<< Содержание
<< На страницу автора

Прощанья земные

1 февраля 1985

В Малеевке остаются четыре дня.

Вот что такое она, жизнь человеческая: сколько изломов в ней, отступлений, и как часто отчетливые дни сменяются почти полным мраком – уходят надежды, не веришь в завтрашний даже день.

А затем – все это опытом, волей, здоровьем, движением жизни и мысли опять одолеваешь – и вот сегодняшний день я опять могу назвать вполне отрадным.

Произошло, наконец, самое главное, что мучило меня не только последние 10 дней, но все последние 10 лет: я вдруг осознал свои силы и свое здоровье и понял, что не зря всеми жилами души и тела (!) укреплял в эти годы волю, проверял себя, уходил от чувства неуверенности, такого сильного в отроческие годы, в первую юность…

Кстати: любой выпивающий, не только пьющий человек, решительно любой – способен на глупое слово и не лучший поступок, убедился в этом, внимательнейше вслушиваясь, вглядываясь в самых крепких людей: А. С., М. Г., Б. М. и др.

Ясность – естественнейшее состояние любого человека. Дорого всем обходятся нетрезвые дни! Даже – часы.

Вчерашнее солнце в лесу меж деревьев, когда шел после обеда на лыжах: живое, влажное, лес на его фоне – солнце притягивало душу, а душа притягивала его: все слилось.

Жизнь дня.

О любви я говорил в пятнадцать лет (В. С.), затем был перерыв на многие, многие годы – и вот опять хочется говорить о любви.

Любовь все-таки определяет жизнь, во всяком случае, человека, который хочет считать себя художником и стремится стать им.

У моего окна: эти старые дубы, снег на ветвях, разноцветные птицы, день переходит в вечер… Опять очень хочется жить, писать, любить.

2 февраля 1985 г.

Вижу, как буду и что буду писать дальше, а главное, как жить.

Как Ю. Греков в студенческие годы звонил по телефону в вестибюле института, рядом с Марфой Матвеевной: «Алло, алло!..» – громко, сколько бы ни было народу, уверенно – безумно я при моей стеснительности тех дней завидовал ему!

Сколько сил, энергии душевной ушло у меня, чтобы эту глупейшую деревенскую стеснительность свою преодолеть.

Испанский фильм «Загадка старой книги». Днем сегодня  легкое, весеннее, молодое счастье.

Итак, к 50-ти годам, если буду жив-здоров, завершить  первый том «Жизнь Машерина-старшего» («Начало века»).

3 февраля, утро

Проснулся ночью, хотел просто полежать, подумать, и тут услышал тишину – полную, лесную, дремучую; выглянул в окно; смутно стоят деревья. Снег, небо неровно-ночное, с отблесками снежных просторов, звездами дальними, разбросанными тут и там. И – уже так и не уснул; одна мысль подгоняла другую.

Такая тишь только у нас в Селижарове на Заволжской набережной, ни гама, ни свиста, ни крика, ни гитар, ни ругани, ни осточертевших до ужаса машин. И всю ночь не спал, наслаждался этой тишиной.

Продолжаю «Исцеление». Идет работа.

вечер

Ходил на лыжах; прощался с лесом – на два года (будет ремонт Малеевки).

Сколько еще на земле людей, которые совсем и не живут, а только двигают руками, ногами, едят, производят детей, бьют кулаками – или убивают себе подобных (статья об американских надзирателях в тюрьмах – да разве только они, и у нас есть такие – бандиты и проч. нечисть).

Прав академик Семенов: мы еще в младенческом возрасте.

Но – Сократ, Леонардо, Толстой, Достоевский?.. Уже их достаточно, чтобы человечество поняло свои возможности.

Разговор в электричке с попутчиком:

Завод; маленький столик, у столика бетонный пол, на нем – изделия.

Желтенькая коробка с золотым руном – волосами токаря Зиночки.

Возня и смех в коротких перерывах. В больнице у Зиночки. Больные (тяжелый плеврит и др. заболевания). Затем – домой – мать в постели мертвая. Похоронил; возвращаясь с кладбища – сильно плакал.

Работа в цехе в фуфайках, валенках, в шапках-ушанках: холодно.

4 февраля, вечер (почти ночь)

Последний день в Малеевке. Все хорошо – и в душе, и вокруг. Работал все эти дни.

Снег; все бело – утром; и днем деревья пушисты и сказочны.

Сборы, письма.

Володя Синявский был тверд и категоричен в отрочестве. Я всегда хотел быть таким – и не получалось.

Но у меня был другой характер; наверное, он помог мне выдержать эти почти 50 (!) лет.

А теперь: твердость и твердость. И пусть вечная память о Володе поможет мне в этом.

Итак – в дорогу.

И пусть все будет хорошо…

7 февраля 1985 г., Калинин

Весь день 5-го февраля – дорога; электричка Малеевка – Москва – Калинин. В гостинице «Турист»: огромный «люкс» из трех комнат. Но это сейчас не по моим финансам, и вечером вчера переехал в обкомовскую гостиницу  – «Заря» и здесь, в скромном номере на 1-м этаже, сразу стало мне хорошо. Тут и работать начну, сейчас.

