Н.Волков о драме В.Гюго "Анджело - тиран Падуанский"

I

“Трибун и поэт, он гремел над миром подобно урагану, возбуждая к жизни все, что .есть прекрасного в душе человека”, — так писал о Гюго Горький.

И в жизнь советских людей творчество Гюго вошло как драгоценное, вечно живое наследие прошлого. Его книги стали настольными. Его пьесы — репертуарными. Дети сделались друзьями маленького парижанина, храброго Гавроша. Взрослые зачитываются многотомной эпопеей “Отверженных”. На балетных сценах развертывается скорбная история Эсмеральды. В опере поет свои гневные арии Риголетто, чьим прототипом служит шут Трибулэ из драмы “Король забавляется”. Отдельные произведения Гюго многократно издаются и переиздаются на языках народов России. В библиотечных шкафах цветной шеренгой выстраивается том за томом собрание сочинений Гюго, выпускаемое Гослитиздатом. Литературоведы посвящают Гюго научные исследования. Гюго предстает перед нами как олицетворение национальной славы Франции, как рыцарь мира — один из пламенных поборников демократических свобод, знаменосец мировой культуры.

Гюго прожил долгую жизнь. Он родился в начале XIX века - -в 1802 году. Он умер, когда век клонился к закату — в 1885 году.

В феврале 1835 года, почти в самый канун дни своего рождения, Гюго закончил новую драму — “Анджело”. Несмотря на свой молодой возраст, он как писатель уже успел создать к этому времени “собрание сочинений”. Здесь и юношеские романы “Бюг Жаргаль”, “Ганс Исландец”, и знаменитый “Собор Парижской богоматери”, и множество стихотворений, од и баллад, и, наконец, семь пьес: “Эми Робсар”, “Кромвель”, “Эрнани”, “Марион де Лорм”, “Король забавляется”, “Лукреция Борджиа”, “Мария Тюдор”. В хронологии драматургии Гюго “Анджело” занимает восьмое место.

Свои пьесы Гюго писал то прозой, то стихами, но всегда стремительно. “Анджело” — прозаическая драма. Он начал сочинять “Анджело” 2 февраля 1835 года, а закончил через семнадцать дней — 19 февраля в 10 часов утра.

У молодого Гюго, как истинного романтика, было беспокойное воображение. Он устремлялся в прошлые века я различные страны. Средневековая Италия и Испания, Англия при Кромвеле, Франция времен Франциска или Ришелье—во всех этих эпохах и землях он чувствовал себя одинаково свободно. Гюго любил изображать пышные дворцы и жалкие лачуги, площади и подземелья, сверкание шпаг и рокот гитар. Его драмы напоминают порой маскарад, в котором развеваются плащи, сверкают панцыри и парча. Лица его героев то скрыты полумаской, то сия- ют красотой в обрамлении золотых или темных кудрей. И в “Анджело” мы попадаем в этот красочный мир, где “ночь лимоном и лавром пахнет”. На этот раз Гюго приводит нас в Падую, когда она была подвластна Венеции. Он даже точно датирует время, указывая, что события драмы произошли именно в 1549 году во время правления дожа Фраяциска Данато.

Эта историческая точность вряд ли делает Гюго историком, хотя в своих примечаниях к “Анджело” он, отвечая на упреки в неправдоподобности, приводит ряд цитат из некоторых сочинений о Венеции и даже извлечения из мрачных статутов венецианской инквизиции. На основе этих статутов он и создал образ жестокого и низкого агента инквизиция, иронически наделив его именем Гомодеи, что значит по-латыни “божий человек”. Но ни подлинные документы, ни свидетельства истории не подрезают крылья фантазии Гюго, и в “Анджело”, широкой кистью набрасывая историческое полотно, он щедро пользуется неисчерпаемым разнообразием театральных красок и драматических эффектов.

