И. Анисимов "Гюго и современность" Всемирный Совет Мира на Венской своей сессии в ноябре истекшего года принял решение отметить 150-летие со дня рождения великого французского писателя Виктора Гюго. Творчество Гюго близко миллионам честных людей, которые во всём мире поднялись на защиту мира, свободы и демократии. Реакция всячески старается очернить величественный образ Виктора Гюго, принизить его благородные стремления. Буржуазия его боится и пытается “обезвредить”. Враги демократии поносят его память. Немецкие захватчики уничтожили памятник Гюго в Париже. Правители ныне существующей четвёртой республики намеренно не восстановили поруганную национальную реликвию. А во время празднования двухтысячелетия Парижа на то место, на котором раньше высилась бронзовая статуя прославленного французского поэта, современные вандалы втащили модель фордойского автомобиля. Никакой сатирик не мог бы придумать более сокрушительного разоблачения нынешних правителей Франции, лижущих сапог Эйзенхауэра! Буржуазная мысль, находящаяся в состоянии упадка и маразма, стремится низвести Гюго до своего собственного жалкого уровня. Так, журнал одного из самых грязных писак реакционной Франции, Сартра, ничего другого не обнаружил в произведениях Гюго, кроме “галлюцинаций” и “безумия”, и объявил, что “этот поэт, занимающий столько места, не имеет места в истории нашей литературы: он просто урод для паноптикума”. Можно было бы привести большое количество подобных примеров, которые ярко отражают вырождение буржуазной мысли. Отмечаемое 26 февраля этого года по призыву Всемирного Совета Мира 150-летие со дня рождения Виктора Гюго должно сыграть важную роль в раскрытии подлинного облика Гюго, в осознании огромного значения его творчества, глубоко народного, озарённого идеями, которые дороги передовым людям во всём мире. Гюго прожил большую жизнь. Он был современником потрясших мир рабочих восстаний 30-х годов в Лионе и других городах Франции, был современником революции 1848 года, когда разыгралась, по выражению Маркса, “первая великая битва между обоими классами, на которые распадается современное общество”, “борьба за сохранение или уничтожение буржуазного строя”. Гюго был современником революции 1871 года, явившейся, как указывал Ленин, ярчайшим свидетельством того, что “рабочий класс геройски, самоотверженно, инициативно творит мировую историю”. Порождённое этой эпохой, творчество великого писателя не могло не отразить, хотя бы в некоторых существенных чертах, силу и слабость народных движений, которые стремились построить во Франции новое общество, но не достигли своей цели. Отсюда большие противоречия в его творчестве, в котором пафос народной силы и ненависти к капиталистическому строю нередко уживается с мелкобуржуазными иллюзиями и предрассудками. Нельзя закрывать глаза на эти противоречия, корни которых уходят во французскую действительность того времени. Но противоречия не должны мешать нам видеть в творчестве Гюго всё то, что делает его великим писателем, что так близко его народу и всему прогрессивному человечеству. * * * Творческая деятельность Гюго охватывает более 60 лет. Она началась ещё в период реставрации королевской власти во Франции — в 20-х годах XIX века. Раннее творчество Гюго отличается большим разнообразием. Он пишет лирические стихи, исторические драмы, повести и, наконец, знаменитый роман — “Собор Парижской богоматери” (1831). Это произведение до сих пор привлекает читателя необычайно живыми описаниями Парижа в XV столетии, глубокой симпатией к простым людям, ненавистью к силам угнетения и реакции. Но не в этом весьма интересном романе и не в своих исторических драмах Гюго вырастает в великана, каким его знают последующие поколения. Глубокие изменения во взглядах писателя, во всём его облике происходят после революции 1848 года и вскоре последовавшей победы реакции. Выход рабочего класса на истогорическую арену, его первая попытка бороться за власть, за новый социальный порядок произвели на Гюго неизгладимое впечатление. Гюго пишет, что его охватило “демократическое чувство”. Он становится горячим участником борьбы нового с “всевластным старым”. Поэт всецело на стороне нового, он