Лосева Наталия

НОВОГОДНЯЯ СТОЛИЦА

Москва разукрашенной новогодней игрушкой
Встречает меня.
На витрине улыбается мне мишка плюшевый,
Как будто родня.
Серебро на земле, в воздухе, раме оконной -
Бери собирай.
Была б я дворником, не было б меня проворней
До этого добра.
Бусами янтарными весь город окутанный,
Как невеста стоит.
На базаре у продавца-абхазца речь путана,
Мандарины - магнит.
На Тверской развешаны фонари, словно сети.
Ну-ка, рыбка, ловись.
Или крыша китайского дома огни эти.
Разноликая жизнь.
Всюду ленты расписные, шары, гирлянды…Елки
Краше одна другой.
Старались мастера украсить столицу, как пчелки.
Теперь любуйся Москвой!
В воздухе преддверие действия колдовского
На стыке эпох.
Мы редкие очевидцы праздника такого.
Да поможет нам Бог!

25.12.99г.

ЗИМНИЙ ПЕЙЗАЖ

В серебристом коконе зимы,
Вздрагивая, спит уставший город,
Чтоб весной проснуться, очень скоро,
Бабочкой порхать среди листвы
Под лучами трепетной зари.
Кисть неуловимая мороза
Окна красит, только посмотри.
На стекле печальная мимоза
Среди слез исчезнет- this is prosa,
Чтобы вновь когда-нибудь прийти.

ПЕРВОКЛАССНИЦА

Она идет, принцесса – первоклассница
С огромным бантом в тоненькой косе,
Курносая, вертлявая проказница.
И ей дорогу уступают все.
Ей мама кофту с юбкой отутюжила,
А папа ей букет цветов принес.
От всех домашних – комплиментов дюжина.
Лизнул ее с утра любимый пес.

“Учительницу слушай. Будь внимательна,
Старательна, усидчива, умна”, -
Давали наставленья, вторя матери,
Ей дедушка и бабушка сама.
Советы старших важные не слушая,
Вертелась все у зеркала она.
В лаченых туфлях с каблучком, надушена,
Смешинками по комнате звеня.
Она проснулась раньше, чем положено
(Не спиться что-то в первый школьный день).
“Как жаль, что в школе не дают мороженое,
На пять учиться стало б всем не лень”.
Проверив ранец снова свой внимательно,
Пока мамуля милая спала,
Серьезно порешила: “Обязательно
Взять надо Барби, чтоб читать смогла”.
А перед школой, чтоб уроки выстоять,
Мультфильм включила свой “Ну, погоди!”
За это кто ее посмеет высмеять?
Быть взрослой скучно. Это впереди!
И вот идет: веснушками расписана,
С огромным бантом в тоненькой косе,
С тяжёлым ранцем красоты неписаной.
И ей дорогу уступают все.

***

Становлюсь с каждым годом
грустнее
и к людям
я строже.
Будто дольку лимона
мне кто-то
в стакан
положил.
Дух великотерпения
выжить
в ненастье
поможет.
А святая молитва
прибавит
в дороге
мне сил.
Боль прожив, удивлюсь
отчего
в моем сердце
грустинка.
И опять буду верить
в удачу,
людей
и добро.
Но летит на вески
из осенней поры
паутинка,
И пришедшая мудрость
мой разум горчит
и перо.

КРЕЩЕНСКИЙ ВЕЧЕРОК

Я читала тебе о пяте Ахиллеса
В православный Крещенский святой вечерок.
И казалось, что стала я вдруг Поэтессой.
Превращенье такое лишь ты сделать мог.

За окном снег пушистый на ели ложился,
Загорались на небе, мерцая, огни.
Ты, наверное, сам в вечер тот удивился,
Что остались с тобою на время одни.

Нам в Крещенье даётся святая водица,
Чтобы душу очистить и снять все грехи.
На Христа и тебя буду долго молиться.
Ты поверил в меня. Я читала стихи.

Разлад

Дорогой мой, послушай меня:
В озареньи ушедшего лета,
В остывающих углях огня
Есть частички бессмертного света.

Ты по рифмам моим пробежись!
Что рисунок извилистый скажет?
Впереди ещё целая жизнь.
И обрадует нас, и накажет.

Тонкий запах жасмина плывёт,
Опускается сочно прохлада.
И царапнет по сердцу вот – вот
Металлический отблеск разлада.

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

Это сказка: серёжки на ветках,
В белой пудре проёмы окна.
На Расстрелевских статуэтках,
Словно лебедь присела луна.

Шпили белым огнём салютуют,
Седина на святых куполах.
В одиночестве тяжком тоскуют
Барельефы на царских дворах.

Воздух страшною тайной пропитан,
Бродит Пушкин, задумчив, во тьме.
И крикливая царская свита
Проезжает по гулкой зиме.