Вчерашний день –  почти весь – какая-то детская неприкаянность, тоска. Опять это чувство: да никому ты не нужен в целом свете, никому до тебя нет дела. Но постепенно прояснилась душа. Много ходил, дышал; спокойствие начало согревать душу; а тут еще – вечерняя встреча с Колей Галаховым. Главное же – предчувствие работы.

Ну что ж, к работе и приступим.

8 февраля 1985 г., Калинин

Сегодня с утра работал (окончание главы «Родной берег» к «Исцелению»), большое письмо (как и вчера вечером).

Прогулка по Калинину – главный почтамт, редакция «Калин. пр.».

Спал плохо ночь – разные трудные мысли (дом, будущее…).

Но что-то и сверкнуло вдруг отрадное, под утро, когда уснул – приснился дом, где жила Муся Сурынина в Черной Грязи (старый, темный, пятистенный, с высоким крыльцом, 45-й год).

Проснулся – и вспомнил все дома, в которых жили девочки, женщины, которых любил в своей жизни: я заново всматривался в эти дома, ощущал их дыхание, чувствовал все их поры: барак, где жила Нина Кузнецова в Красном Городке… домик на Ленинке             Л. Р., дом на Шахтерской В. С., на улице Оборонной в Минусинске – Г. К., схожий с нашим бедным домиком на Заволжской – дом Нины на улице Белый Ключ, в Черкасске.

В областной библиотеке. Все тот же зимний пейзаж читального зала. Приятно.

Из окна моего 21-го номера, 1-ый этаж, виден скверик напротив гостиницы. Сегодня он светлел с утра, наливался огнями, а затем и засверкал весь: день морозный.

Работал – и посматривал на него.

Читаю Гомерову «Одиссею» – все с большим увлечением     (1-ый раз – 2-й курс, затем 68-й год, больница). Как это объемно все, полнокровно! – все эти боги, люди…

А жизнь-то моя, что бы и как бы ни было, уже литература, и только, пожалуй – от этого никуда не уйдешь… И смиримся с этим навсегда.

«…так он сказал, ободрился мой дух,
и могучее снова
Сердце мое, несмотр
на великую скорбь, 
Оживилось».

Одиссея, песнь четвертая

Слышится время от времени будто шаг, то голос давно уже привычно-близкий. Ан нет, это уже в памяти как видно.

9 февраля, Калинин

Вчера почти весь день в колхозе «Первомайский» с Юрой Б. Мне показалось, что раньше собрания проходили жарче, интереснее, страсти бушевали естественнее, все колхозники выступали тогда горячо, часто зло – и всегда с крайней степенью решимости все наболевшее высказать.

Отчасти потому, наверное, что все были свои, не приезжие, знали друг друга; ничего не получая (или почти ничего) в колхозе, они и ничего не теряли, говоря резко, весело подчас, с образностью, которая приходит в горячке.

Председатель: лицо, речь, много внешнего, особая живость глаз и мимики; за трибуной – быстрая казенная речь, в застолье (после собрания, в дер. Сергиевское у зав. овцефермой) не уставая сыпал анекдотами, причем умело, со вкусом, смеялись мы не переставая.

Зав. сельхозотделом района: какая строгая, казенная дама. Потихоньку – проклюнулся живой человек.

Нач. упр. из мин­-ва сельского хозяйства: неглуп, владеет словом казенного оратора умело, без шпаргалки; но, видимо, такими выступлениями и ограничивается его деятельность, уж очень затем был ко всему равнодушен: выступил – и точка.

Женщина–профсоюзник: Бой-баба, умница и остроумница, говорит точно, образно, мгновенно отзываясь на любую реплику. Но, видимо, много пьет.

Муж и жена – лучшие ораторы на собрании: зав. фермой и механизатор.

Она – обаятельная, милая, очень хорошее русское лицо, молодая, говорила лучше всех.

Оказывается, изменила мужу с кем-то из молодых мужиков, но он не бросает ее, уезжает на ее родину (председатель: убегают «от стыда»).

Женщина-доярка: сильное выступление.

Стояла перед трибуной, расставив ноги, в широкой шубе, говорила уверенно, резко, точно, с неграмотной мощью, такой памятной мне по прошлому.

Очень красивая девушка – строитель, сидевшая рядом со мной, изредка обменивались с ней словами.

Кожа лица такого цветущего, сочного цвета, какого давно не видел, и спрыснута еле приметным юным пушком, лишь на солнце заметен. Знает себе цену, неулыбчивая; глаза, похоже, опытны, по лицу этого не скажешь, когда в профиль видишь.

Весь день сегодня дома: вчера ощутил сильную простуду утром, болела голова, горло, хрипы в груди – после колхоза.

Отлеживаюсь в номере; читаю «Одиссею»; немного пишу. Изредка смотрю на сквер за окном.

12 февраля, вечер, Калинин

Сильно хвораю – ночью совсем плохо, кашель, явная температура, озноб; беспечальные мысли о возможном конце, и даже сон (связанный с «Одисеей»! – изо дня в день читаю): где-то на берегу моря – начинается округло уходящая вдоль берега дорога, на ней стоит тележка; светло, ясность разлита вокруг; но дорога уходит дальше – в зыбкую туманную даль, что-то вроде Аида моего сна.