заявляет, что не только “хлеб труда”, но и “хлеб мысли” должен быть достоянием простых людей, тружеников. В эти годы у Гюго складывается новый взгляд на поэзию, который он выразил в своём программном стихотворении “Искусство и народ”. Литература, провозглашает в этом произведении Гюго, должна служить интересам народа: её сила — в неразрывной связи с народом. Летом 1849 года Гюго принимает активное участие в первом Международном съезде “друзей мира”, который состоялся в Париже. Открывая конгресс, Гюго произнёс слова, которые следует напомнить сегодня: “Идея мира во всем мире — достояние всех наций, они требуют мира, как высшего блага... Я не только заявляю, что мира во всем мире можно добиться, я говорю, что он неизбежен”. После контрреволюционного переворота Луи Бонапарта в 1851 году Виктору Гюго пришлось покинуть Францию. Долгие годы изгнания стали для писателя великим испытанием, закалившим его. В этот период он вырастает в трибуна, к голосу которого прислушивается не только французский народ, но и народы всего мира, В изгнании Гюго создаёт яростный памфлет “Наполеон маленький”. В нём содержится убийственное разоблачение реакции, которая привела к воцарению бонапартистского выродка. Вот данная им характеристика установившегося во Франции господства разнузданной реакции: это—“клятвопреступление, вероломство, расхищение казны, гражданская война, военное положение, конфискации, секвестры, преследования, ссылки, изгнания, расстрелы, полиция, цензура, разложение армии, презрение к народу, унижение Франции, немой сенат, опрокинутая трибуна, подавление печати, политическая гильотина, удушение свободы, уничтожение права, насилие над законом, всемогущество сабли, резня, предательство, провокация”. Эта гневная тирада не утратила своего значения и сегодня, когда Франция стонет под пятой американских хищников и их французских прислужников. Нужно сделать только одну оговорку: сегодня во Франции хуже, чем было тогда. Жгучую актуальность имеют и следующие слова Гюго: “Во Франции стало невозможным пользоваться такими словами, как независимость, свобода, прогресс, народная гордость, национальное достоинство, французское величие”. В те же годы из-под пера Гюго выходит цикл стихотворений, составивших сборник “Возмездия”. Нежной любовью к попранной родине, неукротимой ненавистью к её насильникам проникнута каждая строка этой книги. В этом цикле стихов дана картина Франции после реакционного переворота. На первом плане — чудовищный контраст между утопающей в роскоши буржуазной верхушкой, которая расхищает национальные богатства, и лишениями, которые испытывает народ. “Продавайте государство, сводите леса, срезайте кошельки, высасывайте озера, опустошайте недра... Грабьте последнее у трудящихся полей и городов!”—с презрением говорит поэт, обращаясь к насильникам и предателям Франции. И, заклеймив разврат и циничное глумление врагов народа над страной, он развёртывает потрясающую картину, рисуя тяжёлый удел простых людей Франции. “Я как-то побывал в подвалах страшных Лилля, — пишет Гюго. — Я видел этот ад”. Испытывая муки стыда за то, что творится во Франции, поэт рассказывает о жалком существовании, которое влачат трудящиеся в стране “веселой жизни”:
Поэта переполняет гнев. Он бичует Луи Бонапарта и его клику, пригвождает к позорному столбу буржуа, извлекающих выгоду из наполеоновского режима, для которых “превыше всех благ купон и рента”, презренных политиканов, которые составляют “партию преступления” и бахвалятся тем, что “золото рекой течет в их карманы”; продажных журналистов, обслуживающих бандитскую империю и занимающихся “грязными сплетнями”, наносящих “оскорбление разуму”. С горечью говорит Гюго о том, что “Франция погружена во мрак”, что под пятою реакции она стала страной “ночи, безмолвия и смерти”. Его мучит неотступно видение поруганного Парижа. Но в голосе поэта не слышно отчаяния: по его образному выражению, “слезы, падающие из глаз жертв, превращаются в наших сердцах в ненависть”. Неукротимой ненавистью, мужеством подлинного демократа насыщена замечательная книга “Возмездия”. Мужество Виктора Гюго — это обоснованное мужество, оно исходит из уверенности в том, что “великая