Колокольчики, пушек удары
И салазок размеренный бег.
И стучится из прошлого старый
Окровавленный славою век.

ОСЕННИЕ НАПЕВЫ

Природа хочет отдыхать.
Природе хочется покоя.
А мне так грустно, я не скрою,
Прошла природы благодать.

Лес обнажённый серебрист
От неба, что в него упало.
В природе стало красок мало.
Стал бурым золотистый лист.

Находим рано по утру
Хрусталики в озябших лужах.
И что-то рвётся в наших душах,
Что раньше было ко двору.

Природа хочет отдыхать …
За зиму славно отоспится.
И солнце – яркая жар-птица
Ушло за тучу почивать.

ЗВОН КОЛОКОЛОВ

Хрустальный звон колоколов
Плывёт над городом, венчает
Надежду, Веру и Любовь
В душе. И силы укрепляет.

Святые горницы церквей…
Торжественны, светлы покои.
Насущней хлеба – храм, нужней.
В них раны я водой омою.

В годину тяжких дней своих
Лишь вера выжить нам поможет.
Мы призовём к себе святых,
И боль былая уж не гложет.

***

Я приду из того,
осененного
небылью
завтра,
Где восходит закат,
опускает
завесу
рассвет,
Где уже не спасет
испещренная
умная
парта,
Где с вопросом никак
не сойдется
готовый
ответ.
Будет сутками лить
серый дождь
над заброшенным
садом.
Будет петь ни о чем
в переходе,
сбиваясь,
свирель,
Но когда я приду,
окрыленная
в миг
листопадом,
То в сердцах Ваших вновь
запоет,
заливаясь,
капель,
Будет полдень не тот,
будет полночь
на песню
похожа.
Буду с Вами бродить,
Вашу память
затем
бередя,
Чтобы поняли Вы,
то,
что беды-
святая пороша,
Чтобы счастье ценили
в краткий миг
своего
бытия.
 

ИГРА

Судьба со мной играет
Игра та стоит свеч.
Найду иль потеряю
И голову мне с плеч ?
Жизнь – вздорные потемки,
Где дьявол постовой.
Здесь за деньгами гонки,
Здесь душу упокой.
Здесь шулера открыты,
А судьи все пьяны.
Здесь бабка трет корыто,
В ком щели лишь видны.
Игра во всю бушует,
И жизнь пошла в заклад,
А сердце лишь врачует
Добро и теплый взгляд.

Платформа Останкино. 1 января

Синие пароходики подземных переходов
Выплевывали людей, их радости и заботы.
Брошенные лежали фантики и конфетти,
И маялась электричка меж станций взаперти.
Останкинская башня в лучах раскаленного света
Надеялась в космос шагнуть, как будто ракета.
Лист объявления порхал, как ленты у матроски,
Жизнь продолжалась, болтаясь где-то на дне авоськи.
Лента асфальта, шпалами схваченная в зажим,
Терпела чечетку негра. Был бы цел и невредим.
Кто – то был хмур, погребен под грудами печали,
Кто –то жизнь новую начал, был дерзок и отчаян.
Один к друзьям уезжал, другой домой возвращался.
Третий любимым прощал, четвертый с любовью прощался.
В общем, все как всегда. Кино ни лучше, ни хуже.
Но в воздухе что – то витало и согревало душу.
Мяукал рыжий кот, отданный на праздник соседке.
У него счастливый год, вырвался из глупой клетки.

Мелькали поезда друг друга мгновенно меняя.
Я на маленькой станции. Жизнь бежит ускользая.
Вагоны, тяжело дыша, все проносятся мимо …
Не впрыгнуть в последний вагон. Плачет на мне маска мима.
И не спешил приземлиться легкокрылый серафим.
От шума он сбежал. Был за пологом туч незрим.
Шипел самовар трубы у дежурной по стрелке
И время неслось по кругу, как барабан у белки.
Снег шелковистый просеивался через сито,
Штопал, лукавя, следы, чтоб все было шито – крыто.
Вот уж и первые сумерки Нового года.
И воздух не тот, что был. Изменилась погода.
И батарейкой в мозгу мысль свирепела, как жало,
Что я не та, что была. Но и другой не стала …

1.1.02 г.

***

Мы одиноки все.
Бродим по грешной земле.
Ищем свою половинку,
влекомые ветром.
И превращаемся в прах
в остужающей мгле,
Пренебрегая спасительным
глупо советом.
Что – то пытаемся в жизни
наивно понять.
Путая истину с ложью
и белое с черным.
И просчитав наперед,
ошибемся опять.
И все достигнув,
уходим путем бездорожным.
Что – то все ищем,
бросаясь в неведомый путь.
И на мечту, как манок,
попадаемся глупо.
Нам до конца своих дней
не дано отдохнуть.
И не пугает, что жизнь,
коротка, как минута.