Я сажусь в тележку, и тут появляется прекрасная женщина в позолоченном шлеме, с факелом в руке, в греческой вольной одежде. Это или Афина Паллада, покровительница Одиссея, или, может быть, моя Судьба, какой являлась мне в старых снах.

Афина с легким вздохом подносит факел к какому-то выступу… Раздается взрыв, дорога оживает, тележка моя начинает двигаться от пункта А, на котором написано «Жизнь», к пункту Б – некоему другому пункту. И так спокойно, с прощальной улыбкой, я отправляюсь туда, что и сам удивлен.

–         Спокоен! – вдруг удивленно вскрикивает Афина-Судьба. – Рано! Рано! – и заливается смехом. И тележка моя начинает двигаться обратно. И опять свет вокруг.

Очень и очень буду всегда благодарен Вале Преображенскому: сразу озаботился моим положением, звал к себе в Бежецк поправляться, прислал машину, и все это с искренностью предельной. Рад, что есть еще друзья.

13 февраля 1985 г., Калинин

…А все-таки неприятно мне было слушать рассказ Ю. Б., как он с каким-то москвичом жил, рыбачил, стрелял кабанов, жарил, парил, пил водку – в святом для меня месте, на берегу озера Волго, в той самой школе, где был наш пионерский лагерь летом 47-го года. Теперь там что-то вроде привилегированного Дома отдыха (так я понял). Наши нищие, светлые детские дни, память о них, все возмутилось во мне; восприняв явленье туда заезжих издалека рыбарей и охотников, как коварное вторжение иноземцев.

15 февраля, 5 ч. вечера

Сегодня немного лучше. Выходил на улицу; весь день читал, писал. Хорошо думалось.

Продолжал главку; немного гулял, сегодня теплее гораздо, и приятно на улице. В читальном зале областной библиотеки просматривал свежие журналы и газеты.

Вечером приходил Николай Галахов, земляк-селижаровец.

Поговорили; прочитал ему две небольших главки из «Исцеления».

Продолжал работу.

Чувствую себя еще скверно: безвкусица, слабость (пошатывает даже – давно такого не было!); в голове как-то нехорошо, неприятное ощущение неравновесия, что ли. Ну да ничего, пройдет.

Только что вернулся с прогулки: живой, в меру морозный воздух взбодрил. Гулял по бульвару Радищева, затем парком над Волгой, вспоминая ушедшие годы.

На бульваре проходил мимо одного старого, очень небольшого дома, думаю, середина 18-го века. Приостановился, всматривался в него. Этот вечерний зимний воздух, тени на снегу.

23 февраля, Кишинев

Дома; хорошее чувство: все-таки это должно быть навечно – свет дома, свои, родные, самые близкие люди. С которыми твоя жизнь накрепко связана; чувство ответственности перед ними должно быть определяющим. Нельзя  поддаваться порывам, случаю.

К.К. все время противоречил себе в жизни, как учителю; видимо, в этом и была его главная, страшная трагедия. «Пить плохо» – сильно пил и, что уже совсем непонятно – усердно, с наших 18-ти лет, втягивал нас, лучших своих учеников; «Не думать плохо о женщине, не поступать плохо в отношении с женщинами» – и эти его пьяные рассказы и т. д.; его влюбленность в своих учениц, отнюдь не платоническая, и его дикая ревность, о которой рассказывал мне, в отношении ребят-обожателей этих девочек; напр., Сл. Ант. Очень жаль, что он, начиная с мая 58 г., стал так откровенничать со мной, сближаясь дружески-неумеренно! Если бы мы остались учителем и учеником – это было бы прекрасно и чисто. Нынешних скверных недоразумений не возникало бы.

Но: великой страсти и яркости некоторые его уроки и речи, лагерь его военных лет…

Не искупает ли это все его немалые грехи?

А кроме того – редкое человеческое великодушие в обычном общении. Это так подкупало в нем в лучшие его минуты.

Учителем он был для многих из нас – в истинном смысле – лучшим. В «человечески-взрослом» же смысле – принес своим примером много бед, теперь это ясно.

Длинный, почти на всю ночь, вчерашний сон.

Будто бы – снова юность; Г. К. приходит ко мне в номер гостиницы в Калинине. Явление ее – быстрое, решительное, внезапное: я уже не ждал. Она вошла с ветерком, сразу же бросила мне на руки шубку, и  вдруг спросила: «У тебя нет пива?» – я открываю свой шкаф, почему-то не помня: пиво есть или нет. Не было. «У меня очень мало времени. Только увидеться забежала, – все быстрое, вихревое, ощущение внезапности, стройности всех движений и жестов, ветерок свежий и волнующий от этих жестов в номере моем. – Ну, посидим немного…» Сидим недолго. Все совершенно осязаемое и живое. И ясно – действительно трудно, действительно нужно бежать. Колени рядом, и от такой близости наши жизни как бы переливаются одна в другую.

Это длилось долго, потом тихо и нежно растворилось.

 6 марта 1985 г.

Умер Сережа – последний человек на Земле, кто знал меня больше всех, после мамы и отца. Вся его жизнь была полна нежной и открытой любовью ко мне, к нашей, моей семье. Лишь в последние годы я успел ответить ему любовью – но не с равной силой, и это сейчас убивает меня, и едва не убило во Внукове утром 4-го марта, когда почувствовал: еще секунда – упаду, сознание гасло. Лишь усилием воли, напряженьем всех сил взял себя в руки, «оздоровил» мозг (оказывается, это возможно в самые страшные минуты), сказал себе: нужно жить.

