РАЗГОВОР ЧИТАТЕЛЯ С ПОЭТОМ,
или
200 ЛЕТ СПУСТЯ

Авторская работа Антонины Авангардовны Никифоровой, заведующей Терелесовской сельской библиотекой № 2, Вышневолоцкий р-н.
Рисунки автора и ее друзей-читателей.

“Внимает он привычным ухом
Свист;
Марает он единым духом
Лист;
Потом всему терзает свету
Слух;
Потом печатает — и в Лету
Бух!"

А.С. Пушкин.
“История стихотворца”, 1818 г.

 

 

"Здесь полу-проза, полу-стих,
Немного есть воображенья,
Трудов немало, и каких...
И очень много вдохновенья".

Антонина Никифорова.

Как-то ночью, в тишине, села сестра писать стихи. Всю ночь писала, а утром отдала вот это:

"Когда над Югославией кружатся
Кошмарные невидимые птицы,
Слова ужасные на рифмы не ложатся —
В душе горят, а песня не родится.
Зарою голову, как страус. Не в песок,
А в Пушкина российские просторы.
Смотри, какие здесь моря и горы,
Послушай рек и перекатов говорок.
Сестру твою, земля моя,
Чужие ястребы терзают.
Но - славу юга побуждают,
Зовут на ратные луга.
Как под Полтавой грянет бой
Во славу не моей Отчизны.
О, Господи, подобной тризны
Позволь нам избежать с тобой!
Не нам бы павших хоронить,
Не нам бы кровью поле сеять,
И над полями враном реять,
И не костями боронить.
Изволь, подобную судьбу,
Не жалуй - никому, ни другу
И ни врагу. Я от такой судьбы бегу
Пока возможно...Пушкин! Осторожно!
Утешь, кудрявый острослов!
Лукавый, невоздержанный, ранимый,
Пускай с тобою Богом мы хранимы,
Не насылай нам страшных снов!
Трепещет болью сердце, а тебе
Теперь уж 200 минуло бы лет
Когда бы жили люди,
Как отмерено талантов,
То возрастом ты б превзошел атлантов
И нас бы пережил, а мы бы нет.
Прошел бы до конца времен
И встретил бы Времен рожденье.
Поэт, Россиею рожден,
Для всех грядущих поколений."

Стихотворение ей не понравилось, но в гелевой ручке ещё оставалась паста, и писать ею было так приятно, что сестра сама на себя навела критику:
" Ну и дела, ну и лажа, ну и написано, ерунда, пропаганда прет из всех, ё палки, слов! Ну, что это такое? Я так и не думаю совсем. И думать не хочу об этом. И на Пушкина теперь глаза не глядят. Раньше знала: наш — и слава Богу. А у них — Шекспир есть! В переводе Маршака, между прочим, а не Пушкина. А у нас есть Пастернак, и ближе он мне и созвучнее ей-ей. А Пушкин докучнее... До кучи т.е. Нужно знать, знаю. Но — не... Не то ныне. Знамо, прежде вот было! Пушкин, вот это да, ну да! Э, а нынче?! Ну, Пушкин, ну и чо?.. А — ничо. Вот Вадейников — это — ага! Это — все радио России, это — образец Российской поэзии XXI века, ему идти в третье тысячелетие, ну а нам, трещеткам безмолвным, куда со своей оценкой сунуться, где приткнуться? Наталье Бехтиной в жилетку поплакаться? Побрюзжать дуэтом? Каково-то ещё получится. На Пушкина с Вадейниковым махаться, не мельница поди. Поэты. Только Пушкин жил, как писал, а Вадейников пишет как живет. И нет между ними равенства, есть возведение в степень. Вот и возводись, а Вадейников пока жив, может успеешь подтянуться до колена Пушкинского, даже возведенный в степень — Радио России — это я — не достанешь. Уж очень невнятно слово твое. Не звучно. Вяло. Слышала. Не читала”.

