О времени и о себе…

Сборники воспоминаний

Епархиалки : воспоминания воспитанниц женских епархиальных училищ / сост., предисл., подгот. текста и коммент. О.Д. Поповой. - Москва : Новое литературное обозрение, 2011. - 304 с.

Епархиальные училища - закрытые средние женские учебные заведения, созданные по Уставу 1843 г. и просуществовавшие до 1917 г. Предназначались главным образом для дочерей священников, содержались на средства, полученные от сборов с церквей и находились в ведении Синода. В отличие от институтов благородных девиц, в которых воспитанниц готовили для светской жизни, выпускницы епархиальных училищ должны были стать достойными супругами служителей церкви и добродетельными матерями. Поэтому особое внимание уделялось воспитанию у них скромности и христианского благочестия, навыков в хозяйственной деятельности.

Учебный курс (6 классов) был близок к курсу женских гимназий. Окончившие курс епархиалки получали право на звание домашних учительниц и могли преподавать.

В книге представлены воспоминания и дневники девушек из Архангельского, Калужского, Орловского, Рязанского, Ярославского, Царскосельского и других училищ. Они показывают различные стороны их жизни: учеба, дружба, отношения с преподавателями, развлечения и повседневный быт; дают представление о жизни в такой закрытой и малоизвестной среде.

Анастасия Лебедева. В Исидоровском училище

Как и старшие сестры, я училась в Петербурге, в Исидоровском епархиальном женском училище… Я поступила в 1911 году в параллельный класс. При вступительных экзаменах надо было написать диктовку, сказать наизусть по выбору стихотворение (я прочитала «Вырыта заступом яма глубокая» Никитина) и знать таблицу умножения.
 Воспитанницы класса различались по цвету платья (в 1-2-м классе платья (из камлота) были темно-красные (бордо); в 3-4-м – зеленые; в 5-м и 6-м – лиловые; в 7-8-м – серые. В будние дни мы носили черные передники и белые пелеринки.

Порядок дня в училище был следующий: в 7 часов по звонку мы вставали. Примерно в 7 часов 30 минут становились в пары и шли на молитву… Затем мы выпивали кружку холодного чая, к которому полагались два кусочка сахару и французская булка за 3 копейки (горячий чай мы пили вечером и уже с мягкой французской булкой). После большой перемены начинались уроки до завтрака, состоявшего из каши или куска пирога или черного кофе с ломтем полубелого хлеба. Затем два урока, до обеда. Помню, что всем нам хотелось есть, уносить хлеб в кармане не разрешалось. Только за обедом мы на какое-то время утоляли свой голод… Обед состоял из трех блюд. Соблюдались «постные» дни – среда и пятница. По воскресеньям в меню было: суп с мясом, котлеты с пюре и пирожное, на выбор. Готовили вкусно. После вечернего чая, в 5 часов, шло приготовление уроков, затем ужин (из двух блюд плюс тайком приносились куски хлеба). За обедом и ужином ставились кувшины с квасом. После ужина кто сидел в классе, кто в спальне.

Говорят, исидорянки отличались трудолюбием, и это неудивительно, так как их воспитывала училищная и домашняя обстановка. После окончания 6 или 8 классов исидорянки работали учительницами, чаще в так называемых церковно-приходских школах с трехгодичным обучением. Высшее образование получала незначительная часть воспитанниц. В известной мере подготовкой к нему был восьмой класс, который делился на физико-математическое отделение и историко-филологическое.

Н.Д. Лидина. Архангельское епархиальное училище начала XX века

В епархиальном училище получали среднее образование в основном дочери духовенства. Аттестат о его окончании давал право на звание учительницы начальных классов. В Архангельской губернии было одно такое училище, поэтому в Архангельск родители привозили дочерей их самых удаленных мест…

Существовало распространенное прозвище епархиалок – репки. По преданию, прозвище это закрепилось за ними вот по какому случаю: какой-то добрый благодетель привез затворницам большой мешок репы, поставил его в коридор. Какая-то девица подсмотрела это, рассказала подругам, и все они побежали и расхватали репку. Пришел хозяин – репки-то и нет.