Дорога из Калинина в Селижарово на автобусе: траурный бег елей.

Темное Селижарово.

Впервые подходил к нашему родному домику, когда в нем уже не было ни мамы, ни папы, ни Сережи.

Доброта и понимание Жени Мозгалина, Ал. Ник. Никитина (мы с Сережей были у него в начале января в гостях, мирно, добро…). Все ребята приходили, с кем Сережа работал, кого знал.

Кладбище. Могила рядом с мамой и папой – он думал об этом, как-то в тихом полусмущеньи, понимая свою жизнь, сказал летом 83 года.

8 марта 1985 г.

За гробом Сережи шли самые разные люди: хорошо и плохо одетые, молодые и старые (наша улица), совершенно трезвые – и уже с утра выпившие.

Я смотрел на лицо, голову Сережи, на густые волосы его прямо передо мной – и мало что видел. Но все-таки иной раз вскидывал глаза, и тогда выделялась кучка его товарищей и собутыльников: их больные, припухшие и в эту минуту сосредоточенно-скорбные лица, их одежда – рабочая, в какой всю жизнь проходил и Сережа; несколько человек – просто спившиеся, но сейчас они были тоже задумчиво-понуры и скорбны: каждый, конечно, думал о своей судьбе. Особенно приметен был Боря Соловьев – Дробешка. Говорили потом: ну и вид у него!

А мы с ним так добро и хорошо поговорили после поминок.

Вчера был Толя Клевцов. У Нины брат Женя погиб 32-х лет, у Анатолия – брат Виталий – 43-х, у меня Сережа – 44-х.

Мы весь вечер, поминая, говорили о них.

Сережа мне приснился сегодня живой и довольный, мы стояли во дворе, потом на берегу Волги, затем он сказал: «Мне пора в Гору, к Пете…». И во сне же я понял: к Пете Козлову, погибшему 2 года назад.

Сон – после живых воспоминаний.

Сережины друзья, товарищи – выпивохи, да. Но вот я знаю, какие у них руки, видел их в деле. Они прокладывают связь, ремонтируют, строят дома, проводят дороги, они встают рано и ложатся поздно, это они гибнут то во время ремонта, то под машиной опрокинувшейся, то от удара тока…

Да кто больше их сделал?

Никто. Вся их жизнь – работа.

9 марта 1985 г.

Сережа и папа рядом со мной, словно никогда не расставались и не расстанемся – мама же ушла в майскую даль 71-го года, растворилась в ней…. Но предчувствую уже сейчас: скоро вернется, и опять будет самой близкой и вечной.

Где бы я теперь ни умер – это уже совершенно неважно: знаю, что все равно к моим матери, отцу, к нашему селижаровскому кладбищу из любой точки Земли пройдет волной это чувство: мы все равно едины.

И вот что знаю точно: никогда уже после смерти Сережи я не буду счастливым человеком.

10 марта

Два дня назад маме исполнилось бы 80 лет, совсем и недавно, в сущности, родилась она в своей родной Черной Грязи.

Пишу «Жизнь Машерина-старшего».

Видеть, впитывать, понимать, запоминать людей стало привычкой, второй натурой.

Матрас, тик: синий, полосатый, приснился на нашем дворе в Селижарове, летний день, детство.

Перечислили деньги из «Советского писателя» за «Свидание». Кстати.

13 марта 1985 г.

В конце мая 57 года в Ленинград пришло письмо от мамы, оно начиналось словами: «У нас случилось большое несчастье, умер наш дорогой…» Я замер, не двигаясь (ул. Красного Курсанта, у Норы): «Только  бы не Сережа!» – мысль страшная, невыносимая. Он прожил после этого 27 лет… Писала мама о дедушке.

Сон: Сережа ложится головой мне на колени – как не было никогда; и тут я вижу сидящую напротив женщину в черном, с низко опущенным на лоб платком; она смотрит на Сережу, на меня – и лицо ее, красивое и скорбное, вдруг все заливается слезами. Она силится их удержать, но плачет все сильнее. Сережа смотрит на нее с удивлением, и, повернув голову ко мне, видит и мои слезы. В эту минуту он понял, что умер. Лицо его меняется – таким печальным я никогда его не видел, и в этом сне думаю: он не успел в минуту смерти ничего понять, а вот сейчас вдруг все осознал, что случилось с ним.

Проснулся – и уже не уснул до утра.

15 марта 1985 г.

Духовное начало в человеке бессмертно, оно может подчинить его физическую суть – и вот возвращается даже оттуда живая братская любовь.

16 марта

В газетах сообщение: награды фронтовикам. Прочитал – напишу Сереже, что папа получил бы орден От. войны  I степени! – и только после этого: Сережи нет, писать некому.

Прилег отдохнуть. Сон: лежу на кровати в спальне и смотрю на ковер, мне лет пять. И во сне же думаю о том, что я сейчас один – еще нет на свете Сережи – и что буду опять один через много лет, когда Сережи не станет. Проснулся в ужасе.

