофельных оладий, ели - и вспомнили войну, оладьи из мороженой картошки.

17 ноября

Два дня в болезни - температура.
Читал Юхана Боргена: хорошо, писатель XX века, истинный сын его.

Подумал - жизнь моя развивается естественно, вот что, пожалуй, дает надежды. Духовное развитие; женитьба; сын… У некоторых даже сверстников и людей лет на 5-ть моложе - только рождаются дети, и они с усталой боязнью говорят: как это ты успел?.. Теперь можешь спокойно писать (А.К.). А я никогда просто не думал - успеть, не успеть. Все шло вполне естественно, своим течением. Никогда не поступал вопреки природе - в этом видят они мою удачу. А это просто - жизнь.

По телевидению передавали концерт детей. Лица - ясные, с мыслью, надеждой и верой, много чистой красоты.
Самый интересный возраст, самый светлый: 12-14 лет.

18 ноября

Время Цезарей, Древний Рим - не так уж и далек, 2000 лет назад. Тогда мир был разобщеннее, но чем-то и теснее, его объединяли боги, легенды, представления людские обо всем, что жизнь; яркое воображение тех самых "древних" - для нас - людей. Смотрел вчера по телевидению "Цезаря и Клеопатру", сегодня весь день читал Светония.

Юхан Борген в трилогии о "Маленьком Лорде" улавливает многое почти "невидимое". Пример большого писателя: совесть, мастерство, внезапное воздействие на самые разные чувства и ощущения - все соединилось. После него многое наше кажется излишне "плоским", однослойным.

Литература - единственное, что связывает людей и показывает им себя. И если есть крохотный прогресс в мире от Цезаря до нас - благодаря только ей.
Вот почему большой писатель важнее для страны, для жизни государственного деятеля любого ранга.

Хочется написать повесть "Аркадий Иваныч": маленький человек районного масштаба, переживший многих секретарей райкома, исполнительный, хитроумный, обюрократившийся до последней своей жилки, страшно переживающий малейшую свою оплошку, до истерии… считающий себя оплотом "аппарата".

22 ноября

Пожалуй, главная жизнь для меня теперь - в писании: и смысл, и спасение.
Вчера - большое письмо Сережи о папе. Думал вчера о детстве нашем с ним.

Надоела мне молдавская осень, сильно - впервые так, раньше ничего подобного не было. Если так повторится и в будущем году - не пришлось бы уехать.

Когда Сережа закончил школу, он был очень ясный, добрый, послушный. У него много тогда было добрых дней, в свете и радости жизни. Уходило это как-то постепенно, в нелегкой его судьбе. Многое он испортил себе своей доброй слабостью, тягой ко всем людям.

У главпочты громко говорят двое женщин - после выставки вчерашней:
- А у тех баб и мужиков голых даже нужные места нарисованы…

Очень хочется снега и бодрого ясного холода.

29 ноября

Рука теперь тянется к книгам, где есть прямая жизнь, нечто дневниковое, не к "чистой" беллетристике.

Хорошо, что холод сменяет теплую погоду - прямо жить веселее стало, гулять приятнее, бодрее.

Читал воспоминания Полины Анненковой. Очень видна сильная душа этой непростой, видимо, женщины, все беды побеждал ее веселый и сильный дух.

30 ноября

По календарю завтра зима, а на улице весенний свет, тепло, розовое небо с птицами.
Утренние краткие прогулки - минут 30-ть, перед работой входят у меня в систему.

Снилось Еваново, очень близко, сильное чувство даже во сне. Будто бы поехал теперь туда, и вот вижу дом, в котором мы жили в 41-м году, изменился он, осел, выцвел, но тот же. А вся деревня иная, и Еваново - большое, шумное, довольно многолюдное 41-го года - исчезло, деревня стоит вся тихая, пустая…

Открыл "Реку и улицу" и прочитал несколько страниц - сразу наткнулся на грубейшие ошибки!
Иногда приходишь в отчаянье: в "Молодой Гвардии" сделаны нелепые, подчас мерзкие сокращения (Сталин и т.д.), здесь - гнусные ошибки; так что же делать, черт возьми?!

