<<
Все новости
26 ноября в библиотеке состоялся моноспектакль «Новая дача» по мотивам рассказов А.П. Чехова. Идея и воплощение - Алексей Зинатулин.
«Спектакль замечательный.
Прочтение Чехова в технике дервишского кружения.
Артист доводит зрителей до исступления.
Только в таком состоянии можно воспринимать чеховский текст.
Чехов подготовил почву для Беккета и Ионеско»
А. С. Ильянен, писатель, лауреат Премии Андрея Белого
«Вечер с Чеховым» состоял из двух частей. В первой - в рамках года российского кино была представлена мультимедийная презентация «Экранизации произведений А.П. Чехова». Во второй части – был показан непосредственно сам спектакль, жанр которого автор и исполнитель Лёша Зинатулин определил словами из рассказа – «сон или сказка». Разобраться в насыщенном метафорами и аллюзиями действии помогал театральный «сонник», составленный Екатериной Вихровой, специальным корреспондентом «Театральной газеты».
Мост
«Я вспоминаю твои слова, помнишь, ты говорил, что хотел бы с котомочкой ходить по белу свету…» О.Л. Книппер – А.П. Чехову. Письмо в Ялту от 2 сентября 1901 г.
В центре зрительного зала возвысилась золотая башня. Многоярусная, сужающаяся кверху конструкция являлась точной репликой макета, выполненного Виктором Калмыковым (архитектор-рационалист, автор проекта тверского кинотеатра «Звезда») в 1927 году в студенческой мастерской ВХУТЕМАСа. Это не просто доминанта, организующая сценическое пространство, а главное действующее лицо, средоточие смыслов. Фантастический мост в небо, земная ось, маяк, Вавилонская башня, футуристическая вышка Щусева, «башенка озерной лесопильни», затопленная «колокольня счастья» из фильма Балабанова.
Фантастический мост, который собирается построить инженер Кучеров в рассказе Чехова, должен примирить два несоединимых, как земля и небо, мира – крестьян и дворян. Извечный конфликт отцов и детей, старого и нового. Спектакль выстроен на игре этих противоположностей.
Мир барства, городских инженеров – усадьба «Новая дача» с просторным двухэтажным домом и чудесным садом. Это место, где не пашут и не сеют, а только живут в своё удовольствие, воспринимается как земной рай.
Мир крестьян – это тесные деревянные избы, переполненные детьми, это кабак за рекой – мужицкий рай с песнями и драками. Оба пространства манят и пугают, притягивают и отвращают. У двух миров есть свои посланники, они постоянно вторгаются на чужую территорию и вызывают недоумение.
Башня-мост в прямом смысле закручиваетсценическое действие, подобно водовороту или жерновам. Актёр непрерывно ходит по кругу, перевоплощаясь во всех героев, полулюдей-полуживотных: старика-собаку Козова, бычков Лычковых, инженера-пони, сказочных женщин-птиц. Однако все реплики, интонации, траектории движения персонажей сверяются по шпилю башни.
Локальные, точечные происшествия замкнуты в магическом круге безысходности, растянуты во времени и не имеют разрешения-выхода. Воронка Истории затягивает всех героев в круговорот повторений и метаморфоз. В небольшом эпизоде возникает наглый кучер, попыхивающий папироской, он одинаково презирает господ и крепостных. В финале этот персонаж оборачивается жутковатым ВОХРовцем из стихотворения Виктора Кривулина «Чехов» (1985 г.).
Камень
Новый мост оказывается камнем преткновения в диалоге инженера и крестьян. Три разноцветных камня в волшебном пространстве спектакля воплощают архаичные деньги. На реплике «барыня подала три рубля» актёр выкладывает на лопасть весла три речных голыша (вырученные крестьянами «за потраву» 5 рублей также появятся подобным образом). Стук камней о дерево передаёт и нелепое благодеяние барыни, и веселое унижение крестьянки. Возможно, эта сцена является бессловесной аллюзией к стихотворению Лермонтова «Нищий». Страдания народа – «камень на шее» для дачников. Мелкие козни крестьян воспринимаются как предательство, подлость, «камень за пазухой». Тем абсурднее звучит утешение кузнеца Родиона: «Хочешь, скажем к примеру, посеять на этом бугре хлеб, так сначала выкорчуй, выбери камни все, да потом вспаши, ходи да ходи... И с народом, значит, так... ходи да ходи, пока не осилишь».