нация пробудится и настанет час расплаты”; близится время, когда народ откроет свои глаза и “раздастся его могучий голос, достигающий звездного неба”. Поэт уже слышит “тяжелую, грозную, сверкающую поступь миллионов”. Характерна судьба книги “Возмездия”: во время царствования Луи Бонапарта она ввозилась во Францию контрабандой, издавалась нередко в таком виде, чтобы легче было её прятать. Книга проникла в гущу народа, оказала особенно большое влияние на французскую молодёжь. Она стала значительнейшим явлением демократической лирики середины XIX века. По свидетельству Н. К. Крупской, Ленин читал эту книгу, в которой чувствуется веяние революции. Годы изгнания были для Гюго годами напряжённой творческой работы. За “Возмездиями” последовала “Легенда веков”, где в ярких и мощных образах представлены многочисленные эпизоды из истории человечества. Гюго обращается к прошлым временам не для того, чтобы укрыться от чёрной ночи, которая простёрлась над современной ему Францией. В образах истории поэт ищет ответа на самые животрепещущие вопросы современности. Он стремится показать в своих исторических поэмах, как нарастает гнев угнетённых классов, как созревает в сознании простых людей идея свободы. В этом произведении Гюго живёт дух “Возмездии”. Могучая историческая живопись “Легенды веков” насыщена гневом против врагов человечества, мешающих людям достигнуть счастья. Здесь показан контраст богатства и бедности, труда и тунеядства — контраст, который поэт обнажает, обращаясь к самым различным эпохам человеческой истории. В годы изгнания поэзия Гюго проникается духом пламенной публицистики. Он клеймит своим грозным словом реакцию не только во Франции, но и во всём мире. Так, например, когда американский демократ Джон Браун, с оружием в руках боровшийся за человеческие права негров, был за это приговорён к смертной казни, Гюго выступил с гневным разоблачением заокеанских варваров. Гюго предупреждает, что убийство “друга рабов” Джона Брауна ляжет несмываемым пятном на “всю американскую республику”. Он требует помилования честного и мужественного поборника демократии. Иначе, говорит он, “намыленная веревка с виселицы Джона Брауна” войдёт в эмблему Соединённых Штатов. В письме к негритянскому деятелю с острова Гаити, благодарившему Гюго за его выступление в защиту Джона Брауна, великий поэт заявляет, что он “борется за ту же истину, во имя которой погиб Джон Браун”, и является искренним другом и братом чёрных. Гюго поднимает голос в защиту ирландской революционной организации фениев, которая образовалась в 1861 году и вскоре подверглась зверским преследованиям со стороны английского правительства. Он горячо желает победы героическим патриотам с острова Крит, восставшим против турецкого владычества. Он поддерживает патриотов Кубы, которые боролись против испанского владычества. Он разоблачает разбойничье стремление европейских колонизаторов поработить Китай и разрушить его Древнюю культуру. При этом в своём письме в защиту Китая Гюго считает необходимым подчеркнуть, что народы Англии и Франции не несут ответственности за те преступления, которые творят их правительства. “Бывают бандитские правительства, но не может быть бандитского народа!” — восклицает он. Мощный голос Гюго раздаётся на весь мир. Гюго действует как смелый и мужественный борец за свободу и демократию. Когда в 1855 году Луи Бонапарт прибыл в Англию с визитом к королеве Виктории, на стенах портового города Дувра появилась листовка, текст которой написал Виктор Гюго; под ней стояло его великое имя. Он сравнивал визитёра с “кучей грязи с Монмартрского бульвара”, которую хотят выбросить на лондонскую мостовую. От имени “страны Томаса Мора... Шекспира, Мильтона, Ньютона, Ватта, Байрона” Гюго требовал, чтобы Луи Бонапарт не высаживался на английский берег. В обстановке борьбы за свободу и демократию, которую неустанно вёл этот “простой солдат прогресса”, как называл себя Гюго, возник замечательный роман “Отверженные” (1862). По размаху и глубине социальной критики это произведение внесло много нового в передовую французскую литературу. Уместно привести здесь известное высказывание Маркса о революциях 1848 года. В свете этих