30 марта

Мысль о большой повести:

Начало: баня в Черной Грязи, 1945 г., декабрь – и зима 46 г.

Нет страсти – нет книги. «Валя» Сергеева-Ценского: лучшее у него, потому что страсть. А вот «Наклонная Елена» – пустота.

О Голсуорси – то же самое: «Сага» – жизнь, «Последняя глава» – уже просто литература.

Бич нашей семьи – нелепая застенчивость.

Мы с Сережей в начале января смотрели «Дети райка».

Нарежный: читаю «Русский  «Жиль Блаз». Умер Н-ый пьяным под забором 44-х лет… – человек большого таланта и грустной жизни.

31 марта 1985 г.

Во время краткого дневного сна Кира Нагибина приснилась, с которой мы были так по-товарищески дружны в 8-10 классах, особенно в 10-м. Не подумала ли, не вспомнила ли обо мне? Ведь я же часто вспоминаю ее, Витю Базулева, Володю Синявского…

8 апр. 1985 г.

Нужно, наконец, заковать себя в духовную броню, чтобы никакие мелочи не трогали. Иначе не сохранить жизни.

14 апреля 1985 г.

30 лет назад – летнее путешествие в Еваново и Красный Городок с Юрой Нагибиным – на велосипедах.

Розовый костюмчик Сережи весны и лета 45-го года: всегда в движеньи.

16 марта 1985 г.

Читаю «Евгения Онегина» (не помню, когда же брался последний раз?).

Нахлынуло все школьное: Кира Нагибина… Уголок в ее доме, где мы по очереди читаем вслух «Онегина»…

Прочитал за эти 2 недели двухтомник «Воспоминаний» о Пушкине – второй раз.

Черная Грязь сентября 45 года: приход отца.

Подарки его Сереже и мне: две ложки. Сережина исчезла еще 2 года назад – моей ест сейчас Нина.

Пишу «Похождения Черенкова».

Думаю о повести «В больнице» – осень 68 года («Тихая ночь»).

В школе мне очень неестественной, придуманной казалась фамилия Болконский – и сейчас то же чувство.

Лето 55 года – 30 лет назад – первая поездка в Москву.

18 апреля 1985 г., вечер

Пришло письмецо от Ал. Ник. Никитина: пишет, что отметили Сережину память в 40 дней; все прошло хорошо; очень я рад этому – сидели в Селижарове за общим столом люди, которые все хорошо знали Сережу, а многие и любили его.

18 апреля 1985 г.

Очень хочется написать современный «болевой» роман, если все надоест – сразу за «Пять углов» – повесть о дружбе, любви – осень–зима 53-54 гг., Загородный проспект, Ленинград, парки, трамваи, институтские коридоры…

22 апреля 1985 г.

Сообщение из «Молодой гвардии»: одобрена моя рукопись «Сверстники».

В школьные годы: в простенке между окнами нашего дома Тропининский Пушкин  из «Огонька», затем Кипренского – оттуда же.

Смерти мамы, отца, Сережи – завидные мгновенностью, легкостью своей: как они всегда и хотели.

Недаром говорят: хорошим людям – легкая смерть.

Вот бы и мне…. Но – ничего не боюсь, никакой.

Музыка: Шуберт. Купил две пластинки: Шуберт и Гайдн.

24 апреля 1985 г.

Если вспомнить жизнь К. К., станет ясно, что все его беды – от бесхарактерности, от слабости воли и духа вообще (включая историю с Н. О., когда он вдолбил себе мысль о женитьбе на ней, зная, что нужна ему не женитьба, но просто женщина).

И ранняя смерть тоже от слабости.

Нельзя потакать слабостям в себе – бессмысленно и преступно.

Люба Русакова присылает мне к праздникам открытки. Кто бы мог подумать! Я любил ее в 5-6 классах тайно и преданно. В 7-м – это уже проходило, но я не хотел и тогда признаваться себе в этом.

25 апреля

Слушаю Гайдна – 52-ю и 53-ю симфонии.

Неплохо бы написать в Политбюро перед Съездом вот о чем: кандидатами и чл. Политбюро могут и должны избираться люди не по должностям своим, а раньше всего по качествам политическим: особый талант, известность в народе, политиков, проявивших себя мыслью, ораторским искусством и проч. Но – есть ли такие?

Весна 59 года в Шуваеве: одноклассница Сережи Алла, разговоры с ней, чай, на лесоучастке.

Очень ярко, весенне. Утренняя дорога среди берез.

28 апреля 1985 г.

У меня выработался жест защиты: если я не в силах сдержать раздражения, пробивают чьи-то слова до мозга – обвожу себя рукой – броня. Ничто уже не пробьет. И верю в ее силу. И ощущаю физически.

Природа – лучшее и вечное в «Евгении Онегине». Да и есть ли у русских великанов что-то лучше природы – если она связана с человеком?

У Пушкина лучшее: лирика, проза – и уже затем «Евгений Онегин».

Нежно-женственный овал лица, печаль в глазах – выходит девушка из троллейбуса.

29 апреля 1985 г.

«Похождения Черенкова»: райобщество, поселок, деревни, множество самых разных людей.

1 мая 1985 г.

