Н.Кадищева о Викторе Гюго

Вместе с французским народом, все народы мира чествовали в феврале 1952 г. память Виктора Гюго, великого писателя и поэта Франции, который своими высокоталантливыми произведениями разоблачал и клеймил жестокость, хищничество, продажность и моральное разложение эксплуататорских классов.

Виктор Гюго дорог и близок нам как великий писатель-демократ и как страстный борец за мир, за дружбу народов и социальную справедливость. В развитии культуры человечества, в борьбе за прогресс, за торжество мира — творчество и общественная деятельность Виктора Гюго имели большое значение. И сейчас еще звучат во весь голос его страстные речи, его призывы к сплочению всех честных людей во имя мира и справедливости.

Гюго всегда был в первых рядах борцов за мир, горячо и беспощадно обличая подстрекателей войн. Летом 1849 г. он был участником 1-го международного съезда немногочисленных тогда “друзей мира”, который был открыт его речью. Гюго понимал, что борьба за мир — это борьба с реакцией. В 1869 г., на 2-м международном съезде “друзей мира”, в Лозанне, Гюго сказал: “Чтобы уничтожить армии и войны, надо уничтожить деспотизм”... “Мы не хотим мира с опущенной головой и согнутой спиной. Мы не хотим мира под скипетром и палкой. Первое условие мира — это освобождение. А для него нужен последний сокрушительный удар — революция и может быть даже война, которая будет последней”. В 1877 г. Гюго писал:“У каждого человека есть своя мечта. Моя мечта — мир. Я буду бороться за мир до последнего вздоха”.

Гюго прожил долгую жизнь, захватившую почти весь XIX век, — он родился в 1802 и умер в 1885 г.

За 65 лет своей творческой жизни Гюго создал ряд сборников стихов, драматических произведении, романов, выступал с политическими и литературно-критическими статьями. Он начал писать очень рано. В 1820 г. он уже создал свой первый роман “Bug-Jargal” (“Бюг-Жаргаль”), в котором показал ужасающие условия жизни и труда черных невольников на плантациях; в 1822 г. он выпустил свой первый сборник стихов “ Odes et ballades”.

Наибольшую известность и популярность, сохранившуюся до настоящего времени, Гюго завоевал своими романами: “ Notre-Dame de Paris” (“Собор Парижской богоматери”, 1831), “ Les Misera-bles” (“Отверженные”, 1862 ), “ Les travailleurs de la mer ” (“Труженики моря”, 1866), “ L'homme qui rit ” (“Человек, который смеется ”, 1869), “ Quatrevingt-treize” (“Девяносто третий год”, 1874), а также сборниками стихов — напр. “Les chatiments” (“Возмездия”), “L'annee terrible” (“Грозный год”) и др., драмами “Ruy Bias” (“Рун Блаз”), “Hernani” (“Эриани”) и т. д.

Сложна эволюция политических взглядов Гюго в течение его долгой жизни. Вначале он был роялистом-католиком, некоторое время увлекался культом Наполеона. После революции 1830 г. Гюго сближается с либералами, но затем снова отдает дань легитимизму. С 1848 г. Гюго становится убежденным республиканцем. Однако он не принимает безоговорочно французскую буржуазную республику. Жестокая расправа правительства с восставшими рабочими открыла ему глаза на многое. Теперь он выступает уже не только против монархическо-дворянской реакции, но и против буржуазии. С 1850 г. Гюго ведет в печати борьбу против Луи Бонапарта, подготовлявшего свой переворот (2 декабря 1851 г.). После переворота Гюго, спасаясь от преследовании Наполеона III, эмигрирует из Франции сначала в Бельгию, где и 1852 г. пишет памфлеты “ Napoleon le Petit ” (“Наполеон малый”) и “Histoire d'un crime” (“История одного преступления”). Обе эти работы были направлены против Наполеона III и являются настоящим обвинительным актом (вторая увидела свет только в 1877 г.).

Памфлет “Наполеон малый” сыграл немалую роль в борьбе против Второй империи. В этом памфлете Гюго разоблачает узурпатора, объявившего себя императором, как жалкого фигляра на троне. Великий писатель клеймит наполеоновское правительство Второй империи за деспотизм и террор, за уничтожение последних демократических свобод. Гюго возмущается продажностью духовенства, признавшего “проходимца”.

“Франция стала добычей, — говорит Гюго. — Чего орел не смел схватить своими когтями, за то уцепился попугай своей лапой”.