На протяжении всего двух ночей и одного дня развертывается этот лихорадочный вихрь событий. Пьеса начинается ночным празднеством во дворце венецианской актрисы Тизбэ, приехавшей на гастроли в Падую. Вместе с Тизбэ приехал молодой красавец Родольфо, которого она выдает за своего брата, но который на самом деле является ее возлюбленным. К тому же Родольфо — представитель старинного падуанского рода, изгнанного некогда из пределов родного города. Теперь Падуей правит подеста—наместник Венеции Анджело. Анджело влюбляется в Тизбэ, а Родольфо тайно любит неизвестную ему по имени прекрасную венецианку, которая оказывается женой Анджело Катариной Брагадини. Весь этот любовный клубок еще больше запутывается, когда из мрака тайных подземелий выступает шпион инквизиции, истинный режиссер кровавых хитросплетений — Гомодеи.

Нет нужды пересказывать весь ход действия драмы. По существу, она является развязкой тех многочисленных происшествий и сцеплений обстоятельств, которые случились до поднятия занавеса. Для того чтобы эти обстоятельства были нам известны, Гюго широко пользуется приемом монологов-рассказов. Эти монологи произносят Тизбэ и Катарина, Анджело и Гомодеи. Иногда эти монологи приобретают характер обвинительных или защитных речей, но во всех случаях Гюго придает своим монологам действенность. Их нельзя произносить холодным или равнодушным тоном, они по самой природе эмоциональны, в них вложены разнообразные чувства и мотивы: жар сердца и горечь воспоминаний, любовная страсть и жестокое коварство, леденящий ужас и пламя мести.

В “Анджело” почти нет психологических пауз. Реплики действующих лиц здесь —

не обыденные разговоры, они всегда носят характер либо страстных объяснений, либо прямых столкновений.

Гюго любит, чтобы не только люди,но и вещи участвовали в развитии действия. В “Анджело” решающую роль играет распятие из полированной меди и ключ, которым можно открыть любую дверь. В ларце, присланном в подарок Тизбэ венецианским настоятелем, положены два флакона: один, белый, со снотворным, а другой, черный, с ядом, и одно из действий “Анджло” так и названо Гюго: “Белое вместо черного”.

Белое и черное —- это не только цвет флаконов, это принцип контрастов, которыми любит пользоваться Гюго в “Анджело”. Каким зловещим контрастом выглядит в спальне Катарины ее пышная постель, замененная внезапно по распоряжению Анджело зловещей плахой и топором палача. Пусть это уже атрибут не трагедии, а мелодрамы, но Гюго не отказывается и от чисто мелодраматических эффектов — они нужны ему для усиления напряженности действия, для того, чтобы Анджело был не просто наместником Венеции, а подлинным тираном падуанским.

Как ни фантастичен на первый взгляд сюжет “Анджело”, Гюго как драматург абсолютно верит, что его драма — это подлинное отражение исторической действительности. Силой своего таланта он хочет убедить нас, что история Тизбэ и Катарииы, Анджело, Родольфо и Гомодеи взята из венецианской хроники 1549 года, а не придумана им самим. В этой убежденности Гюго в достоверности своей драмы — ключ к ее постановке. Если не проникнуться верой Гюго в романтическую правду его действующих лиц и их поступков, пьесу нельзя воплотить на сцене. Если этой веры нет, пьеса будет выглядеть со сцены или холодной стилизацией, или напыщенной декламацией, а не тем особым видом романтического реализма, который раскрывал в своих равных пьесах Гюго — страстный проповедник возвышенных идей на сцене. В этом смысле “Анджело” — своеобразный идейный манифест, изложенный на языке сценических образов. Театр как кафедра передовых мыслей и тенденций своего времени — вот о чем думал Гюго," когда сочинял “Анджело”. Это мы знаем от самого драматурга, ибо, готовя “Анджело” к печати в том же 1835 году, он написал специальное предисловие к тексту, в котором изложил свою точку зрения на “Анджело”, указав на основные, идейные моменты драмы.

