Новости библиотеки
2016

<< Все новости

Интервью с режиссером Георгием Владимировичем Червинским

30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, в Славянском зале библиотеки пройдет вечер поэзии, посвящённый Осипу Мандельштаму. Московский театр «Студия-69» представит три моноспектакля – «Раковина», «Армения» и «Неизвестный солдат».

Накануне мы побеседовали с режиссером Георгием Владимировичем Червинским, создателем уникальной методологии поэтического театра, автором всех трех театральных композиций.

Когда и как открылась вам поэзия Мандельштама, ведь этот поэт был долгое время под запретом.

Только я поступил в Ленинградский институт культуры (а мне уже было 26 лет, я уже окончил техникум и отработал в Воркуте техником-геодезистом), как всю группу тут же послали на стройку. И вот там, на стройке, ко мне подошла новая сокурсница Зейнаб и сказала, что есть такой гениальный поэт – Мандельштам. Она прочла стихотворение "Я вернулся в мой город…» и в конце добавила, что это он ждет ареста. И мне поэт стал не интересен, потому что политика меня не интересовала. Я увлекался тогда античностью.  И вот однажды, года через два, мне в обмен на «Мифическую библиотеку» Аполлодора, в качестве дара, принесли перепечатку «Воронежских тетрадей» Мандельштама. В ней я наткнулся на одну фразу, которая для меня стала определяющей для изменения своего отношения к поэту: «Я должен жить, дыша и большевея». И вот это трагическое состояние человека и заинтересовало меня. Я перечел стихотворение, которое впервые услышал, и понял, как меня обманули. Стихотворение не про арест, а о невозможности вернуться в прошлое. Вот как неправильное понимание стихотворения или навязывания иного смысла его, может отвратить от поэта.

Сразу ли пришла идея перенести стихотворения в сценическое пространство?

Следующее прикосновение к Мандельштаму произошло в Москве. Я ушел из театра в Чебоксарах, чтобы пробиваться актером в московские театры. Готовился юбилей Блока. Был объявлен чтецкий конкурс. Я решил участвовать. И начал учить стихи Блока, который никак мне не давался. Ну не мог выучить: «Земное сердце стынет вновь…» Остановился и стал вдумываться, а почему земное, а не больное? Или еще какое? И вдруг понял, что Блок смотрит на жизнь Земли из Космоса. «Умрешь, опять начнешь сначала…» или «Я вам поведал неземное…» – это не просто слова, а новый взгляд, который необходимо осваивать, взгляд космогонический. И Блок, «подбросил» меня к Мандельштаму. Я устроился консьержем в Дом Союза писателей, где одним из сменщиков работал Алеша Ивантер, в настоящее время известный поэт. Мы с ним много говорили о поэзии, и он принес мне синюю книжку Мандельштама. И вот когда я начал читать, сразу стал искать в ней блоковский космогонизм.  И первое стихотворение напрочь перевернуло мое сознание: «Дано мне тело…» Мы все думаем, что дана нам душа, а Мандельштам поставил вопрос иначе: «Дано нам тело…».

И с этого времени все стало иным. Я стал внимательно вчитываться и постигать, что хотел сказать Поэт, а не что я хочу видеть в его стихах. И еще, пусть это звучит кощунственно, но я биографию Мандельштама не знал и до сих пор основательно ее не знаю. И это помогло мне, более внимательно искать мысль и чувство поэта, а не привязываться к биографии, ибо у поэта две жизни: жизнь тела и жизнь духа. Как сказал греческий поэт Йоргос Сеферис: «И душа, если она хочет понять себя, в душу другую должна заглянуть, и та ей покажет, как в зеркале чужестранца или врага».

А почему был выбран жанр моноспектакля?

Когда актер находится вне театра, и у него нет партнеров, тогда он начинает работать в жанре моноспектакля. Получив от Алеши Ивантера книжку, я  начал отбирать стихи для своей композиции.  Ведь поэзия Мандельштама монологична. У него большая часть стихов начинается на Я. И это позволило составить композицию «Раковина», которую зрители Твери и увидят, где главное, это осмысление поэтом места своей Души в Космосе, на Земле, под Землей с выходом в Четвертое измерение.

Спектакль «Раковина» вы исполните сами, а дилогию «За гремучую доблесть грядущих веков» доверили своему ученику – актеру Владимиру Сечкину. У каждой части необычные подзаголовки: «Армения» – симфония прозрения и «Неизвестный солдат» – симфония открытия. Как сложился этот спектакль?

Мандельштам не писал поэм. Но у него есть 4 цикла стихов, которые, по сути, и есть настоящие поэмы. Я долго присматривался к «Армении». Это очень трудный цикл, так как мысль Мандельштама уже не метафорична, а симфорична (симфора–высшая форма метафорического выражения). А раскрытие смысла усложнялось незнанием особенностей армянской культуры, религии, быта. Помог мне прекрасный ученый Георгий Кубатьян, который прислал большую статью, раскрывавшую всю сложность символики и атрибуции цикла. После этого спектакль «Армения» уже сложился и осталось его только поставить.

Владимир Сечкин в спектакле «За гремучую доблесть грядущих веков».

Репетировать начинал актер Максим Севриновский, но, сделав половину, он стал слишком занятым на основной работе в театре им. Вахтангова. И мне пришлось продолжать репетиции с Владимиром Сечкиным, приезжая к нему в Таманскую дивизию, где он проходил воинскую службу.

Поясните, пожалуйста, в чем заключается симфонизм звучания, ведь на сцене один актер-исполнитель?

Спектакли построены только из стихов, в драматическом исполнении на сцене они должны звучать как единое целое. В музыкальных симфониях музыкальные темы сменяют одна другую. Так и в этих спектаклях темы сменяют одна другую в звуковой стройности. Поэтическая ткань спектакля плотна, в ней много метафор, ассоциаций, уследить за которыми и одновременно осознать сразу невозможно. Есть люди, которые приходят много раз, открывая для себя что-то новое. Вот поэтому мы и называем наши спектакли симфониями.

Вечер в Твери озаглавлен строками Мандельштама – «Мы только с голоса поймем, что там царапалось боролось». Как, на ваш взгляд, звучит голос поэта в начале 21 века? Кто точнее передает эту интонацию – вы, человек послевоенного поколения, или молодой Владимир Сечкин?

Нельзя говорить, кто точнее передает интонацию. Каждый человек индивидуален, интонация актера – это часть его души, всего лишь отражение личности творца. И мы с голоса можем понять, что у того или иного исполнителя в душе.

Слушать же сегодня, как сам Мандельштам читает свои стихи, и пытаться понять по искаженному записью голосу, что там царапалось, – глупо. Ибо не всем дано понять его стихи, а уж уловить в искаженном голосе душу, мне кажется, невозможно.

Беседовала Наталья Алексеева.