Поворчала-поворчала на бумаге, Марина Авангардовна, да не удержалась, и написала другое стихотворение:

“Ты памятник себе воздвиг нерукотворный,
Тебя зарыли в шар земной,
Склонился ты главою непокорной
Лишь предо мной.
Я — твой читатель, почитатель,
Апостол снов твоих и слов,
По жизни — просто обыватель,
В амбициях — родня богов.
Мне мнится, рядом, на Парнасе
Пасем резвящихся Пегасов.
Амуры тешатся вокруг
И хороводов вяжут круг.
Твои кудрявые плеяды
Задумчиво грызут перо
И мне плеяд таких не надо
Грызущих “Белф” и “Кох-и-нор”,
Пускай компьютером играют,
Неважно, был бы толк от них.
Тебя, кудрявый, люди знают,
За твой неповторимый стих.
Я рядом, на Парнасе, при Пегасе,
В тени его огромных крыл.
Ты мне еще в каком-то классе
На многое глаза открыл.
Узнала битву при Полтаве,
Учла, что письма — это мрак,
Когда б Татьяна это знала,
Иной дала бы Жене знак.
Узнала — стариков не любят,
Но голодовка — не резон,
От взглядов страстных не убудет,
О них же пожалеет он.
Еще узнала, что луною
Не надо так пренебрегать.
Какой гуляет стороной
Луна — бывает важно знать.
Что бесы кружат вечерами
Во вьюжных наших сторонах,
Орлы, что реют над горами
Не вспоминают о цепях.
Какой поэт, какой мыслитель.
И как печален твой удел.
Я — твой читатель, телезритель,
И твой уход меня задел.
Как мог Дантес так больно ранить
Тебя, Россию и меня.
Как больно! Душу от огня
Избавьте!! Свет устал тиранить
Поэта сплетнями. И — сбил
Поэта пасквилем и злобой
С вершины башни. И — убил.

***

Прости, в хитросплетеньи лет
Судить мне не дано Дантеса,
Быть может не имел он интереса
Гасить России яркий свет.
Прости, что в шутку, не всерьез
Хотела рядом примоститься.
Но здесь с тобой не уместиться,
Ты так Велик на поле грез.
Россия двести лет уже
Твоим рождением согрета,
Так много дал тепла и света
Своим литературным протеже.
Не стану здесь их называть
Нетерпеливому герою,
Их просто стыдно бы не знать,
И стыдно мне, от вас не скрою
И от стыда скорей прощаюсь,
Пишу “Гуд бай" и ... улыбаюсь”.

И после этого сестра, наконец-то, легла спать. А я утром это все нашла, прочитала, обзавидовалась, как Сальери, а потом от зависти целый день рассказывала ей, кто и что о Пушкине писал. Как Викентий Вересаев подбирал бумажку к бумажке, свидетеля к свидетелю. Как Марине Цветаевой приходил живой памятник Пушкина. Что ни один известный поэт не пропустил возможности сложить к стопам нерукотворного Памятника свои стихи о Поэте. Что первым был Лермонтов, а Андрей Дементьев или Владимир Высоцкий, ох, как далеко уже от последних. А кто самые свежие стихи сотворил, нам и не ведомо? Что на данную секунду это вполне могу быть я со своим "малюсеньким Памятничком":

"И двести лет спустя,
Твой Памятник стоит.
Поэты всех годов
К нему стихи слагают.
Тоскуя и любя
Читатель повторит
Сюжеты из томов,
Которые читает."

И не получилось у меня больше, уж очень размерчик у стихотворения подобрался странный. Я и названия ему не знаю, а он диктует мне и требует свое. А где ж я рифмы наберусь, особенно на "любя", "морквя" разве что?.. Вот и оборвалось на взлете, как всегда и бывает. А бывает, только одна строчка рождается, такой силы, что приписывать к ней что-то просто грех, но без продолжения оно не стихотворение... Хотя Вишневский так не считает. И правильно делает. Не пропадать же добру. И откуда же стихи вообще в голову приходят? Может наследственность... Вот и от скромности, как и папа, не страдаем. Вот, что он писал о предназначении поэта:

"Идеал мой — быть мыслью народов,
Желание к творчеству в них пробудить.
Излечить идиотов (душевных уродов),
Призвание — стих, и мечта — победить!"