Однако памфлет Гюго, несмотря на всю свою обличительную силу, страдал и значительными недостатками. Мелкобуржуазные элементы в мировоззрении Гюго мешали ему правильно оценивать события. Он воспринимал их не как результат классовой борьбы и классовых отношений, а как зависящие от одной личности, к тому же незначительной. Маркс писал по этому поводу в предисловии ко 2-му изданию “18 брюмера Луи Бонапарта”: “Виктор Гюго ограничивается едкими и остроумными личными нападками на того, кто несет юридическую ответственность за государственный переворот. Само coбытие появляется у него, как гром из ясного неба. Он видит в нем лишь акт насилия со стороны одного индивидуума. Он не заметил, что изображает этого индивидуума великим, а не маленьким, приписывая ему беспримерную в мировой истории мощь личной инициативы... Я же показываю, как классовая борьба создала во Франции обстоятельства и отношения, позволившие посредственному и смешному персонажу разыграть роль героя”.

Из Бельгии Гюго переезжает на принадлежащие Англии Нормандские острова в Ламаншском проливе, у самых берегов Франции; сначала на Джерсей, потом на Гернсей. Во Францию Гюго возвращается лишь после падения Наполеона III, осенью 1870 г.

Парижскую коммуну (1871 г.) Гюго приветствовал, но по существу не понимал ее мирового, социального значения: он полагал, что программа Коммуны могла быть осуществлена парламентскими методами, высказывался против репрессии, взятия заложников и других революционных мероприятий Коммуны. Но он защищал коммунаров, восстал против белого террора, который обрушило на коммунаров и трудящихся Парижа версальское правительство. Гюго много раз требовал амнистии для арестованных коммунаров, предлагал им убежище в своей квартире. Его речи и статьи этого времени собраны в книге “Apres l'exil” (“После изгнания”). К 1871 г. относится и сборник стихов “L'annee terrible” (“Грозный год”).

Капиталистической строй Гюго считал жестоким и несправедливым, заставляющим страдать громадные массы людей. Но он полагал, что социальные, классовые проблемы можно разрешить путем морального совершенствования людей, — так как человеку свойственно стремление к добру, — моральной победой добра над злом. Он считал, что социализма можно добиться путем убеждения — гуманной проповеди — и мирных реформ. Гюго признавал, что экономические факторы имеют большое значение в истории общества, но на первое место все же ставил “идеальные побуждения” людей. По существу Гюго боялся потрясений социальной революции; он верил, что можно покончить с нищетой и эксплуатацией, не меняя общественного строя “Каждый будет собственником, и никто не будет хозяином” (“Chaque homme sera proprietaire, aucun ne sera maitre”) — вот его идеал.

* * *

Как великий художник, Гюго вскрывает в своих произведениях сущность капиталистического строя, показывает тяжелую жизнь трудящихся, жестокую эксплуатацию, которой их подвергают правящие классы, безработицу, нищету, детскую беспризорность. Гюго считает, что аристократия отжила свой век, что буржуазия лицемерна, эгоистична, жадна, жестока, стремится только к наживе, что официальная церковь — воплощение лицемерия, жадности и ханжества. Все это он с большим художественным мастерством показывает в своих произведениях. В этом его огромная заслуга. Сила художественно воспроизведенной им жизненной правды так велика, что она сама становится активным революционным фактором борьбы народа за свое освобождение.

Гюго выступал против теории “чистого искусства”. По его мнению, искусство должно служить прогрессу и освобождению человечества. Одной из важнейших заслуг Гюго перед народом является то, что он в своих произведениях обращался к народу, — и народ стал его читателем. К тому же призывал Гюго и других писателей.

Гюго не только обращался к народу своими произведениями. Он брал своих героев из народа. Этих простых людей из народа он наделял высочайшими нравственными качествами, которые до него буржуазные писатели считали присущими лишь аристократии и буржуазии. В этом еще одно из проявлений демократизма Гюго.

Гюго внимательно и с большим сочувствием следил за освободительным движением народов и старался всячески помочь им в борьбе за свое национальное и социальное освобождение. Гюго поддерживает в печати Гарибальди, восставших жителей Крита, ирландских фениев.

В 1859 г. Гюго восстает против казни Джона Брауна, борца за освобождение негров в США. Он пишет, что убийца Брауна — не какой-то прокурор, и даже не штат Виргиния, а вся Американская республика.

В 1870 г. на Кубе вспыхнуло восстание против испанского насилия, — и опять Гюго с восставшими. “Я буду защищать Кубу, — пишет он, — как защищал Крит... Ни один народ не в праве владеть другим, точно так же, как ни один человек не может быть владельцем другого ”.