Гюго называет свою драму пьесой, истекающей из сердца. Он ставит в ней главной задачей создание двух важных женских образов: женщины в обществе и женщины вне общества. В Катарине и Тизбэ Гюго старается исчерпывающе показать судьбу всех женщин, часто великодушных и всегда несчастных. Он хочет женщину в обществе защитить от деспотизма, женщину вне общества — от презрения.

Гюго возлагает вину не только на мужчин, наделенных властью, но и на весь социальный строй. Он равно защищает страдалицу аристократку и страдалицу куртизанку. Он стремится в своей драме увидеть прошедшее в настоящем и настоящее в прошедшем. Историк, он хочет быть современником и в образах пьесы дать изображение целого века, понимание всей цивилизации, всего народа.

Гюго утверждает, что драма — это не только красивое существо, но и общественный урок. Драматический поэт, по мнению Гюго, должен нести в толпу мысль, полезную для общества и всего человечества. Таким общественным уроком, представленным в живых художественных образах, по замыслу Гюго и является его драма “Анджело”.

II

Летопись сценической жизни “Анджело” началась немедленно после его написания. Новая драма Гюго была впервые показана на сцене театра (Французской Комедии 28 апреля 1835 года, то есть через два с половиной месяца после того, как драматург ее закончил.

Однако история первой постановки “Анджело” проходила со всевозможными препятствиями я связана с соперничеством двух знаменитых актрис того времени — Марс и Дорваль. Это соперничество происходило как бы по вине автора, создавшего в “Анджело” две одинаково ведущие женские роли — жену Анджело Катарину и венецианскую актрису Тизбэ.

Гюго предложил Mapc, главенствующей в “Комедн Франсэз”, самой выбрать роль, а на вторую роль дирекция по указанию автора должна была пригласить популярную исполнительницу мелодрам — Мари Дорваль.

По своим артистическим данным обе актрисы являлись полной противоположностью друг другу. Марс была блестящей представительницей отточенного мастерства классического репертуара. В ее великолепной игре ум преобладал над сердцем, но она восхищала зрителей изумительной чеканкой созданных ею образов. Дорваль была истинной выразительницей романтического театра, актрисой “смелого и вольного таланта”, которая с необычайным подъемом передавала чувства любви, страсти и страданий своих героинь. Она захватывала зрителей силой переживаний, бурным темпераментом. Марс была по преимуществу любимицей солидного буржуазного партера, Дорваль — шумной и восторженной богемы, райка.

В силу сценических данных обеих актрис Марс должна была бы играть Катарину, а Дорваль — Тизбэ, .но поэтому-то Марс, имевшая право выбора, решила играть Тизбэ, дабы ее соперница не смогла проявить лучшие стороны своего дарования.

Репетиции “Анджело” происходили в обстановке борьбы, которую Марс вела против Дорваль, предъявляя к Гюго ряд требований, затруднявших для Дорваль исполнение роли Катарины. То это касалось изменения отдельных мизансцен, то советов избрать для Катарины какую-нибудь другую смерть, а не яд, то пожеланий сократить монолог Катарины в третьем действии, так как он слишком длинен. “Не могу же я стоять как истукан, пока эта госпожа осыпает меня бранью. Сократите .по крайней мере ее монолог”, — раздраженно говорила Марс — Тизбэ о гневных словах Катарины — Дорваль, обращенных к Анджело и Тизбэ. Но Гюго решительно давал отпор притязаниям Марс, так что дело порой доходило до полного разрыва не только Гюго с Марс, но— Гюго с театром. Дорваль же при всех выпадах Марс стояла на стороне автора, а по отношению к своей сопернице занимала сдержанную и тактичную позицию.

Единственная уступка, которую сделал Гюго дирекции театра, — это исключение из текста драмы сцены смерти Гомодеи, заменив самую смерть упоминанием о ней в рассказе Родольфо. Руководителям театра казалось, что картина притона шпионов инивизиции и тайных убийц вызовет своей грубостью протесты публики и погубит спектакль. Гюго согласился с этими доводами и сделал соответствующую купюру. Эту же купюру он повторил и при первой публикации текста “Анджело”. Только в издании 1882 года пропущенная картина была напечатана впервые.