СТЫНЬ

Обжигающий ветер,
в который не хочется верить.
Прогрызающий окна
насквозь белозубый мороз.
Эту стужу
лишь силою духа
и можно измерить,
Не сдаваясь,
в спасение верить,
промерзнув насквозь.
Будто кто – то
невидимый рамы
открыл во вселенной.
И впустил злую стынь,
чтоб навеять
неведомый страх.
И наполнив планету
танцующей белою
пеной,
Правит жизнью людей,
как жестокий
и властный монарх.
Только все скоротечно.
И власть скоротечнее жизни.
На кольце Соломона :
“ И это (конечно)
пройдет “.
По студеным морозам
для сердца
желанней нет тризны,
О зиме
вспоминаем мы все же
тепло целый год.

CКВОЗНЯКИ

Как дитя, я люблю сквозняки.
Воздух смелостью дерзкой пронизан.
Шторы – бабочки, крылья легки
Над звенящим взмывают карнизом.

И качается комната в такт,
Словно зыбка, под куполом люстры.
Ветер – шулер, колдун, ветер – маг.
Развивает сомнения шустро.

И уже не дремучий покой
Мою чистую душу алкает.
Покоренная дерзкой мечтой,
Что пощады для сердца не знает.

Ходят стены мои ходуном.
И бывает понять очень трудно,
Где есть, где есть
И в душе моей ветер весы
Непонятною силой качает.
Упадут, разобьются весы,
Только свет ночника не мигает.

Как тебя мне понять,
дорогая, родимая Русь ?
Как принять, что сынов
отправляешь на гибель жестоко ?
Я, конечно, тебя
осуждать не хочу, не берусь,
Но глаза замутнила
горчайшей слезы поволока.
Не за тем ты рожала,
чтоб предательски их убивать.
Верить я не хочу в то,
что войны – на деньги охота.
Отчего же сынам
рано жесткую стелишь кровать ?
И родную кровинку
не любишь, скажи, отчего ты ?
Лучше б ты убрала,
кто смертельный затеял огонь.
Злую свору убийц
ты б на веки веков усыпила.
А детей ты невинных,
я прошу, ради Бога, не тронь.
Пусть в тебе пробудится
к созиданью могучая сила.

ДНО

Как попадают на дно ?
Как от капли
образуется осадок ?
Кислое молоко –
вино.
В чай капнешь,
и станет вкус
совсем не сладок.

И вот уж хлопья легки
Порхают,
подобно полинялой моли.
На дно уж хлопья легли,
И в душе
почти не чувствуется
боли.

Так человек незримо,
Обжегшись однажды,
в комок сжимается.
Проходят жизни мимо
Те,
кто пагубным пристрастием
мается.

ЧУЖАЯ БОЛЬ

Я ехала на другой конец города
за маслом по карточкам.
Выдавали по чекушке растительного
на душу.
В сумке цветные листочки на продукты,
водку, не марочное.
Гоняй по Твери, чтоб с голоду не пропасть.
Иван сдюжит.

Дома муж с новорожденным.
Сном залатывают дыры ночи.

В груди молоко бултыхается,
выйти наружу желая.
И думала я :когда ж
перестроечный ужас будет закончен ?
Или для рожденных в аду
не светит и отблеск рая ?
Возле заветного мага – толпа.
Подойдя поближе увидела
Девчушку тонконогую,
болью сорванный василек.
Между жизнью и смертью
пребывало неподвижное тело.
Ничто ей не нужно было.
Мир, словно облако, далек.
Не по погоде одетая,
в коротких курточке и юбчонке.
Летела по жизни на скорости
и вдруг сорвалась.
Как будто крылья подбил на лету
некто страшный милой девчонке.
И стала ничтожной
мещанских
зацикленных мыслей вязь.
Кто был поближе делали
ей искусственное дыхание.
Старушка, еле шаркая,
картонку принесла подостлать.
Смогу ль помочь ?Подумав прошла,
боясь не справиться с заданием.
Беду не чуя, в неведеньи
пребывала ее мать.
Купив с большим осадком мутной,
что не назвать и маслом
жидкости,
Куска два мыла, спичек, соли,
стирального порошка,
Увидела, что уже нет девочки
на непосыпанной осклизлости,
“ Неотложка ” ее увозила
в объятии мешка.
…Все разошлись.
Старушка та
стояла, как приговоренная.
“Как жалко деточку, ” -
чуть слышно
выдавливала она.
“Ждала на небесах ее,
как видно,
дверца отворенная.”
(На фронте потеряв мужа с сыном,
осталась она одна ).

Может меня ждала та девочка ?
В бездействии я повинная.
Упала наземь, оступившись,
стало темно в глазах.
И из разбившейся бутылки
потекла речка масла длинная,
А сверху девочка смотрела,
сидя на небесах.

Назад