Золотое весло
Эмоциональной кульминацией спектакля стал «танец с веслом» под музыку «В пещере горного короля» Э. Грига. Деревянный шест не бутафорский, а вполне реальный – потёртый, перемотанный изолентой, с облупившейся зеленой краской. Однако позолота лопасти наделяет весло волшебными свойствами, по ходу действия оно превращается в посох и лопату, виолончель и ружьё, маятник часов и птицу. Именно веслом, как огромной натруженной ладонью, заслоняет актёр глаза от «слепящего солнца» (сквозной образ в рассказе Чехова). Позолоченная лопасть переливается, так поблескивают в финальных сценах самовар и золотые голуби, «золотые оттого, что их освещает солнце».
На уровне текста развертывается борьба двух стихий – воды и огня. Широкая спокойная река, туман, дождь, слёзы и пот маркируют невозмутимую энергию народа. Бенгальские огни, фейерверки, ракеты, жёлтые колеса, кумачовая рубаха – признаки разрушающей силы новатора-инженера. Актёр акцентирует эти огненные приметы, озвучивая пламенные монологи Кучерова.
Примирить огонь и воду пытаются «переходные» персонажи. Кузнец Родион искренне желает понять инженера (пусть и по-своему!), навести мосты. Кузнец – пограничная фигура деревенского мира, повелитель огня, но в рассказе он утрачивает свою магическую силу: «приведут лошадь ковать, угля нет».
Елена Ивановна, жена инженера, предстала в образе мифической жар-птицы с красным клювом, но родом она из крепостных (лебедь – водоплавающая птица).
Золотое весло также принадлежит и водному, и огненному. Отчаянная гребля и остужает пыл, и баламутит реку. Отблеском этого парадокса звучит реплика Лукерьи: «Чтоб ты сгорел от водки!» (образ огненной воды).
Огурец
В спектакле есть и невидимые символы, которые воздействуют подчас сильнее, чем зримые. Огурец – национальный продукт, универсальная закуска, колючий герой загадок и сказок. Визуально о нём напоминает разве что зелёная тесемка на котомке рассказчика. Но уже в прологе спектакля звучит описание утраченного русского рая – «огурцов и капусты было вволю: ешь добровольно, сколько душа хочет». Этот монолог из рассказа «Мужики» перекидывает мост к знаменитому возгласу многих чеховских героев: – В Москву! Отметим, что призыв услышала именно деревня. Население нынешних городов в подавляющем большинстве составляют потомки русских крестьян. Уехать в Москву, умоляет Елену Ивановну её маленькая дочь. В утешение Родион протягивает «огурец, маленький, кривой, как полумесяц, весь в ржаных крошках».
Гуси-лебеди
Два центральных женских образа воплощены художником спектакля Алией Кайбалдиевой в двух тканевых птицах, отсылающих к русской народной кукле и фигурам на шестах традиционного уличного театра Китая.
Жена инженера, Елена Ивановна, проплывает сказочной Царевной-лебедь, – белоснежная, красивая, бледная, тонкая, окутанная сказочными ароматами. У крестьян её появление сливается с шествием невиданных белых лошадей («Чистые лебеди!»), так о ней и говорит «Кучериха».
Жена кузнеца, Степанида, взлетает из пыли, её серая шаль, будто вытоптанная земля или зола. Похожая на воробьиху или серую гусыню с выводком цыплят, она вечно хлопочет за стаю своих детей и мужа, которого страстно любит. Эту сторону женской натуры – нежность, любвеобильность, особую поступь, – прекрасно воплощает кукла-перевертыщ. Серый платок вдруг оборачивается роскошной шалью с кружевом, Степанида с бубенцами-кастаньетами становится похожа на благородную испанку, будто сошедшую с полотен Натальи Гончаровой. Эта сметливая, словоохотливая, остроумная женщина тоже вызывает «лошадиные ассоциации». В одних эпизодах её хочется сравнить с заезженной клячей, в других – с лошадью в паре, всю жизнь проскакавшей в одной упряжке с любимым мужем.
Именно женская энергия для создателей спектакля позволяет разрешить все конфликты и примирить героев. В эпилоге звучит реплика Маши Прозоровой из пьесы «Три сестры»: «– А уже летят перелетные птицы... Лебеди, или гуси... Милые мои, счастливые мои...». Актёр долго кружит вместе с куклой-лебедем вокруг золотой башни, взмывают шелковые крылья, напоминающие рябь могучей реки. А на поклонах вдруг озорно выскакивает Степанида, размахивая своим серым платочком-крылом.
|