Двадцать пять лет назад после завтрака и выпитой бутылки вина мы с Ниной пошли из Соловьева на демонстрацию в Селижарово: открывался на площади памятник Ленину.

Как же писать без природы? Она вечна и всегда окружала человека, он без нее – ничто, говорить только о нем одном – говорить лишь о частичке жизни, а не обо всей жизни.

С сегодняшнего дня возобновляю работу над «Началом века», («Жизнью Машерина-старшего»).

вечер, 2 мая

М. Ладынина в детские годы нравилась мне больше всех актрис – лицо и голос, улыбка; пожалуй, это неизменно.

– Дуська! – только и слышалось из огорода Веселовых: это тетя Маня звала маму.

Мария Роллан (Мари) была моложе Ромен Роллана на 30 ровно лет: 1866 г., 1896.

3 мая 1985 г.

В работе самой тяжкой у меня никогда не болит сердце, здоров и бодр, а от нечаянного обидного или резкого слова, крика – сразу боль, хоть падай и умирай. И так всегда было.

Проходящая мимо девочка лет 16-ти. Как она взросло шла с подругой, смотрела, говорила, двигала вполне зрелым телом. И красиво, и все-таки смешно: не свое.

Природа Подмосковья мне близка еще и тем, что она сходна с селижаровской: этот налет свежей влажности, чуть меньше влаги, чем в ленинградских лесах, лугах.

5 мая 1985 г.

«От десяти до семнадцати» буду писать широко, без временных рамок: вся жизнь (хотя главное – «От десяти…»).

Как глуп, несносен снобизм некоторых московских рецензентов и редакторов, даже благожелательных. Откуда такая тупость? От самоуверенности?

Вероятнее всего – ограниченность профессиональная.

7 мая 1985 г.

Слушаю 1-й квартет Бетховена, который раз за последние месяцы! Это уже что-то и лично пережитое, а не просто музыка.

Приснилась Кира Нагибина – милый и близкий друг школьных лет (8-10-ый классы, особенно 10-ый). Лицо молодое, школьное, но виден и взрослой жизни опыт. Танцы были ее стихия.

Нельзя допускать в работе, жизни – ни суетливости, ни суетности.

Опять жаждет душа друга, которому можно было бы писать большие, полные  мыслей, надежд, планов письма – и получать от него такие же.

А – нет теперь такого!

Счастье Чехова, Маяковского – в их абсолютной свободе от предрассудков и условностей в жизни и литературе с первых шагов. Высшая и, главное, естественнейшая свобода.

Характер? Или решительный отказ от «стеснительности» в творчестве: раз и навсегда?..

После 60-ти лет сразу – если буду жив – вольный поиск: свободное письмо, свободная форма. Рассказ – без всяких традиций, уже все это вижу – в неожиданных поворотах, отступлениях, наблюдениях и т. д. Все в движении и открытии.

Это – после «Начала века» и 30-ти листов «от 10-ти до          17-ти», а также тома «Драматических повестей».

10 мая 1985 г.

(Это – в  будущий роман).

–        Полно, полно тебе…

– Она была девка нехожалая… (т. е. «честная», приближавшаяся от девушки – уже к старой деве).

Вечный вывод о терпимости, доброй и справедливой: не главное ли это качество человеческое?

Мыло, которое купила Нина – «Макс Фактор» – Голливуд, Лондон, Париж и т. д. – пахнет точно так же, как пахли папины посылки из Германии 40 лет назад (три посылки были).

У Конан Дойля лучший рассказ о Шерлоке Холмсе и его брате, их встрече в клубе и «состязании».

16 июня 1985 г.

«Промежуточную» небольшую тетрадь вел в Переделкине (был там с 12 мая по 6 июня).

Эля, двоюр. сестра – напомнила: на вопрос, когда у меня день рождения я всегда отвечал – «Когда капуста поспеет».

Вспомнил эту свою фразу!

Приснились стихи – четыре строки даже теперь помню:

…твой карий взгляд со мной,
Глаз чистое мерцанье,
Апрельскою весной
У корабля прощанье.

А сон утренний не дает понять: что же это было – чистое и нежное, как заря над морем ранним утром?..

День нужно начинать с работы в любом состоянии (если только в силах пошевелить рукой). Правило на жизнь.

Вот вчерашняя мысль: вернуться в Красный Городок – и там закончить дни. Где мы жили всю войну: мама, Сережа, т. Оля и я, да и папа бывал в 41-м. быть там с людьми и в людях постоянно, писать. А у  Печникова на кладбище лечь в конце пути.

Флик (фотогр.): лоб; все подчинено гнусной цели – наживе. Человечество родило уже сверхспособных, даже гениальных людей (не из них ли г. Флик?), которые тратят свой гений на омерзительные, противоестественные занятия: накопительство.

Листья винограда, узорчатой тенью отпечатавшиеся на утренней занавеске.

В Ленинграде обязательно: ЦПКиО (Кировские острова).

Последний раз там в августе 63 г. – Шостакович, Летний театр.

18 июня 1985 г.

Сегодня недолго посмотрел с Левушкой фильм «Великий перелом», который видели мы классе в 5-м (или даже в 4-м!).

– Я был Тимуром! – говорил мне сосед по вагону (о детских играх).