Изучая науки, девочки получали религиозно-нравственное воспитание. Без молитв ничего не делалось: молились утром, молились перед едой, перед сном. Во все праздничные дни ходили ко всенощной и литургии, в Великий пост говели, исповедовались и причащались…

Училище старалось приготовить девочек к будущей их жизни, чтобы из них вышли хорошие помощницы мужьям и заботливые матери детям. Девочки дежурили в кухне и столовой, занимались на уроках рукоделия шитьем, вязанием, вышиванием, в последнем классе девушки учились шить даже подрясники. Чтобы семинаристы могли приглядеть себе будущую попадью, устраивались по соглашению начальства в семинарии и училище вечера.

Семинаристы приходили в училище, а потом [устраивались] игры-хороводы с пением. Все это, конечно, происходило под присмотром воспитателей. Танцы не разрешались. Ведь тогда бы девушке надо было обниматься с парнем. Такой вольности, конечно, строгие воспитатели допустить не могли.

О.Н. Благовещенская (Беляева), воспитанница Калужского епархиального училища

…Я никогда не скучала на уроках Константина Эдуардовича [Циолковского]. Вероятно, потому, что объяснял он тоже как никто: понятно, образно, наглядно, без вычурных, прилизанных книжных фраз, и сам увлекался тем, о чем говорил. Вот он объясняет силу солнечного притяжения, и так ясно и интересно, что я не удерживаюсь от вопроса: «А если постороннее тело попадет в орбиту Солнца, что с ним будет?» - «Оно будет носиться вокруг Солнца, как планета. Вот если бы Беляева (это я) очутилась там, она вечно бы носилась вместе со спутниками Солнца вокруг него».

Все мгновенно представили себе Беляеву, маленькую, вихрастую, в длинном, нескладном зеленом форменном платье, в белых чулках и башмаках, несущуюся в надзвездных сферах в качестве спутника Солнца! Смеется сам Константин Эдуардович, покатывается со смеху весь класс.

Однажды во время опытов, проводившихся вместе с нами, он разбил стакан и страшно взволновался, что нам достанется за казенный стакан. Чтобы его успокоить, мы сказали, что стакан принадлежит одной ученице. Тогда Константин Эдуардович вынул десять копеек (стоимость стакана) и стал настаивать, чтобы девочка взяла деньги. Мы совсем уже смутились и не знали, как его успокоить, окружили его и клялись, что этот стакан нам ничего не стоил.

Если он замечал, что кто-нибудь из нас читает постороннюю книгу, то молча подходил, смотрел ее, хвалил и книгу и писателя и просил не читать на уроке. «Физика тоже нужна», - скажет и отойдет.

А.В. Добромыслова, воспитанница Калужского епархиального училища

К.Э. Циолковский был моим учителем в 1910-1911 годах… Свои уроки Константин Эдуардович проводил по установленному порядку. Сначала вызывал учащихся и спрашивал урок, затем задавал  вопросы по пройденному материалу, а потом объяснял задание на дом. Рассказывал он всегда вдохновенно. После следовало повторение нового материала кем-либо из сильных учениц. Таким образом Константин Эдуардович проверял, как класс понял его объяснения. Затем указывал страницы по учебнику. На этом урок заканчивался.

 Однажды тема не «дошла» до класса, это была «теплоемкость». Мы решили просить повторить объяснение. Перед началом урока дежурная по классу передала Константину Эдуардовичу нашу коллективную просьбу. Но на этот раз Константин Эдуардович почему-то вспылил. И, покраснев, не приняв во внимание заявление дежурной, стал вызывать по алфавиту к столу и спрашивать одно и то же - «теплоемкость». Картина была такая:

 - Бурцева! Теплоемкость.
 - Я не выучила.
 - Садитесь. Единица.
 - Беляева. Теплоемкость.
 - Я не знаю.
 - Виноградова! - и так далее, пока треть журнала не запестрела «единицами». Тогда Константин Эдуардович бросил ручку на стол и большими шагами стал ходить по классу, повторяя: «Несчастные... неразумные...» Успокоившись, он объяснил снова «теплоемкость», вызвав по обыкновению для повторения Олю Соколову. Но на этом дело не кончилось. Перед уходом из класса Константин Эдуардович остановился в дверях и, обращаясь к нам, сказал: «Я, простите, немного погорячился». «Финал» был встречен с восторгом.

Все сборники