Было много и других терний на пути к постановке “Анджело”. То это было печатание афиш, где имя Марс предполагалось набрать крупным шрифтом, а имя Дорваль — мелким, то возникали затруднения с костюмами. В частности, Марс надела на голову русский кокошник, поскольку, по ее мнению, ей шел костюм “московитянки”. Но, хотя Гюго и попробовал заметить, что Тизбэ скорее итальянка, чем “московитянка”, на своем мнения не настаивал, и ссоры из-за костюма не произошло.

Премьера “Анджело” прошла с успехом. Буржуазная публика аплодировала Марс, демократическая — рукоплескала Дорваль. Но независимо от симпатий публики обе актрисы с честью преодолели стоявшие перед ними трудности. Громадный успех выпал и на долю Бовалле, который был идеальным исполнителем самого Анджело.

В своей заметке по поводу первого представления “Анджело” на сцене французского театра Гюго дал следующую оценку исполнителям главных ролей драмы: “Господин Прово воспроизвел с скульптурной четкостью мрачный и таинственный профиль Гомодеи. Господин Жеффруа воплотил с подлинным жаром н нервностью своего Родольфо, печального и сильного, страстного и рокового пораженного как человек — любовью, как князь — изгнанием. Господин Бовалле, выражая своим прекрасным голосом прекрасную чуткость, мощно создал величественную и суровую фигуру того Анджело, который является тираном городя и владыкой дома. Создание этой роли ставит Бовалле в глазах всех в ранг лучших актеров настоящего времени. Что касается мадемуазель Марс, то она была очаровательной, утонченной и возвышенной, временами — глубокой и неизменно совершенной. Что касается мадам Дорваль, то она была грациозной и правдивой, потрясающей и проникновенной. Что можно еще сказать после того, что сказано, среди криков браво, знаков одобрения, рукоплесканий и слез, об этой покоренной толпе зрителей, которую каждый вечер ослепляет блеск обеих великолепных актрис?”

Через пятнадцать лет, в 1850 году, при возобновлении “Анджело” на сцене “Комеди Франсэз” роль Тизбэ играла прославленная Рашель, Катарины — ее сестра Ребекка Феликс. Только в роли Анджело неизменно выступал первый исполнитель — Бовалле.

Кроме Марс я Рашель роль Тизбэ исполняли великие трагические актрисы последующих десятилетий. В начале 60-х годоз “Анджело” ставила в России во время своих гастролей Аделаида Рйстори. Тизбэ была одной из основных ролей в репертуаре Сары Берн.ар.

За сто двадцать лет своего существования эта драма молодого Гюго прочно вошла в репертуар многих и многих театров самых различных стран. Ее часто играли в старом русском театре. Не исчезает она и из репертуара многих театров Советского Союза, живо чувствующих романтический пафос драмы Гюго, ее яркую гуманистическую направленность.

“Анджело” неоднократно вдохновлял композиторов. По мотивам драмы написаны известные оперы — “Анджело” Цезаря Кюи и “Джиоконда” Понииэлли, с успехом шедшие в свое время на сцене русских музыкальных театров.

Долговечность “Анджело” обеспечивает не столько занимательность его сюжета и замечательный материал ролей Тивбэ, Катарины, Анджело, Родольфо, Гомодеи, но тот дух демократизма, который наполняет пьесу, являющуюся страстным протестом против деспотизма, гневным изобличением тирании. Когда-то Шиллер предпослал своим “Разбойникам” слова: “Смерть тиранам!” Этот лозунг мог поставить и Гюго к своей пьесе о тиране падуанском.

С еще большим правом, чем в 30-х годах прошлого столетия, писатель мог бы повторить и в наши дни знаменательные слова своего предисловия к “Анджело”:

“В наш век горизонт искусства стал исключительно широк. Вчера поэт говорил: публика. Сегодня поэт говорит: народ”.

Н. Волков