Дождь всю ночь – и весь день напролет. Писать под дождь хорошо, но сегодня шло туго дело.

Послевоенная музыка.

20 июня

Взял Ольгу Перовскую – с 1-ого класса у меня к ней особенное чувство.

Перечитал самые памятные рассказы – «Ишка и Милка» и «Чубарый».

Все вспомнилось. Но странное дело! – почему же все казалось таким необыкновенным и ярким, все виделось совершенно живым – а теперь совсем не то?.. да все просто: воображение работало на полную мощь. Оно все расцвечивало, углубляло, дорисовывало – и «Ребята и Зверята» казались, как и «Рыжик», не имеющими конца…

Без музыки уже не могу работать: Моцарт, Бах, Шуберт… Бетховен, Вивальди, Малер (1-я симф.).

Дождь, плохой сон – и сны очень грустные: Селижарово, пустынные улицы.

Продолжаю «Начало века». Пока плохо – за исключением отдельных абзацев.

Вчера от машинистки Полины привез окончание «Исцеления».

Сон: бегу по своей улице Заволжской, подбегаю к своему дому (босиком), выходит мама, а рядом на подводе – Коля Рыбаков. Мама говорит: мы с Колей за сеном поедем, он мне поможет. Вхожу в дом – там Эля, двоюродная сестра, уборкой занята: уже чисто. Думаю: вот теперь можно будет переночевать в домике нашем… И все помню – это же сон.

Простая жизнь в обыкновенном мире была мне в любой настоящей книге ближе всего: первые части «Войны и мира», «Тихого Дона»…

О «семейном» и «детском» романах думаю очень много: именно это, совершенно живое.

23 июня 1985 г.

Приснился Пушкин (первый сон – Большая Коша, осень                             58 г.). Берег Песочни, крутой, в соснах, и мы сидим там, смотрим на темную реку (недалеко от Островков), я рассказываю Пушкину 2-й том Воспоминаний о нем – и тут же все фотографии, рисунки становятся объемными в светлой бронзе, на глазах вспухающей, рождающей образ.

–         Вот, значит, как… – единственные слова П., которые запомнил.

Ночью хотел вскочить, записать все, да подумал: разве это можно забыть?.. И во сне же почти все ушло. А было какое-то сложное и живое очень вступление, встреча, разговор – не просто явление…

Лицо запомнилось темным и усталым, предсмертным, и воздух вечерний тоже темный, как река, глаза задумчиво опущены, голос тих. Особенно помню эту вполне живую темноту узкого лица.

Дома у нас втроем хорошо: бодро, на подъеме, в близости душевной; это потому, что Левушка приехал.

Первая женщина – военная медсестра 28 лет: вот она, «связь» поколений и в прямом смысле! Воевала в 44-45 гг., с 18 по 19-ть лет.

Никогда больше в жизни – себялюбия, самолюбия в дурном, эгоистическом смысле, тщеславия малейшего.

1 июля, под вечер

Ровно неделю уже не писал ни строчки: с понедельника на вторник прошлый заболели зубы; поликлиника, удаление зуба, все распухло, вздулось – инфекция; 4 дня – температура, почти бред, совсем не спал, совершенно не ел, пил с огромным трудом и больно – рта не раскрыть; полное бессилие.

И удивительно: в эти же самые часы, дни, ночи, сутки живо работала мысль, охватывая всю жизнь. И жизнь моя в некоторые мгновения становилась мне ненавистна – я видел себя в разных состояниях взросления – и проклинал.

И тут явилось лицо Ленки Барсуковой, лучшего друга военных лет, которой я всеми силами старался помочь все те годы лихолетья: каждый кусок делился пополам, все, что «лишнее», тотчас относилось Ленке. Почему-то запомнились носки желтенькие, я их обнаружил в сундуке, оставил деловито одну пару, остальные (довоенные носки!) снес Ленке и сестрам. Потом пропажа обнаружилась, мама плакала и кричала, но, к моему счастью, этим и кончилось. И потихоньку понемногу просветлялась душа, припоминая одно, другое…

Позавчера днем после еще одной бессонной ночи – вдруг уснул. И во сне, уже спустя несколько минут, понял, что это будет спокойный сон. Спокойное ощущение мягкой, успокаивающей белизны, тихого покоя – и в то же время легкого, блаженного покачивания, как на мягкой волне. В этом сне я был как в колыбели, никогда не получал, может быть, за всю жизнь такой радости ото сна.

Больше такого сна не было, но выздоровление явно началось.

3 июля 1985 г.

Первое солнце в окне сквозь виноградные листья: как долго разгорается.

4 июля 1985 г.

Недруги в детстве: В. Ф-в, настоящий негодяй, преследовавший слабых (вернее, мальчишек лет на 8-10 моложе себя). Случай у клуба; на стадионе (Евс­т-еев! – сукин сын, лишь посмеивающийся, когда Ф-в полез драться).

Соловьев, Шишков.

Первые страницы, написанные после болезни (т. е. болезнь по сути продолжается – рот не раскрыть, и десны ноют, но работать уже могу).

Дождь; никуда не ходил весь день – немного писал и слушал музыку (Вивальди и Гайдна, 52 и 53-ю симфонии).

14 июля

Виноват перед Ниной – забылся, очень хотелось работать, и как-то нехорошо, некрасиво отказался пойти в магазин.