слов Маркса огромное полотно “Отверженных” предстаёт в подлинном своём значении. Маркс говорил, что революции 1848 года, которые произошли в ряде стран, были лишь сравнительно “ничтожными щелями и трещинами в твердой коре европейского общества. Но они обнаружили под ней бездну. Под поверхностью, казавшейся твердой, обнаружился необъятный океан, которому достаточно прийти в движение, чтобы разбить на части целые материки из твердых скал. Шумно и беспорядочно провозгласили они освобождение пролетариата — эту тайну XIX столетия и его революции”. Сделав главным действующим лицом романа человека, отверженного обществом, Гюго не ограничился разоблачением социального неравенства, а смело и решительно заговорил о неизбежном крушении буржуазного порядка, который уже дал “трещины под основанием”. Гюго ощутил “огромный рывок человечества вперед, к свету”. Пафос романа “Отверженные” заключается в пронизывающем его ощущении неустойчивости буржуазного общества, в предчувствии того, что вплотную приблизилась историческая эпоха, когда человечество сбросит с себя капиталистическое иго. Гюго ставил своей задачей показать в романе, как сквозь “неумолимую социальную ночь”, сквозь “безграничное страдание”, являющееся уделом угнетённых классов, пробивается свет великой надежды. Гюго бесповоротно осуждает бесчеловечный и отвратительный мир чистогана, где “столько людей с низкими лбами и низменными душонками”, где негодяи присваивают себе право распоряжаться судьбами общества, где муки бедняков достигают предела. История работницы Фантины, вынужденной продать свои волосы и зубы, торговать собою для того, чтобы прокормить ребёнка, является потрясающим социальным документом, суровым приговором обществу, которое порождает подобные явления. В описании бедных кварталов Парижа, в описании чудовищной нищеты народа Гюго выступает грозным обличителем буржуазного строя. Его роман проникнут любовью к “отверженным”, обречённым на страдания во имя того, чтобы богатые классы могли вести роскошную жизнь, предаваться разврату. Сила этого произведения в том, что автор достигает творческой вершины не в описании ужасов французской действительности, хотя и уделяет этому много внимания, а в изображении пробуждающегося народа. В изображении действительности Гюго близко подходит к реализму романов Бальзака; но Гюго в понимании исторической роли народа продвигается значительно дальше Бальзака, здесь проявляется в полной мере демократический дух его творчества. “Вглядитесь в глубины народные, и вы увидите истину”, — говорит Гюго. И он сам выполняет этот завет, пытаясь возможно полнее выразить чаяния и стремления масс. Его роман даёт ещё невиданную во французской литературе широкую картину народной жизни. Самыми значительными главами “Отверженных” являются те, в которых описаны парижские баррикадные бои в июне 1832 года. Прежде чем развернуть картины восстания, Гюго с пристальным вниманием описывает деятельность “кружка юных утопистов”, которые посвятили свою жизнь борьбе за лучшее будущее народа. Этих людей можно сопоставить с теми, ещё очень бегло очерченными героями “Утраченных иллюзий” Бальзака, которых Энгельс впоследствии назвал “людьми будущего”. И Гюго и Бальзак вплотную соприкасаются в этом важнейшем, кардинальном вопросе — в вопросе о направлении исторического развития. Правда, Баль-. зак создал образы “республиканцев — героев улицы монастыря Сен-Мерри” приблизительно на 20 лет раньше. Но то, что у Бальзака составляло эпизод, у Гюго приобретает основное значение, является вершиной всего огромного замысла. И многозначительно, что Гюго раздвигает рамки изображения, показывает новых героев не только в их утопических исканиях, но и в действии, смело выводит “настоящих людей будущего” на улицу, где кипит бой не на жизнь, а на смерть. Именно здесь “борьба за святую идею”, которую уже давно начали молодые энтузиасты Анжоль-рас и его друзья, достигает настоящего размаха, здесь выявляются подлинный масштаб и подлинное значение происходящего. Бесспорно, ни одно произведение Гюго не получило такой широкой известности, как эпизоды из “Отверженных”, посвящённые героической эпопее улицы Сен-Дени. Именно на этих страницах