1 декабря

Перечитал кое-что из Гарина-Михаловского - любимой своей книги 54-го года. Бредил тогда Темой Карташевым и его друзьями.
Сейчас увидел все несовершенство его прозы очень ясно - но сколько огня, чувства, непосредственности, взлетов и падений душевных, лихорадки жизни! Вот это у него сильнее всего. И - все-таки благородство стремлений.

Особенно мне нравилось, что Тема был окружен милыми сестрами. Это ужасно трогало, и это было грустно: сам не пережил, а так хотелось.
М.Вл. Тумасова говорила, что знала его дочерей. Жаль - не расспросил подробнее (жила где-то с ними в эвакуации).

2 декабря

Лева обрадовал - было сегодня письмо. Во-первых, не понравились ему романы Ю Семенова - значит, есть чувство, что литература и что нет. А во-вторых - попросил составить список книг для чтения.
Включу то, что читал сам в 18-19 лет и что может быть ему полезно: "Сагу о Форсайтах", "Пармский монастырь", "Утраченные иллюзии", "Гения" Драйзера (думаю, будет ему любопытно), "Жан-Кристоф" Р. Роллана, "Том Джонс" Филдинга, "Искатели" Гранина, "Будденброки"…
И вот подумал: как плохо, что нет у нас "романа воспитания" для молодого поколения. Как важны для этих целей "Эроусмит" Льюиса Синклера, "Цитадель" Кронина…
Я должен написать хотя бы одну такую книгу ("Летящий лебедь"?).

Вчера на вечерней прогулке пришла мысль написать книгу листов в 20-ть, короткие повести примерно в 2 листа каждая, о похождениях этакого современного оборотистого малого лет 40 с хвостиком: Савелий Савельевич Иноходцев.

Вопросы Вениамину Алексеевичу:
Цвет маек селижаровских футболистов; о работе его в Ольховской школе директором: что за учителя; ученики; какова была там жизнь; с кем дружил; как одевался; кто был пр-ль, как с ним; как питался; в каких деревнях бывал; что пили - самогон?.. Какова была вообще атмосфера.
Что читали в школе до войны, сразу после?

Ивану Васильевичу:
В чем ходил после войны (когда снял форму)? С кем в С-ве любил поговорить, выпить (а выпить он любил)? Что подавали в нашей чайной (кроме знаменитого жидкого холодца и макарон по-флотски). Какие чаще всего проходили совещания в райкоме? Когда у 1-го секр. появилась машина?

3 декабря

Был в центре города, ходил по разным делам - и так вдруг ужасно показалось видеть одни и те же улицы и дома - шестнадцать лет подряд, прямо что-то почти больное.
Это не мысль ли уже о необходимости крутых перемен?..

13 декабря

Увидел фуфайку на вешалке - и вспомнил, что она сопровождает нас, как и мои большие резиновые сапоги, с Соловьева: уже 20 лет! И как уцелели эти вещи во время наших переездов? Прямо легенда.

На дворе - первый день зимы: снег - и сильнейший ветер. Это уже плохо: ветра не люблю с детства, когда он частенько продувал насквозь наш бедный холодный дом.

16 декабря

Мне с детства нравились профессии, связанные с движением: машинист паровоза, летчик… Серьезно намерен был идти в летчики: до 8-го класса, когда понял в себе другое движение.

У Ив. Васильевича Болдина даже после инфаркта больше жизни и оптимизма, чем у Ив. Ив. - в его лучшие дни. Наверное, немецкий плен подкосил его навсегда: неизлечимо.
Иногда сидишь тут за столом, в работе - и вдруг сердце закипит, перевернется в нем что-то, мелькнет перед глазами одно, другое, далекое от того, что за окном… И ты опять в огне!

17 декабря

Утром в постели (проснулся очень рано) думал о повести: первый год в институте. Все, от первого дня и до весны-лета 54 г. вспомнил в лицах, голосах, движении: институт, лестницы, зеркала, 25-й маршрут автобуса, Загородный проспект, тупиковый отросток от него, улицы Рубинштейна, Пять Углов…
Напишу эту повесть лет в 48-49-ть.