В 1870 г., когда пруссаки оккупировали Францию, Гюго призывает народ к борьбе против захватчиков:

“Будем воевать днем и ночью, воевать в горах, воевать в долинах, воевать в лесах. Восстаньте же! Вставайте! Ни отдыха, ни покоя, ни сна. Деспотизм наступает на свободу... Пусть ни на одном клочке земли не уклонятся от выполнения долга. Организуем грозную борьбу за родину. Франтиреры, пробивайтесь сквозь чащу, преодолевайте потоки, используйте мрак и сумерки, карабкайтесь по оврагам, скользите, подымайтесь, прицеливайтесь, стреляйте, уничтожайте! Защищайте Францию героически, с отчаянием, с нежностью! Будьте грозны, о патриоты!”

Эти слова во время немецко-фашистской оккупации Франции 1940-44 гг. звучали с не меньшей силой, чем в 1870 г.

Гюго разоблачал интриги политических деятелей США, которые поощряли прусских захватчиков. В своем стихотворении “К Франции” он грозит им мщением за грязные провокации против его любимой родины и призывает народы быть свидетелями, что “Америка нанесла Франции удар ножом в спину”.

Гюго боролся и против царизма. В “Chatiments” (“Возмездиях”) он заклеймил царский произвол. В то же время он верил в народную Россию. В 1834 г. он пророчески писал: “Россия подымается. Эта еще молодая империя в центре старого континента растет в течение последнего века с исключительной быстротой! И се будущее имеет огромное значение для наших судеб”.

Гюго был другом Герцена и сотрудничал в “Колоколе” и “Полярной Звезде”. В 1863г. он выступил по призыву Герцена, в защиту польских повстанцев.

У человека, прожившего такую богатую жизнь, как Гюго, не могло не быть как горячих друзей, так и яростных врагов. Они есть у него и теперь.

Заклятым врагом Гюго был осмеянный им “Наполеон малый”. Такими же врагами были и другие монархи: так, Александр III запретил своему послу присутствовать на похоронах великого поэта. Даже мертвый, он был ненавистен царю.

Врагами Гюго были все реакционеры от политики и литературы.

Лучшим другом Гюго был французский народ, который тепло принял творчество великого писателя, чувствуя в нем плоть от плоти своей. Гюго получил признание и у других пародов мира; это выразили их лучшие представители.

Пушкин высоко ценил поэзию и прозу Гюго. С большой симпатией относились к его творчеству Белинский, Герцен, Лев Толстой. Горький говорил о Гюго: “Трибун и поэт, он гремел над миром подобно урагану, возбуждая к жизни все, что есть прекрасного в душе человека”.

И сейчас Гюго вызывает к себе у одних горячую любовь и дружбу, у других — жестокую ненависть.

Врагами Гюго были немецкие оккупанты-фашисты, уничтожившие памятник Гюго в Париже, как уничтожили и памятник Вольтеру.

Враги Гюго — деголлевцы, которые водрузили на пьедестале его памятника последнюю модель фордовского автомобиля — можно ли было еще нагляднее показать, кто их хозяин, которому они подобострастно лижут сапоги?

По-прежнему враги Гюго — реакционные литераторы; теперь они лакействуют перед американским империализмом. Таковы Шарль Моррас, Поль Клодель и некоторые другие. Более или менее открыто все они стараются опорочить великого писателя, лишить его права на это звание. Безуспешно!

Безуспешно, потому что за Гюго по-прежнему стоит его родной французский народ, лучшие люди этого народа, стоят прогрессивные писатели Франции.

Не случайно замечательная книга Жана Лаффита “Ceux qui vi-vent” (“Живые борются”) имеет эпиграфом горячие строки Гюго:

“Ceux qui vivent, се sont ceux qui luttent. Ce sont

Ceux dont un dessein ferme emplit l' ame et le front,

Ceux qui d'un haut destin gravissent l'apre cime,

Ceux qui marchent pensifs, epris d'un but sublime,

Ayant devant les yeux, sans cesse, nuit et jour,

Ou quelque saint labeur ou quelque grand amour”.

 

Друзья Гюго — все прогрессивное человечество, все сторонники мира, все угнетенные. В глухих уголках США можно найти портрет Гюго в негритянских школах. Негры Америки не забыли, что Гюго боролся за них.

Друзья Гюго — советские люди: им близко и дорого его творчество.

 

* * *

 

По своим литературным взглядам Гюго был представителем французского демократического романтизма.

Как писал Энгельс: “... установленные вслед за “победой разума” общественные и политические учреждения оказались вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей”. На почве этого разочарования во французской буржуазной революции выросли как учения французских социалистов-утопистов, так и демократический романтизм.