возникает во всей своей чудесной красоте образ подростка Гаврошь, который большинству из нас известен с детства. Именно здесь раскрываются величественные образы революционных борцов, которые без колебания шли на смерть, уверенные, что их дело победит. Одна из самых патетических глав романа носит название “Какой горизонт открывается с высоты баррикады”. Эта глава целиком заполнена вдохновенной речью Анжольраса, посвящённой будущему, защищать которое он вместе со своими товарищами пошёл на июньскую баррикаду. Недалёк тот час, говорит Анжоль-рас, когда человечество избавится от угнетателей, и тогда “не придется опасаться, как теперь, завоеваний, захватнических вторжений, соперничества вооруженных наций... не будет больше голода, угнетения, проституции вследствие нужды, нищеты вследствие безработицы, ни эшафота, ни кинжала, ни сражений, ни случайного разбоя в темном лесу нашей действительности”. Это будущее светом своим озаряет самые мрачные картины романа “Отверженные”. Роман Гюго “Отверженные” — подлинно народное произведение. Он написан удивительно ярким, свежим языком; фраза часто сгущается в меткий афоризм, который глубоко западает в память читателя. Многие из этих афоризмов, проникнутых духом народной мудрости, очень современно звучат в наши дни — дни борьбы прогрессивного человечества за мир и демократию. Гюго говорил: “...Величие народов не зависит от мрачных похождений меча и шпаги”. Как верна эта мысль и сегодня, хотя вместо меча и шпаги мрачным похождениям реакции служат напалм и атомная бомба! Гюго говорил: “С нации нельзя спороть метку, как с носового платка”. Разве и сегодня эта мысль не бьёт по космополитическим замыслам американских претендентов на мировое господство? Вскоре после “Отверженных” Гюго пишет книгу о Шекспире. Эта книга вышла далеко за пределы историко-литературного очерка. Воспользовавшись темою, автор развернул целую программу новой эстетики, подытожив свой обширный творческий опыт. Он говорит о самой благородной задаче, стоящей перед писателем, — “работать для народа”, о том, что “всякий гений принадлежит исключительно народу”, что самой высокой литературой является “народная литература”, проникнутая “демократической идеей”. Высмеивая сторонников “чистого искусства”, Гюго выдвигает требование правды, “полезности красоты”, “постижения действительности” как основы подлинного искусства. Пусть содрогаются поклонники “чистого искусства” при виде того, что “руки музы имеют пальцы служанки” — восклицает Гюго. “Искусство для прогресса”, “искусство для освобождения человечества” — таков новый эстетический идеал, к которому приходит писатель — демократ и трибун. Вот что пишет Гюго о своих читателях, о тех, к кому он обращается со своими литературными созданиями и к кому призывает обращаться всякого честного, передового писателя: “Да, все мы, великие и малые, прославленные и пребывающие в неизвестности, могучие и непризнанные, во всех наших произведениях, хороших и плохих, всех наших поэмах, драмах, романах” должны исходить из того, что “мы братья отверженного, бесправного, феллаха, пролетария, разжалованного, эксплуатируемого, ставшего жертвой предательства, побежденного, проданного, закованного, распятого, каторжника, дикаря, раба, негра, осужденного, осыпаемого проклятиями”. Вот какую аудиторию видел перед собою великий французский писатель, вот какие социальные глубины стремился он всколыхнуть своими произведениями! Эти эстетические взгляды Гюго воплощал в своём творчестве. В романе “Труженики моря” (1866) с огромным проникновением великий писатель рисует образ Жильята, простого моряка. В этом простом, незаметном человеке заключена могучая сила героизма. Рассказывая о подвиге Жильята, “надевшего намордник на океан”, Гюго с поразительной силой описал борьбу человека с могущественной природой. Гюго сравнивает мужественную борьбу Жильята против стихии с борьбой против социального зла, вызывая в памяти читателя образы Анжольраса и его друзей. Жильят является воплощением красоты человеческого духа, как и герои парижских баррикад 1832 года. Роман Гюго быстро сделался любимой книгой в демократической среде. Группа моряков Ламанша направила Гюго коллективное