Люди высокие, которые кажутся маленькими из-за особой манеры держаться и сидячей жизни: стол, заседания… Черненко в этом роде.

21 декабря 1979 г.

Позавчера - 20 лет жизни нашей с Ниной. Весь день к этому возвращался, то одно припоминалось, то другое: и свет, и тени.
Хорошего, к счастью, было больше. Много, оказывается, чистого, близкого в жизни, нашей в Соловьеве - особенно.

Сейчас, вечером, гулял и пытался восстановить каждый день и вечер в кануны Нового года: 1940, 1950, 1960, 1970…
Почти все увидел.
31 дек. 1940 г. - елка у Риты Елисеевой на нашей Заволжской набережной.
31 дек. 1949 г. - в школе, мы с Володей Синявским стоим метрах в пяти от елки, он справа, в своих негнущихся, железных фабричной катки валенках, я слева, в мягких заплатанных - смотрим, как танцует Люба Русакова с Витей Морозовым.
31 дек. 1959 г. - в моей опять родной школе, мы уже с Ниной вдвоем, с нами Ив. Ив., другие учителя. Танцы. Праздничный стол.
31 дек. 1969 г: Втроем на Уфимской: елка и шампанское. Было хорошо. Никуда не пошли.

Вечером, уже в темноте, гулял по улице Гренобля: уходящий вниз лохматый мрак, черно-зеленый, над ним играл закат, очень разнообразный, то гуще, то жиже, то высоко ударял в небо, то почти полз по темным вершинам.
Самая окраина города. В мою бытность газетчиком здесь еще везде были села, со всем разнообразием именно сельской жизни: город наступает, сметая все на своем пути.

23 декабря 1979 г.

Из письма папы: пишет, что мама родила меня утром 31 августа, а следующим утром, 1-го сент., уже была дома, на Заволжской н-й: только что купили дом.

Вчера около часа рассматривал карту Селигерского края: дороги, деревни, в которых бывал, реки… Все там объездил - и навсегда сроднился с этой землей.
Думал о повести "Два озерных года".

Найдешь верное слово или мысль-образ - поднимает тебя над плоской минутой текущего, и ты уже владеешь жизнью.

Забываешь людей, уходишь от них, а они от тебя, и встречи может не быть никогда, но все равно касаешься мыслью один другого, и это-то объединяет наш мир.

27 декабря 79 г.

Завершил вторую книгу романа "Смертные". Доволен немногим.

Нина позавчера вечером думала перед сном, что нужно сказать Левушке по телефону. Стояла в ночной длинной голубой рубашке, с оборками белыми, подняв голову, вспоминая, шевеля губами про себя, потом говорила. Лицо ее в эту минуту было удивительно одухотворенно и красиво. Вся - мать.

Читал вчера старые письма - студенческих лет. И там тоже есть слова о необходимости "просветления жизни"! Это письма, не нашедшие друзей и вернувшиеся мне.

28 декабря

Увидел себя, "отделившегося" физически от нынешнего: как два человека. Лучше этот, новый, будет - или хуже?..

Папа пишет в письме: "…конец (моего) проживания (на земле) близок".

Два старика - теперешний хороший товарищ отца с Укромной улицы Ефрем Антоныч и папа - собрались и толковали о том, что напрасно не женились после смерти жен: так им, бедолагам, при холостых сыновьях плохо. Но папа всегда говорил - нет, здесь с подругой жизни жили, отсюда никуда, и лежать будем рядом… Значит, теперь бывают минуты, когда жалеет, что "отказывал" приходившим старухам. Их было трое, в т. числе мачеха Вали Преображенского Аграфена Ивановна.

Сестра Тамарочка, пишет папа, родилась 5 апреля 1938 г., а умерла 18 июля 1940 г. Мне кажется - родилась в 37, умерла в 39 году. Так, помнится, говорила мама. Память у нее была лучше.

Иной раз хочется увидеть человека, которого то и дело встречал в жизни, и все собирался поговорить с ним, постоянно откладывая разговор: успею. И никак невозможно поверить, что уже не догонишь…

<< Содержание
<< На страницу автора