Реакционные романтики звали к уходу от жизни, к возвращению в первобытный мир, к уходу в экзотику. Они давали превратное, искаженное представление о мире.

Гюго же был романтиком прогрессивного лагеря. Его поэзия была далека от реакционной фантастики Шатобриана и его последователей. В этом сыграла огромную роль социальная тематика его творчества.

С половины 20-х годов XIX века Гюго стал вождем романтической школы. В предисловии к драме “ Cromwell ” он дал яркое изложение принципов романтизма как нового литературного течения, объявив тем самым войну классицизму, еще парившему во французском театре и оказывавшему сильное влияние из всю французскую литературу. Это предисловие получило название “Манифеста” романчиков.

Гюго требует абсолютной свободы для драмы и поэзии в целом. “Долой всякие правила и образцы! ” — восклицает он в “Манифесте”. Советниками поэта, говорит он, должны быть природа, истина и собственное вдохновение; кроме них, единственные законы, обязательные для поэта, — те, которые в каждом произведении вытекают из его сюжета.

В художественном произведении должны быть соединены элементы смешного и “безобразного”. Эпигонский классицизм XIX в. под “безобразным” понимал изображение подлинной жизни низших слоев населения и считал эту жизнь недостойной быть сюжетом художественного произведения. А Гюго звал именно к изображению этой подлинной жизни.

Далее, Гюго требовал устранения из трех единств — этого канона классицизма —двух: единства места и единства времени, так как они сковывают творческую свободу художника. Должно соблюдаться только одно единство — действия.

Гюго считал необходимым соблюдение колорита места и эпохи. Герои, говорит Гюго, должны жить в действительной, конкретной обстановке. С этим положением связано и требование соблюдения исторической правды.

Гюго хотел показать в своих произведениях “живого человека” с его качествами и недостатками, в тон среде, к которой он принадлежит. Главные герои у него резко разделяются на положительных и отрицательных, одни из них — воплощение “добра”, другие — “зла”.

Общее для основных героев произведений Гюго то, что все они — жертвы социального строя, при котором они живут. Эсмеральда (“Собор Парижской богоматери”) — жертва средневекового изуверства; Гуинплен (“Человек, который смеется”) — разлагающейся аристократической среды; Жан Вальжан и Фантина (“Отверженные”) — современного буржуазного общества.

Многие герои Гюго — активные борцы против социального гнета, и Гюго всегда на их стороне. Его герои не сдаются. Они упорно борются за свою жизнь, за свои права. В раннем романе Гюго “Бюг-Жаргаль” его герой — негр, — защищая другого невольника, осмеливается поднять руку на своего господина. Гуинплен в “Человеке, который смеется” выступает в парламенте с обличением правящих классов. В “Отверженных” Гюго показывает нам защитников баррикад, героев 1832 г., и среди них героического маленького Гавроша, о котором пишет Торез:“...в “Отверженных” меня особенно восхищал изумительный Гаврош, насмехавшийся над солдатами правительства с высоты баррикад, Гаврош, чью песенку не могли заглушить ружейные залпы”. В “Девяносто-третьем годе) мы видим Говена и Симурдена, возглавляющих вооруженную борьбу войск Французской революции против контрреволюционных банд вандейцев, видим скромных героев батальона “Красная шапка”, отдающих жизнь за революцию.

Стремясь показать конкретную обстановку, в которой живут его герои, Гюго подробнейшим образом описывает детали средневекового быта и архитектуры о “Соборе Парижской богоматери”, жизни бродячего цирка и быта старой Англии в “Человеке, который смеется”, природы и быта на островах Нормандского архипелага в “Тружениках моря”.

Гюго — мастер сюжета, интриги. Фабула его романов носит приключенческий характер. Писатель широко использует в них всякие “случайности”, необыкновенные совпадения.

Для стиля Гюго характерны подробнейшие описания; в его романах нередки длинные отступления. Порой они не имеют прямого отношения к сюжетной линии романа, но почти всегда отличаются поэтичностью или познавательной ценностью (хотя порой Гюго и отступал, в угоду замыслу, от истины). Диалог Гюго — живой, динамичный, красочный. Язык его изобилует сравнениями и метафорами, терминами, относящимися к профессии героев и среде, в которой они живут. Гюго обогатил литературный французский язык многими словами и выражениями, не допускавшимися до него в литературу. Он обильно и смело вводил в свои произведения речь простого народа. В начале 30-х годов он пишет: “нет слов патрициев и слов плебеев!... все слова равны, свободны, радостны”. Гюго правильно считал, что использование им простого и богатого языка народа сделает его произведения более близкими к жизни.