письмо, выражая глубокое удовлетворение его новым произведением. В своём взволнованном ответе писатель поделился с моряками заветными мыслями о значении литературы: “Я — из ваших, — писал Гюго, — я тоже матрос... и тоже плыву сквозь ночь, сквозь бурю, дождь и гром... Я борюсь против угнетателей так же, как вы боретесь с циклонами, и вокруг меня рычит зловонная клоака”. Защищая интересы народа, Гюго клеймил презрением реакционных политиканов, торговцев оружием, стремящихся нажиться на военных поставках и с этой целью провоцирующих кровавые столкновения между нациями. В 1869 году Гюго участвует в работе Конгресса мира в Лозанне. Выступая на конгрессе, Гюго говорил о том, что мир может быть обеспечен только сотрудничеством освобождённых народов, только решительной и сплочённой борьбой всех честных людей против презренных врагов человечества. Гонимый реакцией, Гюго пробыл на чужбине почти 19 лет. Вернуться во Францию ценою компромисса он не хотел. Началась франко-прусская война. 4 сентября 1870 года, после разгрома французских армий под Седаном, империя Луи Бонапарта рухнула. Гюго возвратился в родную страну, попираемую сапогом прусского милитаризма. Стремясь принять участие в спасении своего народа, Гюго пишет обращения к соотечественниками полные огня стихи, в которых глубокое патриотическое чувство соединяется с уверенностью в том, что французский народ может одержать победу над ненавистным врагом. Его поэзия служит делу народа. Он воспевает мужество простых людей Парижа, беззаветно защищающих родной город от прусских захватчиков, Одно из его стихотворений времён осады Парижа носит название “Пушке В. Г.”. История этой пушки такова: когда находившаяся под запретом книга “Возмездия” впервые была свободно издана после падения империи в осажденном Париже, то деньги, вырученные от её продажи, были пожертвованы автором на оборону; одну из пушек, отлитых на средства, собранные среди литераторов, назвали “Виктор Гюго”. Обращаясь к орудию, Гюго высказывал надежду на скорую победу над врагом. “Пусть мое сердце будет твердо, как твоя бронза, и пусть мой дух придаст крепость металлу, из которого ты отлита!” — восклицал поэт. Гюго разоблачал интриги американских политических деятелей, поощрявших захватнические действия прусских милитаристов. В замечательном стихотворении “К Франции” Гюго грозит мщением за грязные американские провокации против его любимой родины. Он клеймит, как заклятых врагов своего народа, “человека по имени Гладстон, выразившего благодарность палачам Франции, и человека по имени Грант, оплевавшего Францию”. Своё возмущение поведением американского президента Гранта поэт выразил в призыве к погибшему американскому демократу Джону Брауну: “Мертвец, сними петлю со своей шеи и рукой праведника отстегай этого человека твоей священной веревкой”, Гюго призывает народы в свидетели того, что “Америка нанесла удар ножом в спину Франции”. 18 марта 1871 года Гюго хоронил своего сына, внезапно скончавшегося в Бордо и привезённого в Париж. С вокзала до кладбища Пер-Лашез через весь город прошёл великий поэт за траурной колесницей. Восставший Париж пропустил траурное шествие сквозь все караулы и заграждения. В стихотворении Гюго “Похороны”, которое помечено этим днём, запечатлен Париж, где “народ с оружием в руках, опечаленный и задумчивый, в безмолвии строит в ряды свои неисчислимые батальоны”. “Город-герой”, “озарённый гневом революции”, оказал мужественную поддержку поэту в его горе. В этот же день Гюго уехал в Брюссель и уже не вернулся больше в Париж, хотя предполагал сделать это. Как известно, Гюго не понял Парижской Коммуны. В книге “Грозный год” отражены мучительные колебания и заблуждения поэта. Но в произведениях, написанных после падения Коммуны, с огромной силой он раскрывает величие народа. Гюго встал на защиту участников революции 1871 года от кровавой расправы со стороны реакции. Он клеймит версальцев — этих убийц, “хлещущих шампанское и кровь”, этих “свирепых любителей пожить в свое удовольствие”, этих “танцоров вчера, душителей сегодня”. Он приносит клятву преданности Франции, “великому трудящемуся народу, великому законодателю”. Огромной силы достигают образы