Написано это в г.Севастополе, 15 августа 1949 года. Желания наши совпадают, и попробуем мы все вместе немного полечить "уродов", и совсем немножко победить.

 

О времена…

Если б Пушкин жил сейчас,
Не смог бы он сказать подчас,
Ни слова нового, ни фразы
Про наши вечные проказы…
Он все сказал уже тогда,
Про то, как гибнут города,
Как правит злато и Разврат
И предал брата старший брат.
О! Если б наши депутаты,
Читали Пушкина стихи…
Кто знает, может плутократы,
Не лезли б в самые верхи.

 

Три портрета

Предо мною три портрета,
Ксерокопии с рисунка:
Два из них, портрет Поэта,
А один — с бракушкой.
Не желал Дантеса брать,
Ксерокс иноземный,
Еле видима печать
На бумаге белой.
Двести лет простить не могут
Выстрел меткий дуэлянту
Оправданья не помогут
Молодому иммигранту.
Дела с ним иметь не хочет
Даже мертвая машина,
Он навеки опорочен,
Потерял для чести имя.

 

 


Наташа Матрошилова, 11 лет


Юля Синицына, 9 лет


Юля Синицына, 9 лет

 

На медный всадник

Мне сказали, Достоевский
Из картинки сей сквозит,
Белой ночи, трепет невский
Во весь голос говорит.
Я согласна, всадник медный,
Скачет явно в ночи бледной…
И в поэме будто прозы,
Больше, чем стихов в “Ночах”,
Писатель будто вносит рифмы
На сгорбленных своих плечах.
Поэт, как быль, подносит грезы,
Где быль и небыль на весах
Когда Прозаик и Поэт
В любви огромной признаются
Не может город отвернуться
И не принять такой обет:
Он должен трепетно сберечь
Реликвии свои, и ночи чистоту,
И русский дух, и правильную речь,
И сохранить навеки доброту.

 

Сказки

По неведомым дорожкам
Выхожу я побродить,
За пушистеньким клубочком
Подбираю прочну нить.
Проходу по Лукоморью,
Вижу черта и Балду,
Встречу жадную старуху,
А зверьё я обойду.
За котом пойду учёным,
Поклонюсь я Голове
Петушка зерном точеным
Угощу на высоте.
И до острова Буяна
Доберусь я как-нибудь,
чтобы белка из ореха
Подарила изумруд.
В сказках я бродила долго,
Много видела всего,
И своим считаю долгом
Предложить вам это всё.
Посмотрите и поверьте,
Сказка ложь, да в ней намек,
Было все на самом деле —
Фотооптика не врет!


А.А.Никифорова


Дима и Люмила Михайловна Константиновы

 

Лирика

Как Российская природа
И прекрасна и чиста.
Под хрустальными одеялом
Похоронен всякий хлам.
Под снегами у народа
Много банок и стекла.
По весне, без покрывала,
Мы увидим сей бедлам,
А пока снега искрятся
Вьются бесы под дугой,
И куда-то кони мчатся
Настигаемые мглой.

 

Александр Пушкин

* * *

Весна, весна, пора любви,
Как тяжко мне твое явленье,
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови...
Как чуждо сердцу наслажденье...
Все, что ликует и блестит,
Наводит скуку и томленье.

Отдайте мне метель и вьюгу
И зимний долгий мрак ночей.


На страницу "Индивидуальный авторский конкурс, посвященный 200-летию А.С. ПушкинаКарта дискаВ главное меню диска

О программеЗакрыть программу