 

* * *

Роман Гюго “Труженики моря” написан им в изгнании (вышел в 1866 г.). Этот роман был задуман автором как последняя часть трилогии, которая должна была изобразить борьбу человека с судьбой. Первая часть трилогии — “Собор Парижской богоматери” — посвящалась борьбе со стихией суеверия; вторая — “Отверженные” — борьбе с социальной средой; третья — “Труженики моря” — борьбе с природой.

Гюго нарисовал поистине титаническую борьбу человека против сил природы, борьбу один на один. И человек у Гюго — простой человек из народа — победитель природы: она перед ним смирилась.

Герой Гюго ведет борьбу со стихиями, он стремится спасти машину, вырвать у океана его добычу. Эти стихии—океан и ветер — представляются могущественными, непреоборимыми. Писатель изображает их наделенными злобной силой и коварством. Однако вся мощь природы оказывается бессильной перед кажущимся в сравнении с ней таким слабым человеком.

Весь сюжет романа, вся жизнь его героев тесно связаны с морем. Гюго дает прекрасные картины океана, то тихого, как бы дремлющего, то бурного, несущего смерть и разрушение. Морис Торез, выражая свое восхищение этой книгой, пишет: “Описания жизни на море и борьбы Жильята в “Тружениках моря” наполняют меня восторгом. Со страниц этой книги Гюго доносился до меня бешеный рев морских волн”.

В центре романа — рыбак Жильят. Гюго показывает его как воплощение трудолюбия, творческой мысли и благородства, как человека, отличающегося от всех его окружающих, стоящего головой выше их. Он умен, добр, способен испытывать сильные и благороднейшие чувства. Он поэтичен в споен любви к природе и труду, в своей папиной любви к Дерюшет. Окружающие его не понимают и не ценят.

Жильяту противопоставляются как отрицательные персонажи Раптэн и Клюбэн. В лице Рантэна Гюго вывел тип авантюриста-мошенника, каких немало можно встретить в жизни и современного буржуазного общества. Клюбэн — воплощение буржуазного лицемерия во всем его чудовищном совершенстве. Клюбэн лицемерит от самого своего рождения до последних минут своей жизни, тяготится своей маской, стремится ее сбросить и в то же время ею любуется и восхищается. Он дьявольски умен и хитер. Он страшен и отвратителен.

В этом романе социальный конфликт не выражен так ярко, как в “Отверженных”; но и трагедия Жильята имеет социальный характер. Он любит богатую девушку, а ей и в голову не приходит, что ее может любить простой рыбак, или что она сама может его полюбить.

Главный же социальный смысл романа — в показе трудовой жизни маленького народа Нормандских островов. Как тепло говорит о нем Гюго! Он рассказывает нам, как работают жители архипелага, как они борются с суровой природой; как нелегка их жизнь под гнетом англичан, которые стараются уничтожить национальную — французскую — культуру островов. Англичане вывозят с архипелага все — вплоть до гранита, из которого сложила его природа:этот гранит идет на постройку дворцов заправил лондонского Сити.

Гюго видел милитаристский характер капитализма. Описывая мирный пейзаж Нормандских островов, он указывает на диссонанс, который вносит в него плита с английской надписью “War Department ”—“Военное министерство”.

Этому символу войны как бы противопоставляется солидарность жителей Нормандских островов со своими собратьями по труду в других странах. Гюго рассказывает о том, как простые люди архипелага участвуют в сборе средств для помощи пострадавшим от наводнения японцам и голодающим манчестерцам.

В романе ярко проявилось и отрицательное отношение Гюго к церкви и клерикалам, — как в вступительных главах, в которых описываются природа и быт Нормандских островов, так и в ходе действия романа. Он дал выразительный образ священника Эрода; этот “духовный пастырь”, служитель “милосердия”, занимается торгашеством, более того, спекулирует оружием, причем продает его русскому царю для подавления восстания польского народа.

Гюго едко издевается и над английским ханжеством, обрекающим людей в воскресенье на невыносимую скуку и безделье. Он высмеивает сословный дух и мещанские предрассудки.

Язык романа прост и ясен; он лишь в небольшой степени осложнен англицизмами, словами и выражениями нормандского диалекта. Встречается довольно много терминов из области морского дела, кораблестроения, средневекового права и др. Описания, как это характерно для Гюго, полны метафор и сравнении.

Роман изобилует столь характерными для его автора отступлениями от сюжетной линии. Большею частью это изображения картин и сил природы или описания, касающиеся истории и быта Нормандских островов (в первой половине XIX в. и раньше).

Н. Кадищева

Назад