героических участников Парижской Коммуны, которые рисует Гюго. Вот простая женщина, стойко и мужественно идущая на смерть под градом оскорблений со стороны разряженной буржуазной черни. Вот мальчик, как родной брат похожий на Гавроша: версальские палачи хотят расстрелять его, но, не боясь смерти, он с гордым презрением глядит на врагов народа. Гюго до глубины души потрясён этой красотой мужества. “В тебе великая и гордая душа” — восклицает он, обращаясь к подростку-герою. В годы установившейся во Франции реакционной третьей республики Гюго неоднократно выступает в защиту демократии и интересов народа. Обращаясь к парижским и лионским рабочим, он приветствует их “могучий, упорный и плодотворный труд” и подчёркивает, что видит в простых людях опору подлинной демократии. Он принимает участие в многочисленных собраниях и конгрессах в защиту мира. Голос его звучит грозным предостережением: он разоблачает правителей, которые “мнят себя властелинами мира, в то время как они не являются хозяевами ни своей колыбели, ни своей могилы”. Он бичует врагов человечества, “готовящих войну, т. е. смерть, в то время как мы стремимся создать жизнь”. “Что они способны изобрести, кроме пушки Крупна!” — восклицает Гюго. Поэт указывает на этих преступников против человечества, как на самую главную опасность. Борьба за мир, которую он вёл в последние годы жизни, неотделима от разоблачения происков военщины и фабрикантов оружия. Жизнь и творчество Гюго были тесно связаны с борьбой масс за социальное раскрепощение. Гюго принадлежит французскому народу. Всем своим творчеством великий писатель противостоит врагам мира, свободы и человеческого счастья. * * * Деятели прогрессивной русской мысли всегда с большой симпатией относились к творчеству Виктора Гюго. Пушкин, Белинский, Герцен говорили о его замечательном таланте. Лев Толстой причислял “Отверженных” к немногочисленным образцам “высшего, мирового” искусства. Русский критик-демократ В. В. Стасов отмечал, что французский народ “страстно любит В. Гюго, потому что слышит в нем свою родную силу, чувствует в нем одного из лучших и необыкновеннейших сыновей своих, своего трибуна, своего вдохновенного пророка и гениального апостола правды, света и новой жизни”. Горький говорил о Гюго: “Трибун и поэт, он гремел над миром подобно урагану, возбуждая к жизни все, что есть прекрасного в душе человека”. В 1913 году большевистская “Правда” в статье М. Ольминского использовала стихотворение Гюго, начинающееся словами “Искусство — молния средь бури”, в борьбе против русских декадентов, стремившихся унизить поэтическое наследие Некрасова. Современная прогрессивная французская литература испытывает на себе благотворное влияние творческого наследия Виктора Гюго. “Мы чувствовали себя под его покровительством”, — писал Ромэн Роллан, в творчестве которого с огромной силой отразилась ненависть к варварству капитализма, переполнявшая сердце Гюго. А разве в могучей революционной публицистике Анри Барбюса, обличающей врагов народа и проникновенно раскрывающей перед трудящимися блистательную перспективу нового, социалистического мира, не слышится громовой голос Гюго? Сегодня благородное дело Гюго продолжает Луи Арагон. Вдохновенная гражданская лирика Арагона воплощает гнев французского народа против поработителей Франции: его замечательный роман “Коммунисты” показывает во весь рост подлинных героев нашего времени, лучших людей Франции. Прогрессивные французские писатели — защитники мира, свободы и независимости — являются прямыми наследниками великих заветов Гюго. Творчество Гюго близко советским людям, строящим коммунизм. Гюго — один из самых любимых у нас классиков зарубежной литературы. В советских театрах ставятся его произведения. Стопятидесятилетие со дня рождения Виктора Гюго, отмечаемое по призыву Всемирного Совета Мира, находит самый живой и горячий отклик в сердцах советских людей. Они чтут великого французского писателя-демократа, мужественно обличавшего преступления капитализма, писателя — борца за мир и социальную справедливость. Эта великая годовщина послужит сплочению всех прогрессивных сил человечества на борьбу за мир, демократию и свободу. И. Анасимов |