Всю ночь думал об этом: как иной раз человек теряет чувство справедливости и контроля над собой!

Широта русского романа («Обрыв» и т. д.) – величайшее достижение литературы. Дать волю себе: большая русская семья. Но не забывать и о том, что пустословие – гибельно.

25 июля 1985 г.

Сон: иду проходной институтской, поклонившись Марфе Матвеевне, вахтерше (словно так и надо!), и думаю: «Ну что ж, всего-то 20 лет прошло после 4-го курса, ну, вот мы и опять собрались все вместе – опять учиться будем…» Тут вижу Леру Шепелевич, она  немного старше, чем была, останавливает: «Ты видел Лену Корсунскую? – Почему ушла? – Ну как же… Ты думал над этим: и вот пройдет 30 лет, и мы уже не захотим видеть друг друга…» Я иду институтским двором, думаю: а не права ли она? Вдруг да и впрямь не захотим видеть друг друга, когда будет по 50 с лишним?..

И вот сейчас, после сна, я уже не знаю действительно: а нужны ли какие бы то ни были встречи?..

А лет 10-ть да и 5-ть! – назад очень хотел: ни Лены, ни Леры, ни многих других не видел с институтских времен.

Вечные сны.

Погиб Фред Шинов, как сказали на днях – уже несколько лет назад (был альпинистом, где-то на Кавказе). У нас с ним было несколько месяцев хорошей близости – не дружеской, но очень товарищеской.

28 июля 1985 г.

«Игрок» Достоевского – обнаружил вдруг, что многое там тонет в водопаде слов.

2 августа 1985 г.

Сегодняшнее решение: написать еще одну часть (книгу) для «Перемен» – «У Миронежья».

Алексей Болдин едет из Рубежанска хоронить Гусарова – и все, что связано с этим.

Таким образом:

«Кремлевский сквер»

«Возвращение»

«Перемены»

«У Миронежья»

3 августа

Кое-что читал в «Тихом Доне» – переизбытка всего бытового нельзя допускать, это раздражает, в этом утопаешь. «Тихий Дон» вместил всю жизнь казачества нового времени, по сути жуткую; почти животную, с редкими всплесками разума и поэзии: но все-таки истинно великая литература: мысль, образ, движение времени и эпохи.

Женщины-девочки в отрочестве, их восприятие – и девочки-женщины зрелой молодости.

4 августа 1985 г.

О Фете.

У него шедевры – рядом с невразумительным и косноязычным бормотанием.

А не естественно ли это? –  вечная работа не может быть без срывов.

А все-таки общее впечатленье – счастливое и безусловное преодоление смерти. Он вырвался из тесного и глухого мира плоти – и дух его поэзии золотисто-лазурен, вечен.

10 августа1985 г.

Неужели мне скоро 50 лет? Возможно ли это?.. Не вчера ли мы с мамой – не сейчас ли! – идем в огород выбирать кочан капусты на пирог – мне исполняется 5 лет! Ну да: это сейчас – все вижу, слышу, ощущаю, вот моя рука на гладко-упругом, огромном, зеленовато-прохладном кочане… да и что такое 45 лет!

13 августа1985 г.

Всех героев своего «Начала века» увидел живыми, объемными во сне – хоть говори с ними и живи рядом. Только пиши.

Впервые после 10-го класса просматриваю – и некоторые главы и читаю – «Порт-Артур». Очень заметно все слабое и приземленное, лишнее. А теплое чувство к роману не ушло; означает это одно: основа там живая, чистая, невзирая на порой беспомощный, ученический язык.

А Варя, Борейко так и оставались в памяти живыми 30 с лишним лет, да и другие, пожалуй, даже Звонарев. Особенно же хорошо было вспомнить то время, настрой жизни – 52-й год.

15 августа 1985 г.

Нельзя писать слишком большие (т. е. длинные) вещи. Даже «Тихий Дон» очень и очень выиграл бы, если бы – в два раза короче. О «Порт-Артуре» и не говорю: длинноты чудовищные.

18 августа, вечер

Стоит прочитать кусок прозы или стихотворение – и уже все ясно, что это. Поэтому-то так и поражает непонимание другими – или нежелание: да как же не видеть-то, что этот рассказ – настоящее, а тут – литературщина! Воспитание вкуса – великое дело.

Вчера Нина с книгой – в нерешительности и беззащитности: что-то читать – или телевизор? На ходу, вполоборота.

Мгновенная острая жалость.

19 августа1985 г.

«Спас» в Черной Грязи – многие годы подряд, до смерти деда; сколько удивительного, памятного – от семейных сборов до плясок с частушками, уже в темноте.

Вчера за одну ночь дважды снился Э. Голубев: тихое, спокойное примирение, сидим в добром разговоре.

Проснулся, подумал – нет, примирения нашего, дружбы быть уже не может; возможен лишь внешний мир, великодушие друг к другу. Лицо у Э.: устало-болезненное, его походка, протянутая рука.

А все-таки мы связаны друг с другом навсегда, даже если больше не встретимся.

21 августа, утро

Завтра в Москву, в Переделкино.

Еду со светлой душой!

Повесть «Зеленая трава детства».

 << Содержание
<< На страницу автора